футов и полетел над почти горизонтальной снежной поверхностью, лежащей на высоте около 2000 футов . В 30 милях от залива Фазеля Джон Льюис вдруг спросил: «Что это на горизонте?» Увидев низкую темную черту, я ответил: «Облако»; несомненно, эта черта и была облаком. Но минуту или две спустя, глядя в бинокль, я увидел то, что мне пытался показать Джон, – другую, далекую, похожую на гребень черту, то светлую, то темную; это была, конечно, очень далекая горная цепь прямо к югу от нас, видимо идущая в общем направлении с востока на запад. Мы оценили высоту гор в несколько тысяч футов, а расстояние до них не менее чем в 75 миль . Высшая точка хребта, видимо, находилась на западном его конце, а за ней дальше к югу виднелся еще один отрог. К востоку темные пятна обнаженных скал редели, и широкие снежные склоны, казалось, спускались между гор далеко вниз, открывая, может быть, дорогу для машин ко льдам, лежащим выше за горами.
Наше первое открытие взволновало нас. Естественно, мы испытывали желание взять курс на горы и узнать, какого рода преграду они могут создать для нашего наземного похода на юг. К сожалению, радиосвязь с судном уже была утрачена и нельзя было сообщить им наш новый курс; у нас также не было достаточного запаса горючего, чтобы продолжать полет так далеко. С грустью мы повернули назад, к судну. Там мы обсудили наше открытие и его значение для экспедиции. С одной стороны, доказано, что появилось новое препятствие для похода. С другой – наши топографы и геологи могли теперь рассчитывать на определенную работу, вместо того чтобы видеть перед собой бесконечные однообразные снежные поля.
Вечером было решено совершить на следующий день полет прямо к этим горам. В этом полете Гордона Хэслопа сопровождал Блейклок, намереваясь сделать набросок карты местности, который помог бы ему, когда он выступит на юг для разведки первой части маршрута нашего главного похода, запланированного на следующее лето. Утренняя температура была – 20°, и полынья шириной в милю вокруг судна покрылась полудюймовым молодым льдом. К счастью, ветер был слабый, а день ясный и солнечный. Хэслоп и Блейклок поднялись в воздух и взяли курс на вновь открытую горную цепь, которую мы уже назвали «горы Терон». Спустя час они уже делали круги над высшей точкой, по их сообщению, высотой около 4506 футов . Согласно их наблюдению, горы в общем идут с северо-востока на юго-запад, образуя скалистую стену, обращенную к северу. Во многих местах ледники спускались вниз между гор или срывались ледопадом с крутых обрывов и сливались внизу с ровным льдом у их подошвы.
Горы, примыкающие с юга к этому скалистому крутому обрыву, были погребены под гладким снежным куполом. За этим куполом с востока на запад спускался ледник; южную стену его составлял второй большой хребет, высота которого, по их мнению, достигала шести или семи тысяч футов.
На борту «Терона» напряженно ждали прибытия самолета, так как ветер перешел в северо-западный и гнал паковый лед к северу, ежеминутно сужая полынью, в которой стояло судно. Когда паковый лед сплотился, он сжал тонкие льдины молодого льда и наслоил их одну на другую. Увлекательное, но грозное зрелище – тонкий лед разламывался на множество угловатых пластин, которые беззвучно скользили одна поверх другой, как рассыпанные игральные карты, каким-то образом ожившие, чтобы образовать новую колоду. Они все двигались, становились толще, вспучивались, скользили, наступали на судно, и, казалось, лед ожил и молча движется, грозя уничтожить нас.
В половине двенадцатого Маро решил, что судно должно отойти через час, но самолет еще был в воздухе и приходилось ждать его возвращения.
С каждой минутой лед вокруг нас продолжал утолщаться: тяжелый паковый лед, двигаясь на юг, постепенно сжал тонкий слой молодого льда шириной в одну милю до 100 ярдов и даже меньше. В половине первого, когда «Остер» сел, снежная каша и наслоившийся лед вокруг судна уже имели толщину 18 дюймов , а вдали на востоке показался язык пакового льда, приближавшийся к судну, угрожая закрыть нам выход в этом направлении.
Теперь необходимо было торопиться; восемь членов рекогносцировочной партии уже уложили свои вещи на сани и приготовились идти наверх, на строительную площадку. Нам оставалось только поднять самолет на борт и поспешно попрощаться с теми, кого мы оставляли здесь. Мы знали, что впереди у них грандиозная задача – задача, ставшая гораздо более сложной из-за нашего позднего прибытия. Мы предполагали закончить до ухода судна хотя бы каркас жилого домика. Но в действительности все, что мы успели сделать, – это собрать снова ящик вездехода сноу-кэта; этот ящик должен был служить временным укрытием, пока будет построен главный домик. Не подозревали мы, что этот ящик послужит партии жильем в течение всей зимы в Антарктике.
Членам передовой партии предстояло приступить к еще одной большой задаче, которая не была раньше предусмотрена, – перевезти около трехсот тонн запасов с морского льда у подошвы шельфового ледника на 200 футов выше, на площадку базы Шеклтона. Для выполнения этой задачи у них были один сноу-кэт, два «Уизела» и два трактора «Фергюсон» со специальными гусеницами. Благоприятной стороной ситуации было то, что на случай, если нам окажется трудно вернуться следующим летом, мы оставляли рекогносцировочной партии запасы продовольствия и топлива, которых ей хватит не меньше чем на три года.
Как только самолет приняли на борт, все собрались на льду, чтобы попрощаться с теми восемью, кого оставляли здесь. Тут было всего понемногу: рукопожатия и шутки, смех и неловкость. Никому не нравилось, что экспедиция делилась на две половины, и у многих из тех, кто уезжал на родину, было чувство неловкости, будто они бросают своих товарищей в беде.
Затем «Терон» медленно заскользил, отходя от кромки льда, и, повернув по широкой дуге, взял курс на восток. Три долгих гудка заглушили последние прощальные возгласы; мы стоим молча, махая руками крохотной группе людей, которые быстро уменьшаются в размерах, и вот уже нельзя различить отдельные фигуры.
Судно шло вперед, и плавучий мелкий битый лед расходился и снова смыкался позади, как будто оно плыло в огромной луже белой грязи. Скоро «Терон» подошел к точке, где, как мы раньше видели, паковый лед надвигался на припай. В самом узком месте свободный промежуток имел теперь только 12 футов ширины, но все же, казалось, судно сможет пробить себе дорогу. Когда передняя часть корпуса вошла в промежуток, то сразу стало ясно, что в ненагруженном состоянии легкое судно даже при полной мощности не сможет ни сломать, ни сдвинуть очень толстый лед.
Приди «Терон» на пять минут раньше, он, несомненно, легко бы прошел через это узкое место на чистую воду за ним, но теперь приходилось высвобождаться из этой точки нарастающего сжатия. Двигаться назад было нелегким делом из-за каши наслоившегося тонкого льда позади судна, скреплявшей отдельные большие льдины, как жидкая замазка. Если бы эта «замазка» замерзла, то «Терон» стал бы совершенно неподвижным, как если бы его забетонировали.
Наконец судно медленно двинулось задним ходом, и капитан Маро смог начать пробираться к северу сквозь сложную сеть сплоченных ледяных полей. Меньше чем через полчаса мы стали неподвижно, зажатые льдами, и были вынуждены ждать ослабления сжатия. В эти минуты на борту ощущалось общее напряжение, так как каждый знал, что необходимо освободиться быстро или повторить дрейф на запад несчастного «Эндьюренса» Шеклтона.
Через два часа «Терон» начал медленно и с трудом продвигаться к северу. Было очевидно, что мы
