Все самое важное для жизни я узнал в детском саду

Кроме того, меня спросили только об одном: «Не найдется ли соединительного провода?»; а умею я им пользоваться или нет — никто не спрашивал! Я-то думал, что как раз он знает, что с этим проводом делать: спрашивает уверенно, приехал аж из Айдахо, да и вид впечатляющий — бейсбольная кепочка и ковбойские сапоги. Такие люди уже в колыбели все знают о соединительных проводах. А он, должно быть, решил, что солидному, седобородому дяде в спортивных туфлях, да к тому же владельцу старенького «фольксвагена», просто на роду написано пользоваться соединительными проводами. В общем, достал я свои провода, и мы принялись важно расхаживать и, как подобает настоящим невозмутимым мужчинам, рассуждать о делах автомобильных. Под капот его драндулета заглянули — а аккумулятора-то и нет!

— Черт возьми! — сказал я. — Аккумулятор у тебя умыкнули — вот в чем загвоздка.

— Черт побери! — воскликнул он.

— Аккумулятор не здесь, а под задним сиденьем, — раздался голосок прелестной женушки.

— Ах, да, верно…

Мы весь багаж вынули, само сиденье оттащили на стоянку, а под ним действительно был аккумулятор — на своем месте, в целости и сохранности. Осталось только соединительные провода приладить куда следует. Я засомневался в автопознаниях этого горемыки, когда он, поглядывая на жену и глупо ухмыляясь, громко прошептал, что в школе, в старших классах, автодело и вопросы половой жизни он проходил одновременно и у него так все в голове перепуталось, что до сих пор не знает, где что находится и куда что прилаживать, чтобы заработало. Мы захохотали. Мы — но не жена. Ей было не до смеха. Она молча взяла инструкцию и начала перелистывать.

В конце концов наши познания свелись к следующему: важную роль играют положительные и отрицательные полюса, двигатели обеих машин или хотя бы одной должны быть включены, и тогда вроде бы заработают батареи емкостью шесть, двенадцать и еще сколько-то там вольт. Я думал, что он сам во всем разбирается, а мое дело — помогать. Он же, видимо, решил, что помогать — его дело. Мы с превеликим усердием все ко всему подсоединнли и одновременно включили зажигание в обеих машинах. От образовавшейся электрической дуги сгорела его система зажигания, соединительные провода припаялись к моей батарее, а бейсбольную кепку с его головы как ветром сдуло. Звук был такой, словно самая большая в мире муха врезалась в экран электрической ловушки: «З-З-ЗИЩ!» Добавьте жутчайшую синюю вспышку и немного дыма. Электричество — удивительная штука.

Мы сели прямо на заднее сиденье его автомобиля — оно все еще лежало на стоянке — в изумлении от сотворенного. Жена его, прихватив с собой инструкцию, отправилась на поиски хоть в чем-то разбирающегося помощника. Мы же невозмутимо философствовали, стараясь не обращать внимания на всякие малоприятные обстоятельства.

— Невежество, электричество и гордыня — смертельно опасное сочетание, — рассуждал он.

— Правильно! — поддержал я. — Это все равно что спички в руках трехлетнего малыша. Или автомобиль в руках шестнадцатилетнего оболтуса. Или вера в Бога в сознании святого или маньяка. Или ядерный арсенал в руках киногероя. Или же соединительные провода и аккумуляторы в руках дураков. (Мы пытались сделать фундаментальные, глобальные выводы, исходя из собственного, хотя и весьма плачевного, опыта обращения с электричеством.)

Некоторое время спустя я получил посылку из города Нампа, штат Айдахо. Подарок от прелестной женушки того бедолаги. Знак милостивого прощения с увещеванием идти с миром и не грешить более. Она прислала идиотонепроницаемые, не образующие сгибов соединительные провода с электронным автоматическим включением. С дополнением в виде инструкции на английском и испанском языках, в которой о проводах этих сказано все необходимое и даже больше. Конструкция проводов просто замечательная: когда все что надо подсоединено, маленький контрольный переключатель определяет, правильно ли соединена электроцепь, прежде чем по ней пойдет ток. Так что есть время подумать, действительно ли нужно пускать ток. Наверное, каждому из нас пригодился бы такой приборчик, когда приходится иметь дело с любой — не: только электрической — силой. И хорошо, что здесь возможен прогресс, наперекор невежеству, и гордыне. Прогресс — возможен!

Эй, друзья, кому соединительные провода нужны? У меня найдутся, еще как найдутся! Хотите, подсоединю вас к самой большой электростанции? Или к Всевышнему? Или к любым силам, какие только есть в природе? Да будет так!

* * *

ИЮНЬ 1783 ГОДА, ЧЕТВЕРТЫЙ ДЕНЬ МЕСЯЦА — более двух веков назад. Базарная площадь французской деревушки Анноне, что под Парижем. На специальном помосте дымит костер — в него подбрасывают влажную солому и шерстяное тряпье. Над костром, натягивая сдерживающие веревкн, колышется огромный — метров десять в поперечнике — мешок из тафты: balon? (?Воздушный шар (франц.).)

В присутствии «почтеннейшего общества, а также множества прочего люда», под громкие одобрительные крики крепежные веревки перерубили, н высвобожденный шар — machine de l`aerostat — величественно поднялся в полуденное небо. Он достиг почти двухкилометровой высоты, а затем спустился на поле в нескольких милях от старта. Воинственно настроенные крестьяне приняли его за орудие дьявола и разорвали вилами на части. Так прошел первый принародный запуск воздушного шара, первый шаг в истории аэронавтики.

Старина Франклин был тогда во Франции в качестве полномочного представителя недавно образовавшихся Соединенных Штатов Америки. Тот самый — с ключом, воздушным змеем, молнией, двухфокусными очками и печатным станком. Когда один из стоявших рядом с Франклином спросил, какая польза от этого самого шара, Франклин дал ответ, вошедший в историю: «А какая польза от новорожденного?» Такой человек, как Франклин — любознательный и с богатым воображением, — прекрасно отвечал на собственные вопросы, и в его дневнике появилась запись: «Этот шар откроет человечеству небо». Следует заметить, что и крестьяне оказались по-своему правы. Ибо шар стал предвестником великого зла: через много лет деревня будет стерта с лица земли бомбами, падающими с неба. Но не будем забегать вперед.

Итак, за несколько месяцев до того памятного июньского дня некто по имени Жозеф-Мишель Монгольфье коротал вечер у камина. Он пристально смотрел на огонь, на то, как искры, увлекаемые дымом, летят вверх по дымоходу. Тут начался полет и его фантазии, увлекаемой дымом. Раз дым идет вверх, то почему бы не перехватить его и не набрать в мешок? Вдруг мешок тоже поднимется, да еще с чем-нибудь или с кем-нибудь в придачу?

Мужчина средних лет, сын преуспевающего владельца бумажной фабрики, приверженец великой религии XVIII века — Науки, натура яркая и страстная, к тому же располагавшая свободным временем, — таков портрет господина Монгольфье. И он взялся за дело вместе с практичным, рассудительным младшим братом Этьенном; да и отцовские средства пригодились. Сначала пробовали бумажные пакеты, затем шелковые мешки и, наконец, остановились на тафте с покрытием из смол. И пожалуйста вам — вуаля! Настал день, когда с площадки в Версальском парке взмыл вверх воздушный шар, поднявший в небо овцу, петуха и утку. Все вернулись целы-невредимы, а это означало, что там, в вышине, никаких ядовитых газов нет, как того опасались раньше.

Активнее других поддержал братьев Монгольфье молодой химик Жан-Франсуа Пилатр де Розье. Ему не хотелось делать шары — ему хотелось полететь на одном из них. Братьев интересовали научные эксперименты. Братья были умудренные жизненным опытом наблюдатели — и только. А Пилатр хотел летать. Он был молод и жаждал приключений. И вот осенью, 21 ноября того же 1783 года его мечта сбылась. В парке королевского дворца в Ля-Мюет, в Булонском лесу, ровно в 13.54 его мечта воплотилась в великолепном шаре размером с семиэтажный дом, разукрашенном знаками зодиака и монограммой короля. Все выше и выше поднимался Пилатр — далеко внизу остались верхушки деревьев и колоколен; он пролетел пять миль и приземлился на другам берегу Сены.

Жозеф-Мишель и Этьенн Монгольфье прожили долгую и плодотворную для науки жизнь, смерть встретили тихо, в своих постелях, на родной земле. Жан-Франсуа Пилатр де Розье через два года после