— Эй, сведи ее вниз, убери ее отсюда, — говорит Деррик человеку Домингеса, как будто тот мальчик на побегушках.
В комнате смердит. Похоже, Фредди и верно побывал здесь. Я смотрю на женщину и краем глаза замечаю язык пламени из окна. Соседнее здание… Взрыв, огонь и осколки. Стекла вылетают, и меня швыряет на Деррика.
— Трент, пора делать ноги! Сейчас весь квартал займется! — кричит по радио пилот вертолета.
— Нет, черт подери! Оставайся на месте, слышишь? Будь на месте или я надеру тебе задницу!
Язык пламени лижет фасад нашего дома. Деррик помогает мне встать.
— Ну что, не передумала еще? — Я мотаю головой. — Ладно, пошли. — Через выбитое окно он вылезает на пожарную лестницу. Проржавевший металл стонет под его тяжестью. Пожар в соседнем доме разгорается. — Сюда! — кричит он, и взгляд у него такой, что вовек не забудешь. Клуб дыма проникает в окно, на миг закрывая Деррика. Мы с Домингесом вылезаем наружу, стараясь не дышать в окутавшей нас дымовой завесе.
— Ребята, времени в обрез! — орет Деррик, взбираясь на крышу.
Битум на кровле дымится от жара. Куски дерева от недавнего взрыва горят там и сям. Дым такой, что улицы не видно. Я не вижу вообще ничего, кроме Деррика.
Он, присев, кричит что-то в рацию. Домингес, обойдя его слева, прочесывает крышу дюйм за дюймом. Другой спецназовец движется вправо.
— Тебе придется снять нас с крыши! — долетает с ветром обрывок переговоров Деррика.
— Повтори, тебя не слышно! — отвечает радио.
Слышится треск, и дом перекашивается. Пламя взвивается в воздух позади нас — там, где пожарная лестница.
Стреляют — три выстрела справа и сзади.
— Вон он! Вон он! — показывает спецназовец. Я не вижу ничего, кроме дыма.
Ага, есть. В десяти ярдах от меня. Фредди Барнс, с торчащим из ноги дротиком, ругается почем зря. У него пистолет.
Мой мозг посылает команду руке, которая реагирует недостаточно быстро. Домингес ушел слишком далеко влево, его не видно за дымом — он вне игры.
Пистолет щелкает дважды. Спецназовец падает. Две пули попадают ему в грудь, крупного калибра, судя по его гримасе. Он отделается двумя здоровенными синяками на ребрах благодаря бронежилету.
Фредди обращает свой пистолет ко мне.
— Полиция! Бросай оружие! — орет Деррик, и кусок кровли проваливается внутрь.
<я никого не убивал>,
думает Фредди и смотрит на меня так, как будто я уж непременно пойму.
— Не двигайся, засранец! — орет Деррик. Еще часть крыши рушится. Мне кажется, что моя кожа вот- вот воспламенится.
— Не стреляй! — вопит Фредди, когда Деррик наставляет на него пистолет. Где-то в здании раздается взрыв, и состояние крыши становится критическим.
— Дженни! Скажи ему, чтобы не стрелял! — кричит Фредди, застилаемый дымом.
Деррик держит пистолет двумя руками, вытирая слезящиеся глаза о рукав. Фредди показывается снова — с поднятыми руками и весь в слезах.
— Помогите мне слезть, — ноет он и хочет положить пистолет на крышу.
— Я сказал — замри, засранец! — Пистолет Деррика рявкает дважды, и сраженный Фредди падает.
Я бегу, чтобы связаться с ним — я должна вылечиться, должна, — но Деррик удерживает меня, и жизнь Фредди уходит в размягченный битум. Приближение вертолета создает вихри в дымовой завесе, ветер несет гарь мне в лицо, крыша еле держится. Появляется Домингес — он тащит раненого к вертолету.
— Сейчас все рухнет к чертям — эвакуируемся! — квакает радио. Я смотрю Деррику в глаза.
<я люблю тебя, дженни. всегда любил>,
но при чем тут любовь? Мне нужно замкнуть круг, найти убийцу, раскрыть тайну, понять, что Связывает «Целлюдин» со всем этим, — но похоже, мне это не суждено.
Вертолет снимает нас с крыши, и последнее, что я вижу, — распростертое тело Фредди Барнса, чья кровь пузырится в море черного битума.
Диди предложила приютить меня на бобовой ферме, но я отказалась. Вернувшись в контору, я прошу ее уйти домой. Черный бархатный футляр, единственный сувенир, оставшийся мне от всего этого приключения, лежит передо мной на стуле. Департамент постановил закрыть дело. Труп Фредди решил все окончательно. Но вопросы не дают мне покоя.
И почему, скажите на милость, Деррику Тренту так не терпелось закрыть это дело? Почему у него оказался с собой ситоген в ночь, когда убили жену ван Меера? На что ему ситоген?
Теперь Ричард. Официальное расследование ни к чему не привело, хотя полиция, вероятно, и бомбу пришьет бедному Фредди Барнсу. Я закрываю глаза и вижу снова:
Явная невиновность Ричарда поражает еще больше, чем его гибель. Нейроинтерфейс открыл бы мне доступ ко всем его мыслям, хотела я того или нет. Возможно, его предложение имело целью объявить о своей невиновности — отчасти мне хочется, чтобы так и было. Потому я и не отказалась сразу, надеясь, что настоящая близость сведет мои инстинкты к нулю.
Но случай был упущен безвозвратно. Те долгие промежутки молчания между нами, спокойнее и утешительнее которых я не знала ничего…
<без пяти минут любовник сгорел в огне, пустота, не просто одиночеством>
Все пропало. И если «Целлюдин» и правда сотворил чудо, мне до него уже не добраться.
Загорается огонек телефона, и я отвечаю, не задумываясь. Индикатор указывает, что видеосвязи не будет. Я думаю, что это Диди.
Но увы, в моем рассказе еще осталось место для пары сюрпризов. Голос, искаженный электроникой, произносит:
Последний вопрос. Окончательный ответ. Адрес недалеко от бобовой фермы Диди — снова не в лучшем районе подвластного закону Лос-Анджелеса.
С меня довольно. Я беру оружие, выключаю свет и выхожу.
Филип ван Меер встречает меня у входа в сборное строение из гофрированной стали. На нем комбинезон в темных пятнах. Без единого слова он приглашает меня войти.
Внутри пусто — относительно по крайней мере. Никаких суперскоростных автомобилей смерти из эпохи двигателей внутреннего сгорания. Какие-то станки, вилочные подъемники, все в этом роде. Ничего страшного, если не считать бессвязного потока, льющегося из головы Филипа ван Меера.
— Нужно спуститься вниз, мисс Шестал.
Он зажигает электрический фонарь, и в луче пляшут пылинки. Участок пола, на котором мы стоим, начинает опускаться.
— Боюсь, что больше не смогу сохранить свою тайну. Слишком много всего произошло. — Я улавливаю его мысли —
