При виде этого облачка, похожего на хлопья снега, Сюзанна вспомнила, как под такими же хлопьями, посреди снежной пустыни умирал ее муж. Вспомнила, как исказилось его лицо, когда яд начал действовать, как вокруг его рта, на усах, намерзла желтая пена. Вспомнила его глаза с застывшим в них ужасом.
Оторвав глаза от кокаина на столе, Сюзанна сняла со стены кожаную плеть и подошла к распростертой на полу девушке.
– Ну, ешь меня, моя сладкая! – сказала она. – Вылижи меня всю!
Кристал помотала головой, стараясь не смотреть на колечки, блестящие перед ее глазами.
Второй удар, еще более сильный, отбросил ее к одной из деревянных дверей – третьей слева. Кристал отшатнулась, будто прикосновение к двери обжигало ее. Сюзанна засмеялась:
– Когда нельзя добраться до того, кого ненавидишь, приходится работать с тем, что есть. Сейчас ты услышишь кое-что
Из-за двери донесся еле слышный плачущий детский голосок:
– Мама! Мамочка! Прости меня, мама! Прошу тебя, прости!
В 1.13. зазвонил звонок.
Хиппи
– Хочешь кислоты?
– Чего?
– Лед. Хочешь?
– О... но... нет, не хочу.
Селена наклонила голову, подняв одну бровь.
– В чем дело, Спарки? Что с тобой? Ты ведь говоришь, что бывал под кайфом.
– Да, я пробовал наркотики.
– Так почему... Хотя кислота – это особенная вещь. Это тебе не травка или кока. Это – край, привет от Бога в собственные руки. Ты пробовал ее раньше?
Спарки помолчал, потом ответил:
– Нет. Не пробовал.
– Тогда ты много потерял. Надо ведь все в жизни попробовать, все настоящее. Ты согласен?
Наступила вторая пауза. Наконец Спарки сказал:
– Согласен.
– Отлично! Значит, заметано, – Селена протянула ему ладонь, на которой лежали две таблетки 'Белой Молнии', омытые тропическим солнцем. Она послюнявила палец, прижала его к одной таблетке и отправила ее на кончик языка. Потом закрыла рот и сглотнула. – Ну, теперь твоя очередь. Возьми ее, Спарки.
Спарки взял таблетку, повертел ее в руках, проглотил и стал ждать. Ничего не происходило.
Они встретились в джунглях Эквадора по чистой случайности. Хотя их встреча была определена аварией самолета, путь к ней начался еще четыре месяца назад, ясным калифорнийским утром, когда Селена проснулась на грязном полу мастерской художника в Хейт-Эшбери. Пол был усеян спящими друг на друге голыми и одетыми людьми, тела которых покрывала липкая смесь пота, дешевого красного вина и массажного масла из бутыли с изображением восьмирукой индийской богини.
Она не сразу вспомнила, как сюда попала. В ее памяти застряли бешеная гонка в разбитой машине по холмам Сан-Франциско и беспрерывная музыка 'Филмор Уэст' и 'Грэйтфул Дед'.
По правде сказать, эта вечеринка ничем не отличалась от сотни других, на которых она побывала за год.
Меньше чем за неделю она все изменила.
Сперва выбила из отца несколько тысяч, предназначенных на обучение в университете Беркли. Потом вложила эти деньги в дорожные чеки 'Америкэн экспресс'. Наконец нашла разочаровавшегося в жизни мускулистого гитариста с большим членом. Оформив необходимые документы и визы, они двинули на юг в поисках солнца и приключений.
Три месяца все шло великолепно, но с прошлой недели что-то разладилось.
В понедельник, когда они проезжали по площади Независимости в Кито с торчащим посреди нее мрачным собором, их машина испустила дух.
Во вторник они подбили баланс и обнаружили, что у Селены осталось всего девяносто долларов в дорожных чеках. Жить было не на что.
В среду на сонных, вымощенных булыжником улицах эквадорской столицы гитарист увязался за богатой аргентинкой средних лет. Больше она его не видела.
Рано утром в четверг Селена отправилась в местное отделение 'Америкэн экспресс' и позвонила отцу, прося его выслать денег на дорогу. Он обещал прислать их телеграфом, и она решила потратить то, что у нее осталось, на последнее приключение.
Автобус отвез ее в аэропорт имени Маршала Сукре, где ей удалось за полсотни нанять самолет – ветхий 'пайпер', который нес службу в Алабаме, на Барбадосе, в Коста-Рике и вот теперь в Эквадоре. Его нос был
