усадил ее в машину и уселся сам.
— Куда едем? — спросил шофер, обернувшись.
Элис нехотя назвала адрес. Она закрыла глаза и прислонилась виском к холодному стеклу, а озябшие руки спрятала в карманы пальто. Мэтью молчал всю дорогу, равнодушно глядя в окно на проносившиеся мимо дома с ярко освещенными окнами. Там, в тепле и уюте, мужчины и женщины, которым ничего не нужно скрывать, ужинают, беседуют или занимаются любовью.
Почему же для него и Элис у судьбы не находится ничего хорошего? Одни только неприятности и горести, разлуки и безрадостные встречи. Мэтью пытался понять, почему все идет неправильно, не так, как представлялось. Возможно, Элис просто не доверяет ему? Что ж, у нее есть для этого основания. Она ведь не знает и даже не хочет узнать, как сильно он изменился. Казанова постарел и устал от бесконечных и коротких, как вспышка молнии, романов. Но где найти слова, чтобы убедить в этом такую хрупкую, но при этом совершенно недоступную женщину?
Машина остановилась в темном, без единого фонаря, переулке. Выбравшись из такси и расплатившись, Мэтью вопросительно взглянул на Элис.
— Думаю, тебе лучше отправиться в отель, уже поздно.
— Но… Мне долго придется искать номер. Может, впустишь меня к себе? Обещаю вести себя прилично.
— Ты нарочно все это подстроил? — насмешливо спросила она, доставая из сумочки ключи. — Если ты надеешься разделить со мной еще и постель, то…
— Я об этом и не думал.
Элис снимала двухкомнатную квартиру, маленькую, но уютную и со вкусом обставленную. В гостиной Мэтью огляделся и присвистнул: две стены были заняты полками, уставленными книгами. На широкой тахте лежали подушки и плед, бра в изголовье заливало все вокруг теплым желтым светом.
— Здесь чудесно. — Мэтью устроился в глубоком кресле и с облегчением вытянул ноги, гудевшие от целого дня хождения по городу. — Угостишь меня кофе?
— Все-таки ты ужасный нахал! — Элис всплеснула руками от возмущения. — Напрашиваешься в гости, да еще и требуешь, чтобы о тебе заботились. Хочешь кофе, вари сам.
— Хорошо, — миролюбиво согласился он. — А ты будешь? Если я правильно помню, с сахаром и сливками, да?
Когда он скрылся за дверью, Элис улыбнулась и вдруг, на мгновение, почувствовала себя совершенно счастливой. Вот они, семейная пара, вернулись с прогулки, и заботливый муж готовит на кухне ужин. Сказочные мечты! Реальность ничуть на них не похожа.
Вздохнув, Элис прошла в спальню и переоделась в джинсы и теплый свитер грубой вязки, подаренный когда-то Элизабет. А когда вернулась в гостиную, на столике уже стояли фарфоровые чашечки с кофе, сливки, плетеная корзинка с печеньем. Мэтью сделал приглашающий жест.
— Прошу!
— Спасибо.
Элис смогла наконец расслабиться, отвлечься от грустных мыслей. Близость Мэтью уже не пугала ее, наоборот, так приятно было ощутить рядом тепло человеческого тела. Каждый вечер, возвращаясь с работы, она мечтала, чтобы кто-нибудь открыл ей дверь, но квартира встречала тишиной. О, эти долгие тоскливые часы за книгой или перед экраном телевизора, проклятие одиноких женщин!
Нет, конечно, можно было завести любовника и скрашивать скуку, занимаясь сексом, а потом засыпать, обнимая не подушку, а живого мужчину. Но после той ночи, проведенной с Мэтью, Элис не смотрела на других, ей нужен был только один-единственный, а все остальные словно бы перестали существовать.
— Расскажи, как ты жила все это время? — спросил Мэтью, удобнее устраиваясь в кресле.
— Ничего интересного в этом нет. Прилетела в Нью-Йорк, нашла работу. — Элис потянулась и забралась на тахту с ногами. — Вот, собственно, и все. А ты?
Он пожал плечами.
— А я искал тебя.
— Но зачем? После того, что произошло в Риме…
— Послушай, я признаюсь, что был не прав, что повел себя, как последний дурак, — горячо заговорил Мэтью. — Но я просто потерял тогда голову, встретив тебя, и забыл обо всем на свете… Неужели ты до сих пор не можешь меня простить?
Он пересел ближе к Элис и попытался обнять ее, но она резко встала, задев коленом и едва не опрокинув столик.
— Достаточно! Ты обещал, что будешь вести себя прилично! — воскликнула она. — И вообще, я устала и иду спать. Постельное белье в шкафу в прихожей.
Она заперлась в спальне и бросилась на кровать, зарываясь лицом в подушку, чтобы Мэтью не услышал рыданий. Нельзя было пускать его сюда, поверив на слово. На что она только надеялась? Что сможет оставаться спокойной и безразличной, когда он так близко, что можно ощутить запах его тела?
Забравшись под пуховое одеяло, Элис попыталась уснуть, но вместо сна приходили мысли о той ночи, самой прекрасной в ее жизни. Оказалось, память сохранила все до мельчайших подробностей: все движения, слова, улыбки, медленные прикосновения…
Пять лет назад, оставшись в Париже одна, Элис категорически запретила себе думать о Мэтью. Она с новой силой взялась за работу, Мадлен хвалила ее статьи и даже повысила гонорар. И еще были мужчины — молодые, красивые, веселые, которые ничего не требовали и ничего не обещали. С ними было легко, они не дарили надежды, чтобы потом мгновенно разбить ее у тебя на глазах.
Прогулки по бульварам, полутемные кафе, шампанское в высоких фужерах, поцелуи в такси, чьи-то жаркие руки на плечах, мгновения блаженства, сменявшиеся скукой и усталостью. Почти пять лет Элис прожила в Париже, примерно раз в полгода наведываясь к родителям сначала в Лондон, а потом в Рэдсток, куда они переехали вместе с Элизабет и Джорджем, чтобы отдохнуть от суеты и грохота большого города, оставив дом в столице в полное распоряжение Кэтрин.
Время шло, но память о Мэтью продолжала тревожить. У Элис была возможность выйти замуж, обзавестись семьей и навсегда распрощаться с прошлым, которое мучило горьковатым привкусом печали. Ее новый приятель, довольно известный в узких кругах художник, Саймон Бишо, казалось, искренне любил Элис. Во всяком случае, ему удалось за короткий срок оттеснить на задний план всех остальных поклонников.
Саймон был немного моложе Элис, и это ее смущало. Но, право же, это не причина для отказа, когда тебе предлагают руку и сердце. Она, приближаясь к тридцати годам, все чаще задумывалась о том, что пора как-то обустраивать свою судьбу, иначе одиночество поглотит ее, укроет тьмой, состарит прежде времени. А Саймон казался таким милым и заботливым, задаривал ее цветами, старался постоянно находиться рядом.
Это было приятно, но того яркого чувства, которое обжигало сердце при одном упоминании имени Мэтью, не возникало. Там полыхал пожар, здесь едва тлели угольки. Но тянуть дольше становилось опасным, и Элис решилась. Она не стала сообщать родителям о возможной свадьбе, просто пригласила их на несколько дней в Париж под предлогом юбилея журнала, в котором работала.
Но Элизабет плохо себя чувствовала, и родители боялись оставлять ее одну, поэтому приехала только Кэтрин. Сестры виделись редко: Элис до сих пор таила в душе обиду, хотя и старалась этого не показывать. И теперь изумилась расцветшей красоте Кэтрин: та сияла, от нее словно исходили токи жизненной энергии. Высокая, золотоволосая, она была похожа на сказочную принцессу, спустившуюся в этот серый мир, чтобы дарить радость.
Саймон тоже был потрясен и не смог этого скрыть. При каждой встрече он буквально пожирал Кэтрин глазами, правда, объясняя это профессиональным интересом художника. Он ходил за ней как тень, совершенно забыв о предстоящей свадьбе. И Элис с грустной усмешкой наблюдала за сестрой: та снова уводила ее мужчину, нисколько не заботясь о мнении окружающих.
Прирожденная охотница, именно она была настоящей амазонкой, расчетливой, умело пользующейся
