Каттер фыркнул с явным пренебрежением.
– До своего повышения Максвелл был частным адвокатом, нанятым службой иммиграции. Он ни разу не выступал в Верховном Суде, тем более в апелляционном суде.
– Как долго он работал на федеральное правительство? – спросил Чандлер.
– Двадцать с лишним лет. С тех пор, как получил звание адвоката.
– Чем он там занимался?
– Выносил решения. Заседал на депортационных слушаниях, насколько я припоминаю.
– Почему, – спросила Тэйт, – Оттаве понадобилось назначать его судьёй? Юриста низкой квалификации, полу-бюрократа?
– Это случается, – сказала Туссен, непроизвольно кивнув в сторону Каттера. – Есть два пути к креслу судьи. Один – это великолепное знание права, второй – политическая возня. Дедом Трента был сэр Монтегью Дин Максвелл, сенатор.
– Попадали ли депортационные распоряжения Максвелла в суд Мэрдока?
– Иммиграционные материалы относятся к компетенции федерального апелляционного суда. Как и у вас, у нас имеется двойная система судов.
– А как насчёт личных врагов? У кого-нибудь из них?
Каттер достал из своего стола стопку вырезок и протянул одну ей:
ОТРАВЛЕННЫЕ ШОКОЛАДНЫЕ КОНФЕТЫ
Нью-Йорк
Ведущий специалист кафедры антропологии Ньюйоркского Университета во вторник признан виновным в том, что послал федеральному судье отравленные шоколадные конфеты. Карьера Джона Бюттнера-Януша была разрушена признанием его виновным в причастности к наркотикам в 1980 году. Он послал отравленные шоколадные конфеты судье, который осудил его, судье Чарльзу Брайэнту. Жена Брайэнта заболела после того, как съела четыре из них.
– Судья в любом случае наживает себе врагов, – сказал Каттер.
– Я больше имела в виду врагов среди людей их профессии.
– Адвокат с 'камнем за пазухой'?
– Или судья. Может, кто-нибудь с различными «камнями» для них обоих. Кто-нибудь, кто переступил черту и занимается сведением счётов.
– Тогда вам придётся просеять более шести тысяч человек. Наступание на пальцы является частью этой профессии.
– Никто не приходит на ум, – сказала Туссен.
– Были ли Мэрдок и Максвелл общительными людьми? – спросил Чандлер.
– Судейская лавка не слишком подходит для общения, – сказал Каттер. – Мой суд дал пинка слишком многим задницам.
– Оба мужчины были неженаты? Будучи много старше средних лет?
– И я неженат, – проворчал Каттер. – Но это ещё не означает, что я гомик.
– 'Право – ревнивая любовница', – тактично сказала Туссен.
– Мэрдок в действительности был распутником, – Каттер надулся. – Он имел каждую куколку, которая попадала к нему в офис, доходили до меня слухи. Когда он был назначен ко мне в суд, у нас была с ним небольшая беседа. Я сказал ему, что отберу у него значок, если услышу ещё одну историю вроде стеклянного стола.
Кэрол глянула на Цинка.
Цинк глянул на Кэрол.
– Стеклянного стола? – спросила Кэрол.
– Ещё есть вопросы? – Каттер разозлился.
– Максвелл тоже был бабником? – спросил ДеКлерк.
Туссен улыбнулась.
– Он жил в Шонесси вместе со своей восьмидесятилетней матерью. Читал ей на ночь рассказы о привидениях, как мне рассказывали.
– Действительно Мэрдок был таким отличным судьёй, как считалось?
– Он был гораздо более либеральным, чем я, – сказал Каттер. – Мой суд придерживается твёрдой линии против анархии. Мэрдок не был компанейским человеком, у него всегда было своё собственное мнение. Артистичные типы любовались им, и вот почему он выступал перед американскими адвокатами.
Представление Хаттона Мэрдока о каникулах заключалось в том, чтобы взять тексты последних законов в своё убежище на Галф-Айленде и заняться чтением. Он писал примечания к уголовному кодексу.
Главный судья поднялся со своего кресла и проковылял в душевую. Когда он открыл дверь, Кэрол увидела полочку, заставленную бутылочками с одеколоном, и гипсовую голову, покрытую париком из конского волоса. 'Он воображает себя Великим Канцлером', подумала она.
– Есть ещё что-нибудь о Мэрдоке, что нам следовало бы знать? – спросил ДеКлерк.
