что тогда?
— Это еще нескоро, — твердо сказал Риччио, поднимая воротник. — И кроме того, Бо ведь не в тюрьме сидит и не в сиротском приюте. Ты пойми, он же в «Зандвирте»! Это чертовски шикарный отель!
Проспер только кивнул. Внутри была какая-то жуткая пустота. Как в огромных раковинах, которыми доверху наполнены корзины перед сувенирными киосками. С виду такие красивые, и только то тут, то там крохотная дырочка в их сверкающей скорлупе напомнит: жизнь из них давно ушла, ее кто-то высосал.
— Погоди-ка, Проп. — Риччио остановился. Небо над лагуной окрасилось в розовые тона.
Уже темнело, хотя было еще только четыре. Несколько туристов, как завороженные, стояли на набережной, наблюдая, как заходящее солнце своими последними лучами золотит грязную воду.
— Ах, какая возможность! — шепнул Риччио Просперу. — Да за этим делом я их разую, а они и не заметят! Полюбуйся-ка вот на раковины, а я мигом!
И он уже было повернулся, уже изготовился, уже нацепил свою фирменную, невиннейшую физиономию — «я только маленький мальчик, который и мухи не обидит», — но Проспер грубо схватил его за шкирку.
— Брось это дело, Риччио! — сказал он сердито. — Или ты думаешь, Ида Спавенто пустит тебя ночевать, если карабинеры с поличным застукают тебя на краже?
— Да как ты не понимаешь! — Оскорбленный Риччио тщетно пытался вырваться. — Да я просто форму не хочу терять!
Но Проспер так его и не отпустил, и Риччио с горьким вздохом отправился дальше, а туристы продолжили безмятежно любоваться закатом, так и не зная, что на сей раз они даже не поплатились за свои восторги исчезнувшими бумажниками.
ВСЕ ПРОПАЛО
В тот вечер в доме Иды был устроен праздник. Всю вторую половину дня Лючия, экономка, варила, жарила, пекла, сбивала сливки, снимала с противней крохотные пирожные, лепила равиоли, колдовала над соусами. Чуть ли не каждый час новый опьяняюще вкусный аромат заманивал Виктора на кухню, но когда он пытался что-нибудь стащить, то неизменно получал деревянной поварешкой по рукам. Проспер и Оса вдвоем накрывали в столовой огромный стол, в то время как Моска и Риччио, как угорелые, носились с этажа на этаж, преследуемые тявкающими собачонками Лючии.
Эти двое настолько обалдели, были настолько счастливы от тепла и покоя, что, похоже, даже обман графа их уже не особенно огорчал.
— Да мы все равно их потратим, — беззаботно ответил Риччио, когда Виктор спросил его, что они собираются делать со всеми этими пачками фальшивых денег. На это Виктор страшно рассердился, принялся кричать и потребовал, чтобы Риччио немедленно отдал саквояж ему. Но Риччио только с ухмылкой покачал головой и объявил, что они с Моской саквояжик припрятали. В надежном месте, добавил он. А где, даже Оса и Проспер не знали, но их, судя по всему, это и не особенно интересовало.
Что ж, коли так, Виктор тоже решил больше ни о чем таком не думать, уселся на софу в Идиной гостиной, лакомился шоколадными конфетами и тщетно пытался уговорить себя отправиться наконец домой. Пора было покормить черепах и заработать хоть немного денег. Но всякий раз, когда он со вздохом поднимался, собираясь попрощаться, Ида приносила ему то рюмочку граппы, то чашечку кофе, а то просто просила его отнести в столовую и поставить на стол зубочистки. И Виктор оставался.
Чем больше темнело на улице, и чем неуклоннее заявляла луна свои права на ночной город, тем ярче разгорались окна в старом доме Иды Спавенто, словно хозяйка его нынче решила составить бледноликой луне конкуренцию. Не счесть, сколько свечей она уже успела зажечь в этот вечер. И хотя в люстре над столом горела пока что только половина лампочек, ее хрустальные подвески сияли и переливались так, что Оса глаз от них оторвать не могла.
— Ущипни меня! — шепнула она Просперу, когда они, расставив тарелки и множество бокалов, разложив приборы, стояли возле огромного, темной скатертью покрытого стола. — Не может быть, чтобы все это взаправду.
Проспер подчинился. Легонько, совсем не больно он ущипнул ее за плечо.
— Взаправду! Взаправду! — заверещала Оса и принялась радостно вокруг него прыгать.
Но даже ее радость не в силах была прогнать выражение грусти с его лица. Все они, каждый на свой лад, пытались его развеселить — Риччио своими шуточками, Моска — тем, что водил его по Идиному дому, показывая всякие диковины, скрывавшиеся то за одной, то за другой дверью. Ничего не помогало — ни Идины сладости, ни уверения Виктора, что он непременно что-нибудь насчет Бо придумает. Бо с ним не было. И его недоставало Просперу, как может недоставать руки или ноги. Он искренне сожалел, что портит другим настроение своей хмурой физиономией, он уже заметил, что Риччио старается с ним не встречаться, а Моска, завидев его, просто поворачивается и уходит. Только Оса по- прежнему оставалась с ним рядом. Но едва она, в порыве сочувствия, пыталась обнять его или просто подойти, он тут же отстранялся, начинал поправлять на столе ножи-вилки или садился к окну и молча глазел на улицу.
За ужином Риччио и Моска настолько разбуянились, что в какой-то момент Виктор не выдержал и буркнул: дескать, даже от стаи обезьян за столом шума было бы не больше. Но Проспер по-прежнему не говорил ни слова.
Как только остальные отправились с Виктором и Идой играть в карты, он ушел к себе наверх. Ида раздобыла где-то два надувных матраса, чтобы им не тесниться всем на двух кроватях, которые Риччио составил вместе. Один из этих матрасов забрала себе Оса, пристроив его к стене и уже обложив со всех сторон своими старыми книжками. Кстати, ни одну из них Моска и Риччио не посмели в кинотеатре оставить. Проспер оттащил второй матрас к окну, из которого виден был Идин сад и, чуть дальше, канал. Одеяла и белье, выданные Лючией, благоухали лавандой. Проспер спрятался под одеялом с головой, но заснуть все равно не мог.
В одиннадцать, когда все уже заползли в кровати, а Виктор, слегка пошатываясь, отправился наконец восвояси — неспокойная совесть погнала-таки его к голодным черепахам, — Проспер все еще не спал. Он притворялся. Уткнувшись носом в стенку, он тихо лежал, дожидаясь, пока заснут остальные.
Когда наконец Риччио начал тихонько подхихикивать во сне, Моска захрапел, а Оса с блаженной улыбкой затихла между двумя раскрытыми книжками, Проспер встал. Старые, исхоженные половицы поскрипывали у него под ногами, но никто из товарищей не проснулся. В такой безопасности, как в Идином доме, они еще в жизни себя не чувствовали.
Идя вниз по лестнице, Проспер чуть с ног не валился от усталости, но разве сможет он теперь когда-нибудь снова заснуть? Все, все пропало. Счастливые времена кончились. Опять кончились. Сколько он ни гнал от себя эту мысль, она возвращалась. Он потихоньку спускался на первый этаж. Маски вдоль лестницы таращились на него из темноты, но на сей раз они его ничуть не страшили.
С тех пор как Ида рассказала своей экономке, каким образом ребята проникли в дом, Лючия тщательно запирала дверь из кухни в сад. Ржавый замок она смазала и даже отдраила до блеска. Так что дверь лишь легонько скрипнула петлями, когда Проспер открыл ее и вышел в темный сад.
