«…Против архитекторов было пущено ядовитое оружие клеветы; в этом и я принял посильное участие, возбуждая изгнанных с работы ленивцев. Все, казалось, предвещало успех. О строительстве прогремела такая дурная слава, что Барму и Голована вызвал царь. Я с надеждой ждал от этой вынужденной аудиенции благих результатов и полагал, что Иоанн наложит на зодчих „опалу“, как здесь говорят.
Но что из этого вышло? Я передаю факты с величайшей злостью, готовый сломать перо и порвать ни в чем не повинную бумагу. Эти хитрецы, Барма и Голован, – о, как я их ненавижу! – выпросили у царя трехмесячный срок, обещая поразить его чем-то необычайным.
За это время Голован проводил в подвале храма таинственную работу, которая меня чрезвычайно интересовала. Я пытался проникнуть туда, но встречал грубый отпор.
Наконец срок истек. Я питал надежду, что никакого чуда Голован не покажет, что он хотел выиграть время. Но я только теперь узнал его дьявольскую изобретательность.
По приглашению Бармы царь приехал на постройку. Его сопровождали: брат его – принц Юрий, митрополит Макарий и несколько придворных. Барма повел знатных посетителей; к свите присоединились Варака и Щелкун, а за ними и я. Барма поморщился, увидев меня, но ничего не сказал, и я пошел за процессией.
Я не видел московского государя года три. Он сильно изменился за это время. Насколько мне известно, ему двадцать семь лет; но, не зная этого, можно смело утверждать, что Иоанн доживает четвертый десяток. Стан его согнулся, он ходит, стуча драгоценным посохом, который не выпускает из рук. Борода его поредела, в ней появились пряди седины.
Барма повел царя по узкому темному переходу, ведущему в нижний этаж центрального храма.
По условному стуку Бармы перед царем и его спутниками распахнулась дверь. Какое неожиданное зрелище представилось моим глазам! Я едва не застонал от ярости… Русские вновь перехитрили меня!
На дощатом помосте, освещенном свечами, стояла великолепная модель Покровского собора высотой около пяти футов. Свет отражался от яркой позолоты глав и крестов храма. Крохотные его оконца светились красноватым светом: внутри горели свечи.
Иоанн и его свита пришли в восхищение, а я не находил себе места… Как подорвать авторитет людей, способных создать такое чудо красоты?..
Модель была с величайшим искусством сделана из деревянных брусков, фигурные главы покрыты тонкими листами позолоченной меди. Аккуратная и точная раскраска давала совершенное подобие белого камня и красного кирпича.
Так вот для чего уединялся Голован! Но это же сверхъестественно – в три месяца создать поразительное произведение искусства…
– Таков будет памятник взятия Казани! – с гордостью сказал Голован.
Нельзя не признаться, что он был хорош, со своей величавой осанкой, с глазами, горящими вдохновением. Но с этого момента я возненавидел его сильнее, чем Барму…
Царь радовался, как ребенок дорогой игрушке.
– Кто из вас сделал это чудо?
– Вот он, государь! – показал Барма на помощника. – Он с молодости искусен в таких строительствах, почему и замыслил сделать таковое подобие…
– Прекрасно, прекрасно! – повторял Иоанн в упоении.
Вдруг глаза его запылали гневом:
– А где клеветники, что оболгали вас, что распускали злостные небылицы? Проклятые! Какое дело погубить задумали!
Хорошо, что под сводами подвала был сумрак, слабо освещаемый свечами, иначе я выдал бы себя. Страх охватил меня. Мне казалось, что грозные глаза Иоанна глядят прямо на меня, пронизывают насквозь.
Я съежился за широкими боярскими спинами. Как я хотел бы стать червяком, заползти в щель пола… Говорят в таких случаях, что это угрызения нечистой совести. Ерунда! Я просто испугался разоблачения: ведь моя карьера рухнула бы с позором…
Впрочем, все обошлось благополучно, меня ни в чем не подозревают: московиты недогадливы.
Успокоившись от гнева, царь привлек Барму и Голована, обнял и расцеловал их.
– Вижу, – сказал он торжественно, – что вы верные слуги и заботитесь о величии русской земли и прославлении моего царского рода. Награжу я вас выше всякой меры, а сейчас…
Он снял со своих пальцев два драгоценных перстня и подал смущенным и обрадованным архитекторам. Те благодарили царя, кланяясь до земли.
Митрополит Макарий тоже счел нужным похвалить архитекторов.
Принц Юрий и бояре наперебой осыпали Голована и Барму любезностями и преподносили, по русскому обычаю, подарки. Так как при них не было ни кубков, ни драгоценных мехов, которыми здесь принято одаривать, то они развязывали висевшие у пояса кошельки и вручали архитекторам серебряные рубли, которые те принимали с поклоном.
Царь Иоанн торжественно сказал:
– Теперь вам в работе помех не будет. Если даже прикажете кремлевскую стену разломать для постройки собора, я и в этом поверю. Сие дивное изображение перенесете во дворец под своим личным смотрительством. Кстати, я еще вас поблагодарю, – добавил он с милостивой улыбкой.
И вот плоды разрушительной работы, которую я старался проводить чуть не три года!..
Но я не падаю духом – судьба, быть может, еще повернется ко мне лицом…
Странные сны снятся мне последнее время. Какая-то громада нависает надо мной, грозя