въехали, впечатление было такое, что никто не покидал дом, а хозяин где-то поблизости в саду. Везде идеальная чистота, порядок: вся мебель, хозяйственная утварь, даже продукты – все на своих местах. Готовил еду для нас славный китайский повар Ван Чи. Мы попросту звали его дядей Ваней, он же следил и за садом. Часто уходили с дядей Ваней на катере ночью на рыбную ловлю.
Рядом со столовой находилась домашняя молельня с алтарем, в котором восседал Будда. Перед входом на виллу росла сакура – дикая вишня. Сакура – священная принадлежность дома каждого японца. Расцветает сакура буйно, за ночь деревце покрывается бело-розовыми соцветиями. Опадая, лепестки не увядают, а продолжают «жить» вокруг ствола. Японцы поклоняются прекрасному. Но по характеру они скорее похожи на гибкий бамбук.
Очень интересно у них проходят встречи и прощания со знакомыми или родственниками. Японская вежливость – своего рода экзотика. Первое время чyдно было наблюдать. Заприметив издали знакомого, японец немедленно замирает на месте. Затем сгибается в медленном поклоне, ладони его вытянутых рук скользят вниз до колен. Застыв в такой позе, он продолжает наблюдать. Выпрямиться первым – невежливо. В течение неопределенного времени обоим приходится зорко следить друг за другом, в крайнем случае они начинают пятиться назад, пока не потеряют друг друга из вида.
В поведении японцев превалирует долг чести – «гири», что означает делать что-то вопреки своему желанию. Кто не соблюдает общепризнанных обычаев, тому грозит отчуждение. Вот почему в Японии в таком почете кодекс самураев. На моих глазах над аэродромом в Мукдене звено из трех японских бомбардировщиков клином взмыло вверх на большой скорости, и, сделав мертвую петлю, самолеты врезались вместе с экипажами в землю. Воздушное харакири. Долг чести по-японски.
После разгрома Квантунской армии многие японцы из высшей знати были не согласны с решением императора и правительства о безоговорочной капитуляции, особенно остро переживала произошедшее самурайская каста. Некоторые фанатики делали себе харакири в Токио перед дворцом императора. Но это не характерно для всей японской армии: солдаты, офицеры и даже генералы охотно складывали свое оружие и большими группами сдавались в плен Советской армии. Здесь, на Дальнем Востоке, был арестован махровый белогвардеец Семенов. В Мукдене был пленен также и император марионеточного государства Маньчжоу-Го, последний император Китая – Пу И.
«Когда наш самолет сел на аэродроме, – рассказывал прямой участник этих событий в августе 1945 года генерал А. Д. Притула, – никто из нас не знал, что здесь, в Мукдене, находится Пу И. Он, по всей видимости, готовился перелететь в Японию. Во всяком случае, на аэродроме мы увидели готовый к отлету самолет. Нас это заинтересовало. В это время к самолету направился стройный, довольно еще молодой человек в военной форме. Мы остановили его. Из расспросов выяснилось, что это и есть император. Принимаю решение его захватить, благо наш самолет также на ходу. Начинаю вести с Пу И разговор через переводчицу, незаметно оттесняя его к нашей машине. Подведя его таким образом к Ли-2, вежливо обезоруживаем его, сажаем внутрь и под охраной отправляем в Читу. Все было проведено настолько стремительно, что охрана Пу И узнала о случившемся лишь после того, как наш самолет взмыл в воздух».
После вывода наших войск весной 1946 года из Маньчжурии на территории полуострова стала назревать напряженная обстановка. В пятнадцати километрах севернее города Цзинсян произошла вооруженная стычка с гоминьдановцами. Постоянно засылалась агентура. В расположении воинских гарнизонов появились ночные воры и бандиты. Связь с Родиной осуществлялась только по воздуху транспортными самолетами Ли-2. Расстояние до баз 9-й воздушной армии преодолевалось примерно за пять часов. Несмотря на договор, чанкайшисты обстреливали наши самолеты, и, чтобы избежать провокаций, приходилось уходить далеко в море.
Тревожно прозвучало с постов нашей противовоздушной обороны сообщение о том, что 50 американских самолетов идут в сторону Порт-Артура. Вскоре они появились над городом, и некоторые из них прошли на бреющем полете. По приказу в воздух поднялись наши истребители. Один из наших летчиков так прижал к воде американского пилота, что непрошеному гостю небо над Порт-Артуром показалось с овчинку. Генерал Людников срочно запросил по радио наших бывших союзников:
– Чем объяснить действия американской авиации? Последовал ответ:
– Авиация Соединенных Штатов Америки приветствует русских в Порт-Артуре.
Мы категорически потребовали, чтобы подобные «приветствия» не повторялись.
К концу 1945 года в г. Дальнем проживали около 600 тысяч японцев. По решению советского правительства их должны были переправить на японских судах на родину. Эвакуация затянулась. Японцы, подвергаясь притеснениям со стороны китайских властей, вынуждены были искать защиты у советского военного командования.
Однажды к нам в военную комендатуру обратился заместитель начальника школы летчиков-самураев полковник Танака. Он неплохо владел русским языком. Полковник просил, чтобы мы взяли личный состав его школы под свою опеку. Пленных японских офицеров и солдат вместе с семьями насчитывалось около восьмидесяти человек. Продовольственный паек выдавался только военнопленным, которые использовались нами на строительстве запасных аэродромов. Чтобы прокормить своих жен и детей, они создали у себя нечто вроде коммуны. Как только мужья уходили на работу, их жены и дети собирали во время отлива на берегу дары моря или поднимались в горы за съедобными травами и кореньями. Жили они все вместе в одной большой палатке. Как-то мой начальник тыла полковник Михайлов доложил, что исчез пленный японский солдат и уже третий день как его нет. Я обязан был расследовать этот случай и направился туда, где размещались пленные. Войдя в палатку, я застал в ней только женщин с детьми. При моем появлении женщины тотчас встали на колени и опустили головы до земли. По правую руку в том же положении стояли дети. Я остановился и спросил:
– В чем дело?
Полковник Танака объяснил, что это традиция гостеприимства, пусть меня не смущает данная церемония. Во время нашего разговора я заметил, как один мальчуган лет трех поднял голову от земли и повернулся, чтобы взглянуть на меня. Его мать, не поднимаясь, своей рукой нагнула его голову вниз и легонько стукнула об землю. Я поспешил выйти. Полковник Танака сообщил, что пленный солдат отыскался, и попросил меня остаться и присутствовать при разборе этого печального недоразумения. Недалеко от палатки построили пленных. При моем появлении была дана команда «смирно!». Полковник вызвал вперед провинившегося солдата, как выяснилось, убежавшего в самоволку к своей невесте. Солдат, выйдя из строя, повернулся к нему лицом и опустился на колени. После краткого обращения к команде полковник Танака приказал виновному подойти к нему и, взяв его левую руку, с размаху сломал кисть его руки о свое колено. Это явилось для меня столь неожиданным, что некоторое время я не мог прийти в себя от столь варварского метода наказания. Я немедленно отстранил полковника Танаку от командования группой пленных и отправил его к прокурору 39-й армии. Что касается семей, я приказал разместить всех по домам, с выдачей продовольствия, до эвакуации их на родину, в Японию.
Наша армия, за счет своих запасов и сокращения норм довольствия, делилась с жителями Порт- Артура, Дальнего, Цзинсяна. Мы помогали организовывать сельскохозяйственные артели, рыболовецкие хозяйства, часто устраивали совместные субботники. Все излишки земель перешли под посевы. Рыбакам передали целиком мелкотоннажный трофейный флот, с разрешением ловить рыбу в нейтральных водах под наблюдением пограничников. Все фруктовые частные сады также отдали городским жителям.
Наша бескорыстная помощь вызывала у китайского народа глубокое чувство уважения и благодарности к советскому народу. Каждый китаец, китаянка, пожилой, молодой и даже ребенок, при встрече с советским человеком, независимо от того, будь то гражданский или военный, останавливался, снимал головной убор, низко кланялся и произносил: «Здрастуй, товарися капитана»! – и долго еще потом, смотря вслед, непрерывно кивал головой...
Глава XVIII
ВЕЛИКИЙ ДРАП
