знать?
— Это я виноват, — вздохнул Тимур. — Надо было лучше искать. Правда, ведь было только словесное описание, и я…
— Сейчас придется вернуться и добыть образец, чтобы впредь не ошибаться, — прервал его Вадим. — Ты, коричневый, покажи, где твоя «сопилка»?
Почему-то Малахову захотелось поднять именно того, свидомого лейтенанта, который вел себя так нагло и оскорбительно. Тот с готовностью вскочил и затараторил, отряхивая мундир:
— Сейчас, товарищ начальник! Вы ж не подумайте, мы ж не со зла! Просто нам тут всю ночь сидеть, а если не выполнить, шо Сулима скажет? А до утра можно и «соплю синюю» поймать, а как с ней потом жить?
— О, русский язык вспомнил. Веди, воин. — Вадим рук таможеннику на всякий случай не развязал.
Лейтенант заколебался, он хотел подобрать свою фуражку, которая валялась в грязи. Тимур сжалился и нахлобучил головной убор на пленного, придав тому совсем несуразный вид.
— Так мы ж на службе, товарищ начальник, на службе не можно по-русски, а только ридной мовой, а если застукают, так и погоны содрать могут. — Лейтенант семенил к домику пропускного пункта, сохраняя униженно-подчиненную позу.
— Меньше бояться надо! Такие боязливые полицаями становились и от страха нам в Крыму в спины стреляли. А в итоге — где твоя родина? Львовская республика да чернобыльский анклав? Все просрали.
— Я в крымскую в тылу был, интендантом, — опять засуетился охранник. — А вот командир наш, так он в сотне имени Бандеры, Бахчисарайский фонтан штурмовал. Говорят, лютый был. Вы его убейте. И гадом меньше, и нам тут повышение будет.
— Вот блин, народ! Не трепись, показывай свою чертову дудку. — Малахов зашел в помещение КПП вслед за пленным.
«Зеленая сопилка» оказалась черным предметом, напоминающим кастет. Только с тремя отверстиями. При этом ничего общего с описаниями, которые были получены при инструктаже, не имела.
— Как это работает? — Малахов с недоверием вертел артефакт в руке.
— Да просто. Хочешь вот с человеком поговорить — так и говори. Я бы показал, товарищ командир, тока руки связаны.
— Ничего, ты на словах. — Малахов ни на минуту не сомневался, что его собеседник при первой возможности постарается проломить ему череп и смыться.
— Ну, это просто. На руку надел и говори. Тока у того тоже сопилка должна быть. — Связанные руки не позволяли жестикулировать, и лейтенант компенсировал недостаток убедительности гримасами.
— Ага, а как оно выбирает, с кем говорить?
— А хто его знает. Как-то само. Типа знаешь, с кем говорить, — оно и говорит с ним. А тут все так работает. Это очень ценная вещь. Мало у кого есть. Вы, может, хоть немного за нее заплатили бы, товарищ начальник, а то ж дома сами понимаете, жинка, зараза, шоп ее, и кабанчика годуваты надо, а тут работа эта…
— Пошли, а то сейчас, кажется, заплачу по ребрам. — Малахов кивком показал на выход. — Что-то еще есть из артефактов?
— Так, может, у командира нашего, пана капитана Зайця, шо и есть, я ж говорил, вы бы его того… А у меня ничего. Святой истинный крест. — Военный попытался, как показалось Малахову, перекреститься, но из этого получилось одно дерганье.
— Ладно, хватит крестить себе задницу, замнем эту тему, топай.
У шлагбаума Малахов отдал приказ — Клаве с Тимуром вернуться назад и изъять «сопилку». Правда, перед этим заставили главного из капэпэшников связаться с Сулимой и сообщить, что москалей отправили в сторону Рыжего леса. Откуда никто не возвращался. Было слышно, как Сулима ехидно заржал в ответ. Несмотря на пистолет у виска, у охранника был достаточно естественный голос. Охранник понимал, что худшее уже позади и его больше бить не будут, и поэтому охотно сотрудничал.
От Сулимы вернулись минут через двадцать. Доложили, что жить будет, но при этом будет часто бояться. «Сопилку» добыли. Перед тем как покинуть КПП, с охранников взяли честное благородное слово, что те ни словом ни духом. Кроме того, пообещали об инциденте не распространяться, дабы не уронить честь мундира таможенников. Особенно президентам недружественных стран. Охрана уныло сопела. Но выбирать — молчать или пуля в затылок — не стали. О том, что никто убивать их не собирается, таможне решили не говорить.
Малахов хорошо себе представлял, что военным не выгодно рассказывать, как им накостыляла какая-то научная группа. А дырявый бронетранспортер можно списать на причуды Зоны. Тем более что про гранатометы с невзрывной боеголовкой еще мало кто знал.
До первого пункта, в котором можно было нормально, если это слово подходит для Зоны, переночевать, оставалось примерно восемь километров. Шоссе было вполне сносным, впрочем, для Клавы не имело никакого значения — по шоссе ехать или по бурелому. Со стороны казалось, что Клава совсем не обращает внимания на машину и сидит, просто положив руки на руль. Если бы «Патриот» ехал сейчас по городской улице, его бы обязательно остановил какой-нибудь особо жадный гаишник. Конечно, хрупкая женщина, блондинка с несерьезной прической кудряшками на тяжелом внедорожнике, — странное зрелище. Как правило, после таких остановок гаишники оставались в полном смятении чувств и со страхом скорого увольнения. Клавино удостоверение и ее способность общаться с применением методов психологического давления сказывались на боевом духе стражей дорог не наилучшим образом.
Осенний лес по обе стороны шоссе был тих, и даже внутри кабины казалось, что воздух наполнен запахом грибов и преющих листьев. Через пятнадцать минут машина остановилась у одноэтажного здания. Белый силикатный кирпич с годами посерел, но окна светились, значит, внутри здания были люди. Фары внедорожника высветили прибитый над крыльцом фанерный щит с надписью: «Готель „Гранд Копачы“. Бэд та брэкфаст. Атрактывни цины».
— Я надеюсь, это у них все-таки юмор такой? — предположила Клавдия, ставя машину на ручник.
— Ну, на проживание нам дали достаточно гривен, так что гранд-отель осилим, — ответил Гера. Он по совместительству с должностью главного электронщика отвечал за финансы, если операции происходили за границей.
Малахов отправил Тимура на разведку, выяснить ситуацию с гостиницей. Из машины было видно, как открылась дверь, осветив силуэт Рымжанова и щербатый цементный порог. Совершенно явственно раздался грустный скрип несмазанных петель. Тимур скользнул в помещение. Оснащенная банальной пружиной дверь поприветствовала его громким хлопком. Через мгновение Рымжанов опять показался на пороге и помахал рукой — мол, все в порядке. Все спокойно вышли из машины. Тельбиз помог достать из багажника большие сумки. Малахов и Тимур, закинув багаж на плечи, двинулись в гостиницу. Гера на секунду задержался, попытался взять сумку Клавдии, но она только хмыкнула в ответ. Как только группа покинула внедорожник, с неба как по команде рухнули дождевые струи. Унылая гостиница попалась в нужное время и в нужном месте.
Холл отеля напоминал вестибюль общежития, если бы не регистратура. Вахтерша необъятного размера сидела в клетке, сваренной из толстых арматурных прутьев. Такая клетка была уместна в зоопарке, в разделе «Хищники». Но, видимо, этого требовали местные особенности. Стены холла были окрашены зеленой больничной краской. В глубину гостиницы вела широкая лестница их трех ступенек, оканчивавшаяся архаичным порталом с гипсовой лепниной.
— Добрый вечер, у вас остановиться можно? — вежливо улыбнувшись, спросил Малахов.
— Какой же добрый. — Толстая тетка за решеткой кивнула в сторону окна. — Вон как припустило, теперь до утра лить будет. Деньги за неделю вперед.
Баба производила отталкивающее впечатление своей старой засаленной трикотажной кофтой и торчащими из-под заколок седыми космами.
— А отчего же за неделю? — удивился Вадим. — Нам всего на день.
— Сразу видать, первый раз тут. Несешь полную чушь, как все приезжие городские. — Тетка брезгливо скривилась. — Проводника я вам что, из кармана вытащу?
— Да зачем нам проводник, мы и сами.
