В это же время Влада стояла перед дверью директора школы.
– Влада Семеновна Кострова, пожалуйста!
Влада из вежливости постучалась и вошла. Под портретом Путина сидела директор школы, слева от нее – завуч, справа – еще одна завуч. Классный руководитель – Зинаид Иванович – стоял у окна и стряхивал с плеч перхоть. Когда Влада уселась на предложенный стул, сведя лопатки, директриса – Кошелка, нажабившись, произнесла:
– Ну, – (непонятно, какой знак разумнее поставить после этого емкого слова: вопросительный или еще какой. Ограничимся запятой, которая и показывает всю эту неясность).
– Влада Семеновна Кострова, – Зинаид глянул в свои записи, – аттестат получает с одними пятерками. Поведение и прилежание достойное. Я рекомендую Владу Семеновну к зачислению в десятый класс. Семья у нее благополучная, отец – майор милиции в отставке.
– Влада Семеновна, нас всех очень радуют ваши успехи и желание продолжать обучение, – веско сказала Кошелка, и завучи многозначительно закивали.
– А то могли бы, по мальчикам, по барам, замуж выйти и жить припеваючи! А? Не задумывались?
– Не задумывалась.
– Ну, смотрите. А то сейчас ведь учение-то сами знаете в какой почести. Э- э-эх… Ко мне вот недавно восьмиклассники подходили, бандиты эти, говорят, что за день три моих месячных оклада зарабатывают. (Понятно, что это – вранье. Ни один школьник, даже закоренелые преступники Стас, Дыркин или Жора Слон, несмотря на то, что их фотки висят на самом видном месте в РОВД, не стали бы подходить к директору и гнать подобную ересь).
– Дело вот в чем, Влада. Как ты знаешь, наша школа со следующего учебного года становится гимназией. Финансировать нас больше никто не будет. Из ваших трех классов будет сформирован один.
– Ну и соответственно, – директор и завучи дополняли друг друга елейными голосами, – для того, чтобы вы полноправно продолжили обучение в течение двух оставшихся лет…
– Нет, погодите, Татьяна Витальевна, еще вот что. Влада, в школе, то есть в гимназии уже, будут построены конюшня и бассейн. Вы будете посещать клубы парашютистов и снайперов при РОСТО, кружки картинга, шахмат и греко-римской борьбы совершенно бесплатно!
– Кроме того, нами будут заключены договоры со строительным и политехническим вузами, так что после сдачи Единого Государственного Экзамена вы поступите на самые престижные специальности города абсолютно безо всяких проблем.
Директор, завучи и скорбно молчащий Зинаид ужасно напомнили Владе героев рекламных роликов. Что ж, теперь школа перестала быть тем местом, где просто учат детей. Для того чтобы задощатить провалившийся пол в спортзале, покрасить протекшие стены и потолок, нужны были деньги, а Президент не вышлет их в конверте. Их нужно было заработать, и учителя (как и все в России) ловко влились в бизнес – иначе школа умрет.
– Короче, для того, чтобы продолжить обучение, нам нужно заключить небольшой договорчик. Вот образец, я вам его даю, пусть дома родители посмотрят. Вы должны будете заплатить всего двадцать девять тысяч рублей…
– Кстати, намного меньше, чем в обычных гимназиях!
– Причем оплата может осуществляться и в рассрочку!…
– …в течение первого полугодия. Мы даем вам на размышление неделю, ну а потом ждем с подписанным договором.
– Если ваши папа и мама договор не подпишут…
– Но мы, конечно, знаем, Владочка, что подпишут! Ведь здесь так будет здорово!
– То, не обижайтесь, но вам придется сменить место учебы.
У Татьяны Ивановны, завуча по воспитательной работе на локтях были заметные потертости. Денег для нового костюма не хватало, потому что мужу на заводе оторвало руку, а с пенсией его обманули, и кроме него приходилось кормить еще и двоих детей. Старшая дочь – Машенька – очень любила играть в учителя. Она садилась вместе с мамой за большой стол и проверяла тетрадки у Мишки, Заи и Дракоши, ставила им оценки, а потом отчитывала их, если контрольные были написаны неважно.
– Спасибо, мы подумаем.
– Ждем вас в тот понедельник в восемь утра с подписанным договором.
– До свидания.
– Давайте дальше, Зинаид Иванович.
Влада вышла, а классный опять высунулся в дверь и произнес:
– Евгений Петрович Кочанкин, пожалуйста.
Не отвечая ни на чьи вопросы, ибо они повторялись уже двенадцатый раз, девушка быстро сбежала вниз по лестнице, попила из фонтанчика, и выбежала вон из школы. Она уже миновала перекресток, как позади нее тяжело и безвозвратно ухнули тяжелые двери. В унисон с этим грохнул хлопок и прорвал воздух женский крик.
– Балуются, – подумала Влада. Средь бела дня в их городке не стреляли. Нужно было спешить домой.
Придя, она раздраженно открыла дверь и, бряцая, повесила ключи на фарфорового деда Щукаря. Дома с утра ничего не изменилось: матери так же не было, руководила практикой в своей школе, а отец так же глубокомысленно глядел на стену с фотографиями.
Семен Костров, майор МВД в отставке, ушел на пенсию всего два года назад. До этого он был замнач угрозыска области. Вся грудь в крестах, вся грудь в шрамах. Иногда в почтовый ящик приходили угрозы от обиженной братвы:
«Ты Семка смотри тебе жить, у тебя жена, дочь молодая вся в соку, а ты Чику подставил, ты смотри, как бы тебе ушко доченки в ящичке почтовом не обнаружить, да поздно будет…», иногда благодарственные письма из зоны:
«…Семен Иванович, большое вам спасибо! Я, сявка мелкий, думал, что вы меня под шконки загнали, а сейчас понял, что никогда больше на путь прежний не встану…».
Прямо при Владе отец один как-то врукопашку расшвырял троих пьяных хулиганов за грязные посягательства, а последнему, вынувшему нож, прыгнув ножницами, сломал руку, а нож изъял и отдал дочери, как наказ: не доверять людям и всегда стараться победить врагов.
После увольнения из органов отец неожиданно начал пить без повода и в одиночку (возможность заглядывать в рюмочку вечером в кабинете с сослуживцами он потерял). Помотавшись по работам, он устроился охранником на спиртзавод (сутки через трое), где зарплата была ничтожная, но зато – реальная возможность разживаться спиртусом. Через два года он запил окончательно и бесповоротно, превращаясь в бражника. Жена – учитель географии в школе – сперва боролась всеми средствами, написанными в газетах, рассказанных в телевизоре и подругами, но Семен не покорился, а лишь окреп в этой брани. Потом в семье было объявлено не мир, не война – равнодушие. Владу родители любили, но для нее это уже не имело значения. Когда мать, которая, купая ее в младенчестве в ванне, щекотила под мышками пластмассовой уточкой, теперь орала мужу:
– Опять нажрался, алкаш! Алкоголик! Ух, как же я тебя ненавижу!
А отец, что раньше вместе с дочерью прыгал с забора в сугробы и кидался в мальчишек снежками, сейчас отвечал жене:
– Помолчи, штоль, Катя! Надоели все! Мне уж шестой десяток, а все учат!
Ныне Семен достиг той удивительной стадии, когда уже не нужен ни телевизор, ни радио. Можно просто сидеть и смотреть на настенные фотографии. Вот ты в школе – на катке. Вот ты на выпускном, в новеньком, первый раз одеванном костюме, с большим воздушным шаром, у которого нарисованы глаза и хитрая улыбка. Вот – армия, на присяге перед красным флагом, в голубом
