Волков А А Основы риторики

как только ослабевало напряжение богословской мысли, — подменялась предопределением.

Однако аргумент прехождения в системе судительной аргументации играет существенную роль наряду с аргументами прецедента и прогресса: он позволяет находить и обосновывать поведенческие и ситуативные модели, которые, не имея исторической ценности сами по себе, выступают в качестве основания для сравнительных оценок предшествующих и последующих во времени фактов. Рассмотрим пример аргументации прехождения в сочинениях известного русского публициста К.Н. Леонтьева, который использует эту технику для аргументации консервативных политических взглядов, основанием которых является оценка исторических фактов.

«...Триединый процесс: 1) первоначальной простоты, 2) цветущего объединения и сложности и 3) вторичного упрощения, свойствен точно так же, как и всему существующему, и жизни человеческих обществ и целым культурам мира...

Развитие государства сопровождается постоянно выяснением, обособлением свойственной ему поли-

____________

⁶⁸ Еккл.1.9.

тической формы; падение выражается расстройством этой формы, большей общностью с окружающим.

Прежде всего спрошу себя: «Что такое форма?»

Форма вообще есть выражение идеи, заключенной в материи (содержании). Она есть отрицательный момент явления, материя — положительный. В каком это смысле? Материя, например, данная нам, есть стекло, форма явления — стакан, цилиндрический сосуд, полый внутри; там, где кончается стекло, там, где его уже нет, начинается воздух вокруг или жидкость внутри сосуда; дальше материя стекла не может идти, не смеет, если хочет остаться верна основной идее своей полого цилиндра, если не хочет перестать быть стаканом.

Форма есть деспотизм внутренней идеи, не дающий материи разбегаться. Разрывая узы этого естественного деспотизма, явление гибнет.

Тот, кто хочет быть истинным реалистом именно там, где нужно, тот должен бы рассматривать и общества человеческие с подобной точки зрения. Но обыкновенно делается не так. Свобода, равенство, благоденствие (особенно это благоденствие!) принимаются какими-то догматами веры, и уверяют, что это очень рационально и научно!

Да кто же сказал, что это правда?

Социальная наука едва родилась, а люди, пренебрегая опытом веков и примерами ими же теперь столь уважаемой природы, не хотят видеть, что между эгалитароно-либеральным поступательным движением и идеей развития нет ничего логически родственного, даже более: эгалитарно-либеральный процесс есть антитеза процессу развития. При последнем внутренняя идея держит крепко общественный материал в своих организующих, деспотических объятиях и ограничивает его разбегающиеся, расторгающие стремления. Прогресс же, борющийся против всякого деспотизма - сословий, цехов, монастырей, даже богатства и т.п., есть не что иное, как процесс разложения, процесс того вторичного упрощения целого и смешения составных частей, о котором я говорил выше, процесс сглаживания морфологических очертаний, процесс уничтожения тех особенностей, которые были органически (т.е. деспотически) свойственны общественному телу...

До времен Цезаря, Августа, св. Константина, Франциска I, Людовика XIV, Вильгельма Оранского, Питта, Фридриха II, Перикла, до Кира, или Дария Гистаспа и т.д. все прогрессисты правы, все охранители не правы. Прогрессисты тогда ведут нацию и государство к цветению и росту. Охранители тогда ошибочно не верят ни в рост, ни в цветение или не любят этого цветения и роста, не понимают их.

После цветущей и сложной эпохи, как только начинается процесс вторичного упрощения и смешения контуров, т.е. большее однообразие областей, смешение сословий, подвижность и шаткость властей, принижение религии, сходство воспитания и т.п., так, в смысле государственного блага, все прогрессисты становятся не правы в теории, хотя и торжествуют на практике. Они не правы в теории, ибо, думая исправлять, они разрушают; они торжествуют на практике; ибо идут легко по течению, стремятся по наклонной плоскости. Они торжествуют, они имеют громадный успех.

Все охранители и друзья реакции правы, напротив, в теории, когда начнется процесс вторичного упростительного смешения, ибо они хотят лечить и укреплять организм. Не их вина, что нация не умеет уже выносить дисциплину отвлеченной государственной идеи, скрытой в недрах ее!

Они все-таки делают свой долг и, сколько могут, замедляют разложение, возвращая нацию, иногда и насильственно, к культу создавшей ее государственности.

До дня цветения лучше быть парусом или паровым котлом; после этого невозвратного дня достойнее быть якорем или тормозом для народов, стремящихся вниз под крутую гору, стремящихся нередко наивно, добросовестно, при кликах торжества и с распущенными знаменами надежд, до тех пор, пока какой-нибудь Седан, Херонея, Арбеллы, какой-нибудь Аларих, Магомет II или зажженный петролеем и взорванный динамитом Париж не откроют им глаза на настоящее положение дел»⁶⁹.

____________

⁶⁹ Леонтьев К.Н. Византизм и славянство //Леонтьев К.Н. Избранное. М, 1993. С. 75-83.

Положение аргумента — развернутое оценочное суждение (два последние абзаца) занимает промежуточное место, так как к нему в дальнейшем будут сводиться конкретные факты. Положение через цепочку редукций приводится к общему месту, которое сформулировано в начале цитаты и в опущенных перифразах. Эта аргументация особенно интересна тем, что автор через топы «действие/время» и «действие/место» (т. е. понятие уместности) сводит противостоящие определения прогрессиста и реакционера, правота каждого из которых определяется исторической фазой круговращения времен.

Аргументацию прехождения характеризует целый ряд особенностей, которые делают ее опасной для ритора.

Первая — неизбежное снижение ценности предмета обсуждения. Когда утверждают, что все преходяще, что новое имеет такую же ценность, что и прежнее, — а это неизбежно, даже если, как это делает К.Н. Леонтьев, брать крупные исторические отрезки и выстраивать дополнительные звенья редукций, — решение утрачивает смысл и привлекательность.

Вторая — столь же неизбежные искусственность и уязвимость формулировки топа. Сравнение истории народов с жизнью человека — младенчеством, юностью, зрелостью, старостью — «общее место» в худшем смысле слова, а попросту — банальность; вычисления среднего возраста цивилизаций, любимые упражнения историософов, при всей своей наукообразности, во-первых, крайне субъективны, а во-вторых, снижают пафос, напряжение речи: человеку европейской (или христианской) культуры, который видит себя образом Божием, просто не интересно быть элементом всеобщего коловращения.

Аргумент к прогрессу

Он также основан на топе «предыдущее/последующее», в котором приоритет отдается последующему. Согласно идее прогресса история предстает как поступательное развитие, смысл которого совершен-