комсостава, поспешила туда – надо было вывести всех из домов куда-нибудь в надёжное укрытие в крепостных валах.
Но ей приходилось то и дело останавливаться по дороге – здесь и там стонали раненые люди, и её санитарная сумка опустела, прежде чем она добежала до дома.
Её матери уже не было в квартире. Но внизу, под лестницей дома, испуганно сбилось в кучу несколько женщин с детьми.
– Идёмте со мной! – позвала их Раиса. – Здесь вас может завалить!
Валы Восточного форта находились совсем близко. Но пробежать эти две-три сотни метров было нелегко. Громко плакали испуганные дети, женщины вскрикивали и цепенели при каждом близком взрыве. Они не успевали за ней – приходилось всё время останавливаться и поджидать отстающих. Наконец они все же добрались до ближнего вала и вбежали в первый попавшийся каземат.
Тут находились конюшни, и десятка два привязанных лошадей нервно топтались в своих стойлах и встревоженно ржали, слыша взрывы.
В этих конюшнях было уже много людей. Здесь укрылись женщины и дети из ближних домов комсостава, и обрадованная Раиса увидела среди них свою мать. Тут сидели несколько безоружных и раненых бойцов; она сразу осмотрела их раны и перевязала, разорвав на бинты их нижние рубашки.
Было около полудня, когда в конюшнях появились командиры во главе с майором. Это был майор Гаврилов, принявший командование над гарнизоном форта и теперь обходивший все казематы.
Он подбодрил приунывших женщин, сказал, что врага скоро отобьют, а потом, заметив Раису, подозвал её. Она представилась как положено – по-военному.
– Вам, товарищ военфельдшер, я поручаю организовать здесь санитарную часть. Пусть вам помогают женщины – раненых будем сносить сюда, – сказал майор.
– Но у меня же ничего нет, товарищ майор, – взмолилась Раиса. – Бинты кончились, медикаментов не осталось никаких.
– Попробуем вам что-нибудь достать, – обещал майор. – А пока делайте все, что можете.
И она делала что могла. Вместе с женщинами она постелила у стены каземата чистую солому, подготовив свой будущий госпиталь. Когда начали приносить раненых, они пустили на бинты своё бельё, а вместо шин она прибинтовывала к перебитым рукам и ногам какую-нибудь доску или ложе разбитой винтовки. Пища, скудная и нерегулярная, отдавалась прежде всего детям и раненым. Так же было и с водой, когда её удавалось достать.
На второй день пришлось выпустить лошадей: их нечем было поить и они могли сбеситься от жажды. Их выгнали во дворик форта, и с тревожным ржанием кони табуном побежали к Мухавцу, на место своего обычного водопоя. Наблюдатели с вала видели, как немцы перестреляли их из пулемётов.
По просьбе Раисы бойцы выкопали неглубокий колодец в самой конюшне. Но пропитанная лошадиными нечистотами земля давала какую-то жёлтую, отвратительно пахнувшую воду – даже при сильной жажде её не могли пить. Сначала бойцы ползали за водой к Мухавцу, чтобы хоть немного облегчить страдания детей и раненых. Потом путь туда оказался отрезанным, но зато в соседнем валу обнаружили ледник с запасами льда.
Теперь Раиса сама ползала за льдом. Ползти надо было всего сорок – пятьдесят метров, но часть этого пространства простреливалась откуда-то немецким пулемётом, и каждый раз близкий посвист и чмоканье пуль о землю заставляли замирать её сердце. Но людям надо было пить, и она снова и снова отправлялась в это путешествие.
Как-то лейтенант Степан Терехов, которому Гаврилов поручил все хозяйственные дела, раздобыл со своими бойцами немного бинтов и медикаментов. Она была счастлива: это спасло жизнь некоторым раненым – им уже угрожала гангрена. А главное – среди медикаментов были таблетки хлорной извести. Теперь она кипятила жёлтую воду из колодца, клала туда таблетки «хлорки», и эту жидкость, похожую на лекарство, можно было пить. Запасы льда кончались, и хлорированная вода помогала все же поддерживать силы людей.
Все пережила она здесь, в форту, – и дымовые атаки немцев, когда всем им, включая детей и раненых, приходилось часами дышать через противогазы или сквозь влажные тряпки, и обстрел из танков, и взрыв тяжёлой бомбы весом в 1800 килограммов, когда казалось, что кирпичные своды каземата сейчас не выдержат и многотонная масса земляного вала над головами станет их общим могильным холмом.
А потом майор Гаврилов, страшный, исхудавший, помрачневший, пришёл к ним и велел женщинам взять детей и идти в плен. Он не хотел слушать никаких возражений, и женщины, рыдая, стали собираться. Заметив, что Раиса отошла в сторону, майор прикрикнул на неё:
– Вам что, нужно отдельное приказание?
– Я никуда не пойду, товарищ майор, – сказала она. – Я военфельдшер, и моё место около раненых.
Он понял, что спорить бесполезно, и молча кивнул головой. Он даже не стал возражать, когда мать Раисы сказала, что она тоже не уйдёт от своей дочери. Так и остались они с бойцами, эти две женщины, молодая и старая, решившие до конца разделить трагическую судьбу маленького гарнизона.
Их взяли в плен два дня спустя вместе с ранеными. Увидев на гимнастёрке Раисы зеленоватые петлицы медицинской службы, немецкий офицер решил, что эта женщина – пограничник, и хотел тут же застрелить её, но один из раненых, знавший немецкий язык, объяснил ему, что она – врач.
Её с матерью отделили от всех и отправили в Брест. Там они просидели несколько суток в каком-то подвале. Потом им удалось бежать. Раиса достала себе обычное платье, и они поселились в городе.
Страшные годы оккупации принесли им много тяжёлых испытаний. Пришлось надрываться на трудной подённой работе на полях и огородах, пришлось и голодать и побираться, пришлось перенести и фашистскую тюрьму, и туберкулёз. А когда к Бресту подходили наши войска, немцы схватили их и с сотнями других женщин и детей увезли на запад. Только после окончательной победы над Германией довелось им вернуться на Родину и побывать на родной Орловщине.
«НИЧЕГО ОСОБЕННОГО!»
В 1956 году после долгих поисков наконец удалось отыскать следы четвёртого командира, упомянутого в «Приказе №1», – лейтенанта Виноградова. Анатолий Александрович Виноградов, как и Семененко, оказался живым и здоровым и работал кузнецом на заводе в Вологде.
Летом того же года мы встретились с ним в Москве. Передо мной был ещё сравнительно молодой, полный сил человек с большими, могучими руками, с красивым открытым лицом типичного русака, с певучим окающим говорком коренного вологжанина. Когда я открыл свою тетрадь и попросил его поподробнее рассказать о том, что он видел и делал в крепости, Виноградов усмехнулся добродушно и смущённо.
– Просто не соображу, что говорить надо, – развёл он руками. – Ну, воевал в крепости рядом с товарищами. Вроде ничего особенного не было.
И только потом, буквально выжимая из него воспоминания, я узнал, что за этим «ничего особенного» скрывается история одного из важных эпизодов обороны – история единственного прорыва, который за всё время удался гарнизону центральной крепости.
Это было 25 или 26 июня, когда уже стало ясно, что наши войска отступили далеко на восток и рассчитывать на освобождение крепости из осады не приходится. Штаб сводной группы решил организовать прорыв вражеского кольца изнутри.
Был создан головной отряд прорыва, командовать которым поручили Виноградову. Ещё при свете дня ему с его бойцами предстояло неожиданным броском форсировать Мухавец, подавить пулемёты немцев на валу против казарм и двигаться дальше, выходя из крепости к шоссе южнее Бреста. Вслед за ними в пробитую брешь должен был устремиться весь остальной гарнизон Центрального острова во главе с Зубачевым и Фоминым.
Отряд Виноградова выполнил свою боевую задачу, как ни трудна она была. Мухавец кипел от пуль, но они все же прорвались сквозь огневой заслон врага, вскарабкались на валы и гранатами уничтожили пулемётные гнезда противника. Поредевший, но ещё вполне боеспособный отряд вскоре пробился и за
