– Все равно спасибо, – тихо сказал Жора. – Ловко ты его шлепнул! Хоть отомстил. Как вокруг? Тихо?
– Пока – да. Но если полезут, то будет жарко. – Я не видел смысла что-либо скрывать. – Одними пистолетиками не отобьешься. Сейчас схожу в разведку, попробую разузнать, что и как. Может, у этих пиратов какое-нибудь современное оружие есть.
– Там, в сумке… – говорить Жоре было трудно. – Открой и возьми. Не думал, что понадобится…
При наших обстоятельствах было не до церемоний, и я потянул к себе Жорину сумку. Она оказалась довольно тяжелой. И немудрено: открыв ее, я под грудой тряпок обнаружил сокровище, по сравнению с которым все изумруды и бриллианты показались мне в тот момент мусором. Там лежал «калашников» с откидным прикладом и укороченным стволом, так называемая «сучка», а рядышком – два пустых магазина и самодельная коробка с сотней патронов.
– Ну и ну! – Я даже присвистнул при виде бесценного богатства.
Я не стал спрашивать Жору, зачем он прихватил в плавание автомат. Законы сейчас нарушают все кому не лень. Главное, что эта немудреная и безотказная вещица была необходима нам до крайности. Оставалось только жалеть, что Жора для своих неведомых целей не прихватил их с десяток.
Подошедший к нам Рдецкий выразительно посмотрел на Жору, но говорить ничего не стал. Да и что говорить? В лучшем случае, если прибудет запоздалая помощь, он легко может откреститься незнанием того, какой груз взял с собой телохранитель. В худшем – без оружия не обойтись.
– Спасибо, Жора. – Я прижимал к себе автомат, точно младенца, для благодарности у меня не хватало слов.
– Знакомая штучка? – поинтересовался Рдецкий, поглядывая на мои нежности.
– Даже слишком. – Первый прилив восторга прошел, и я, тщательно осмотрев автомат, стал набивать магазины.
Жора лежал с закрытыми глазами. Мы с Рдецким отошли в сторону, а наше место заняли девушки.
– Я давно присматриваюсь к вам, Сергей, и не могу не признать за вами целого ряда достоинств, – негромко произнес Рдецкий. – Что вас удерживает у этого пустобреха? Я ведь знаю, что политика вам до фонаря, а как человек ваш шеф – ничтожество.
– Личные качества Лудицкого не играют для меня никакой роли, – холодно ответил я. – Равно как и род его деятельности. Я делаю ту работу, за которую мне платят и которую умею делать. Все прочее для меня не имеет значения.
– Переходите ко мне, – предложил Рдецкий. – Не знаю, сколько вы получаете, но я стану платить вам вдвое больше.
– Заманчиво, – улыбнулся я. – Но давайте вернемся к этому вопросу, когда уляжется заварушка. Сейчас же вопрос о том, на кого я работаю – вернее, работал, – не имеет никакого смысла.
– Понимаю, – кивнул Гриф. – Но все-таки подумайте над моим предложением. Желаю удачи!
– Спасибо. – Думать о такой ерунде у меня сейчас не было ни времени, ни желания.
Времени вообще было очень мало, а дел много. Я не имел права рисковать самым ценным нашим имуществом и потому передал автомат на хранение Славке. Распихал по карманам патроны к револьверу и отправился в сторону нашей береговой стоянки налегке.
Меня интересовал целый ряд вопросов, но я и не пытался строить догадки. При малочисленности и абсурдности (иначе и не сказать) фактов, все эти размышления не имели особого смысла. Очень уж фантастическим выглядело все случившееся с нами, чтобы запросто это объяснить.
Я шел быстро и осторожно. Часто проводил поиск по сторонам, вслушивался, вглядывался, был готов в случае малейшей необходимости исчезнуть, стать незаметным. Впервые за последние годы я чувствовал себя полностью хорошо. Тут нет никакой бравады. Просто мое унылое прозябание закончилось. Снова наступила настоящая жизнь, когда остро ощущаешь каждое прожитое мгновение, и собственное будущее зависит только от тебя, а не от каких-то внешних обстоятельств и изменений политических курсов.
Вдобавок, на время разведки я стал свободен от ответственности за доверившихся мне людей. Когда-то я был профессиональным военным и вот неожиданно вернулся к своему настоящему делу. Я был полностью уверен в своих силах и готов помериться ими с любым противником, будь он хоть посланцем ада.
Признаюсь сразу. Мне было жалко попавших в переплет детей, отчасти – в гораздо меньшей степени – женщин, но к нашим мужикам никакой жалости у меня не было. Наверное, то была дремавшая до поры до времени мстительность к новым хозяевам жизни, не представлявшим абсолютно ничего в человеческом плане. Уж очень они привыкли пыжиться индюками и не считаться ни с кем и никогда. Вот пусть и испытают на собственных шкурах такое же отношение к себе.
Я не успел отойти и на километр, как мне сказочно повезло. Шорох в кустах сразу привлек мое обострившееся внимание, я извлек из кобуры револьвер и осторожно пополз на звук.
Я увидел здоровенного рогатого козла или какой-то его близкого родственника. Он спокойно и деловито пережевывал листву, порой меланхолично поглядывал по сторонам, но моего присутствия пока не замечал.
Ветерок дул мне в лицо, до козла – точнее, как я теперь заметил, до козы – было от силы метров пятнадцать и упустить такой случай было грешно.
Я тщательно прицелился в рогатую голову. Буквально в последний момент коза что-то почувствовала, повернула морду ко мне, и я аккуратно всадил ей пулю прямо в глаз.
Животное повалилось на траву, дернулось пару раз и затихло.
Я вогнал новый патрон на место использованного. Выстрел мог привлечь внимание, но как я ни вслушивался, ничего подозрительного не услышал. Я выждал еще немного и бросился к добыче.
Коза оказалась неожиданно тяжелой, но мне совсем не хотелось разделывать ее на месте. После подобной процедуры неизбежно останутся следы, да и задержка мне ни к чему. Поэтому, я просто взвалил тушу на плечи и пустился в обратный путь.
Не знаю, как скоро я донес бы свою добычу. К счастью, меня заметили и встретили на полпути, и я передал козу Николаю и двум подошедшим с ним мужчинам. Потом махнул им на прощание и отправился по своим следам. Судьба помогла мне отчасти решить продовольственную проблему, но другие-то были не решены…
На этот раз я шел очень долго. Лес точно вымер. Следы людей мне попались лишь дважды. В первый раз я заметил втоптанный в землю окурок, оставленный кем-то из беглецов, в во второй – лоскуток грубой некрашеной ткани, вырванный на память кустарником из чьей-то одежды. Окурок – он и есть окурок, а вот лоскуток заинтересовал меня намного больше. Очень уж домотканым он выглядел. Похоже, именно из ткани такого качества сшита одежда нападавших.
Я повертел лоскуток, сунул его в карман и пошел дальше.
Минут через десять я услышал в отдалении чьи-то голоса и повернул в ту сторону.
Я подкрадывался к неизвестным, как к опасной дичи, но, расслышав русское слово, облегченно выдохнул.
Их оказалось пятеро – довольно пожилой мужчина, двое парней – один долговязый, второй прыщавый, – женщина средних лет и подросток лет шестнадцати. Мое неожиданное появление заставило всех вздрогнуть. Еще мгновение – и они бросились бы прочь.
– Тихо, свои! – предостерег я их, пряча револьвер.
Испуг немедленно перешел в радость, словно наша встреча избавляла беглецов от всех напастей. Но у меня не было времени возиться со спасенными. Я объяснил им дорогу до горы, предупредил об осторожности и уже хотел попрощаться, как долговязый предложил:
– Слышь, чувак? Может, сам нас проводишь? А уж мы в долгу не останемся, – и он дотронулся до массивной золотой цепи на шее.
– Не могу, чувак, – в тон ему ответил я, ощущая, как во мне нарастает раздражение. – У меня других дел по горло.
Долговязый открыл было рот, но где-то вдали хлопнул выстрел, и все пятеро испуганно завертели головами.
– Идите скорее, а я погляжу, кто там с ружьишком балуется, – сказал я.
Выстрел подействовал на беглецов сильнее любого аргумента, и они торопливо направились в сторону вершины.
