— Сказки! — фыркнул Анвар. — Я поверю в его, только когда увижу собственными глазами.
— Молись, чтобы этого никогда не случилось, — со всей серьезностью отозвался казалимец. — Ходят слухи, что драконы нелюдимые и капризные создания, их легко разозлить и лучше оставить в покое.
Они ехали всю ночь и под конец так устали, что даже не могли разговаривать. Наконец Язур, бросив взгляд на, казалось бы, неизменный горизонт, объявил, что пора остановиться и разбить лагерь. Ориэлла совершенно выбилась из сил. Неужели только вчера утром она вырвала Анвара из лап смерти? За минувшие сутки произошло столько событий, что у нее не было ни минуты передышки. Девушка спешилась, чувствуя, как подгибаются колени, и обрадовалась, что больше от нее ничего не требуется. Боан мгновенно оказался рядом и увел лошадь, а воины Харина быстро и умело поставили легкие шелковые палатки. Для лошадей и мулов соорудили отдельное укрытие, ибо ни одно живое существо не могло оставаться на солнце в дневные часы.
В суматохе Ориэлла потеряла из виду своих друзей, за исключением, конечно, Шиа, которая, словно тень, следовала за ней. Получив скудную порцию воды и еды, волшебница отправилась на поиски Анвара и нашла его сидящим в одиночестве у входа в небольшую палатку. Рядом лежал бурдюк с водой, а еда стояла нетронутой. Юноша невидящими глазами смотрел на освещенный факелами лагерь. Его утомленное лицо было красивым и печальным. Ориэлла уже собралась уйти, чтобы не мешать ему, но Анвар — уже в который раз! — почувствовал ее присутствие.
— Знаешь, — промолвил он, не поворачивая головы, — ты ни разу не сказала: «Я же говорила тебе».
— Да я бы скорее отрезала себе язык! — запротестовала Ориэлла. — Зачем же бередить твои раны? Анвар вздохнул.
— Да, ты бы не стала. Ты слишком благородна. Ты предупреждала меня насчет Сары, а я, вместо того чтобы послушаться, оттолкнул тебя. И вот что из этого вышло.
— Анвар, мне нельзя было бросать тебя. Все мой проклятый характер! Я никогда себе этого не прощу.
— Значит, нас уже двое таких, — мрачно усмехнулся Анвар. — О боги, почему я был так слеп и не видел, кому из вас можно доверять? Знаешь, сегодня я много думал, вспоминал, как ты защищала меня в Академии от Миафана, как относилась ко мне, когда я был твоим слугой. Помнишь, ты вышла в метель после Солнцеворота, чтобы купить для меня гитару, — и что же я? — Казалось, юноша дивится собственной глупости. — Я говорил тебе оскорбительные слова, я оттолкнул тебя — потому, что защищал Сару. А что сделала ты? Ты спасла меня от смерти, ты объявила меня своим мужем, а она лишь жаждала моей гибели, чтобы самой стать королевой! Боги, какой же я страшный дурак, Ориэлла! Слепой, тупоголовый болван! — Его трясло, и Ориэлла обняла юношу, успокаивая, как он успокаивал ее на вершине утеса. Анвар склонил голову ей на плечо, и она погладила его вьющиеся светло-русые волосы.
— Знаешь, что бы я сделала, будь мы с тобой в Нексисе? — мягко сказала волшебница. — Я бы обошла с тобой все таверны и накупила бы тебе больше выпивки, чем ты видел за всю свою жизнь. Форрал всегда говорил, что для разбитого сердца — это единственное лекарство.
Горизонт на востоке начал светлеть, и занимающаяся заря заставила их укрыться в палатке. Ориэлла задернула занавеску, и ослепительный свет померк. Анвар робко улыбнулся.
— Если когда-нибудь мы доберемся до города, я с удовольствием приму твое предложение — но должен признаться, что разбитое сердце тут ни при чем, — я страдаю от разочарования, унижения и злости на самого себя, за собственную легковерность. — Его губы скривились. — Я не могу простить себе, что подвел тебя.
Ориэлла сжала его руку.
— Не упрекай себя, Анвар, все уже позади. Сара была возлюбленной твоей юности — и ты любил ее. Разве ты виноват, что она изменилась? Лучше ляг и поспи. Может, когда ты отдохнешь, все представится тебе в лучшем свете.
Юноша невольно усмехнулся.
— Вот видишь, ты снова печешься обо мне. А мне казалось, что все должно быть как раз наоборот.
— Ничего, ты тоже на кое-что годишься! А теперь — спать, а не то!..
— А не то ты натравишь на меня свое чудовище? — Анвар обеспокоенно покосился на Шиа — в тесноте палатки пантера казалась просто огромной.
— Не волнуйся, она хороший друг и присмотрит за нами обоими, — Ориэлла протянула руку чтобы погладить лобастую голову Шиа, и была вознаграждена сонным мурлыканьем.
— Он мне нравится, — сказала пантера.
— Правда? — Ориэлла была удивлена. Шиа никогда не говорила ничего подобного о ком-нибудь другом, даже о Боане.
— Мне он тоже нравится.
Волшебница повернулась к Анвару, но тот уже спал, разметавшись на подушках. Несмотря на мерцающую пыль, покрывающую лицо молодого человека, было видно, что он устал, изможден и придавлен своим горем. Повинуясь порыву, Ориэлла протянула руку и нежно коснулась его щеки. И вдруг, как и в лагере невольников, у нее бешено забилось сердце. Что-то на мгновение изменилось и тут же вновь встало на место. Словно обжегшись, девушка отдернула руку, и в этот момент некая волна неведомой силы прошла сквозь нее, и была эта сила очень похожа на ту, что когда-то освободила энергию браслетов Затбара. Какое-то время Ориэлла сидела совершенно неподвижно, недоверчиво глядя на свою ладонь и дожидаясь, когда восстановится дыхание, а сердце снова станет биться ровно, как обычно.
— Ты тоже почувствовала это? — спросила она у Шиа.
— Что именно? — сонно отозвалась та.
— Ладно, пустяки! — Ориэлла попыталась собраться с мыслями, но почему-то перед ее внутренним взором вдруг встало лицо Форрала, нежное и сияющее, каким оно было в тот первый день их близости. Горе и одиночество пронзили девушку с такой силой, что она невольно застонала. Измученная и запутавшаяся, волшебница дала волю слезам и вскоре, не переставая плакать, заснула.
А где-то посреди долгого яркого дня Анвар вдруг пошевелился и застонал, мучимый каким-то кошмаром. Его рука коснулась руки волшебницы. Та, не просыпаясь, крепко сжала ее, и юноша перестал метаться. В таком положении и застал их Харин — лежащих рядом рука в руке. Он долго смотрел на них, пока сонная Шиа не открыла один глаз. Принц поспешно отступил и задернул клапан палатки. И поскольку человек удалился, не сделав попытки причинить им вреда, Шиа впоследствии забыла рассказать об этом визите.
Глава 29. КРЫСЫ В КАНАЛИЗАЦИИ
Старая пекарня так изменилась, что, окажись здесь сейчас Анвар, он едва ли узнал бы родные пенаты. После смерти жены Торл утратил покой. Его магазинчик в Пассаже был уничтожен пожаром, и ему пришлось вернуться в свою тесную пекарню на задворках города. Но без Риа и Анвара дела шли все хуже и хуже, и, несмотря на все усилия Берна спасти дело, которое ему предстояло унаследовать, пекарня медленно разваливалась — штукатурка осыпалась, крыша нуждалась в починке. Внутри прочно обосновались грязь и паутина, а стены давно уже требовали ремонта.
«Неудивительно, что мы растеряли покупателей», — с отвращением думал Берн, доставая из печи завтрашний хлеб. Торл стал теперь вздорным, угрюмым стариком и больше не желал рано вставать, чтобы каждый день печь свежий хлеб. Да, по правде говоря, едва ли стоило это делать. Берн, нахмурившись, посмотрел на кучу черствых буханок, сваленных у окна. Вся округа знала, в каких условиях нынче готовится когда-то знаменитый хлеб Торла, и никто не желал к нему даже притрагиваться.
Именно в этот момент в пекарню вошел и сам объект мрачных размышлений Берна. Пламя в печи ярко вспыхнуло, и вслед за Торлом в комнату влетело облако клубящегося снега; крупные хлопья вспыхивали, как искры, при свете фонаря. С подачи Волшебного Народа новый Совет постановил, что уличное освещение — излишняя роскошь, и в темных переулках расцвела преступность, а людям приходилось постоянно таскать с собой собственные фонари.
— Веселая ночка, — проворчал Торл. — Проклятая зима!
— Вытри ноги, отец! — автоматически крикнул Берн, хотя и знал, что это бесполезно. Торл, как всегда, пожал плечами и начал складывать черствый хлеб в мешок.
— Схожу в таверну, — пробормотал он. — Харкас возьмет эти сухари для свиней.
