Митя вздрогнул и открыл глаза – на краю поляны стоял Мишган с пластиковой бутылью пива в руке, за его спиной глыбились Дыня с Тыквой, пускал дымные колечки Тяпа, колыхался конский хвост Вички Жемчуговой и светилась чистым золотом челка, которую Митя узнал бы из тысячи других…
«Лишь бы Старый Гном не выбежал на полянку. Если его увидят эти…» – мелькнула у Мити мысль и пропала.
Мишган ходил вокруг нелепо замершего Мити и «кидал предъявы»:
– Я ни-и-по-онял… Кар-Карыч, ты чё, нюх потерял, мля? Тебе чё училка велела? Примеры решать? А ты чё, мля, балдеешь?!
Пока Мишган глумился над Митей, остальные разбрелись по полянке. Дыня с Тыквой затеяли втыкать титановый совок в ствол дуба, девчонки разглядывали Митины записи…
– Калач, у него тут ботва какая-то! – подал голос Тяпа, заглянув в пакет с орхидеей.
– Не трогай! – Митя шагнул к присевшему на корточки Тяпе, нагнулся, протянул руку и уже почти коснулся пакета, но тут сильный рывок швырнул его на траву.
– Стоять! – Мишган навис над Митей. Девчонки обернулись, Дыня бросил совок, на всякий случай подскочил к Мите и прижал его к земле.
– Ну-ка, ну-ка, что тут у нас… – взяв протянутый Тяпой пакет, Мишган сунулся внутрь. – И впрямь ботва, цветочки-росточки… Хрень какая-то! Светуль, лови!
– Не-ет!! – Митя вывернулся из Дыниных рук, оттолкнул Тяпу, кинувшегося ему наперерез, но поймать пакет с венериным башмачком, конечно, не смог. И Света с Вичкой не смогли, да даже и не пытались, просто отскочили в сторону…
Описав пологую дугу, пакет со всего маху шмякнулся о землю, внутри захрустело, жалобно тенькнул проволочный каркас…
У Мити в глазах все расплылось. Все, орхидея погибла… Он обернулся – Мишган кривил губы в ухмылке, сунув руки в карманы куртки.
– Ты! – Митя сжал кулаки и пошел на ненавистную ухмылку. – Ты!! Гад ты! Дурак тупой! Дурак!
Мишган перестал улыбаться, лицо его вытянулось, и тут Митя изо всех сил толкнул его двумя руками в грудь, вцепился в воротник и начал трясти, повторяя одно и тоже:
– Ты! Дурак! Дурак! Дурак! Дурак! Дурак! Дурак! Дурак! Дурак!!!
По Митиным щекам текли слезы, голос дрожал. Мишган болтался, словно тряпичная кукла, пытаясь вырваться из рук вдруг взбесившегося тихони Кар-Карыча. Вичка Жемчугова взвизгнула…
Опомнившиеся Дыня с Тыквой налетели на Митю, оттащили от помятого «пахана»…
– Псих, во псих! – неожиданно жалобным, тонким голосом крикнул Мишган, попытался вернуть ухмылку, но получилась она какой-то испуганной. Светка Теплякова подбежала к нему:
– Миш, ты как? Куда он тебя?
Мир перевернулся… Митя закрыл глаза и перестал вырываться из рук братьев. Тут Тяпа ударил его в живот, Дыня добавил по шее, а Мишган подскочил и ударил кулаком в губы. Было больно, но такую боль Митя, как оказалось, вполне мог терпеть.
Куда хуже была обида и … зависть. Митя даже не мог понять, чего ему больше жалко – то ли несчастную орхидею, то ли того, что Светка подошла к Мишгану, а не к нему…
Злость прошла. В голове звенело. От слез щипало щеки. Мишган уже что-то орал своим привычным голосом, ему поддакивал Тяпа, похохатывала Вичка. Мите было все равно. Он лежал, согнувшись, и, приоткрыв один глаз, смотрел, как по желтой, высохшей травинке деловито ползла куда-то божья коровка.
Потом, потормошив Митю, Мишгановская бригада ушла. По-прежнему шумели на ветру дубы, по- прежнему перекликались птицы, застрекотал где-то в стороне заполошный осенний кузнечик.
А Мите было все равно… Все равно… Все равно…
…Притопал Старый Гном. Ткнулся холодным носом в Митин лоб, уколол плечо. Божья коровка добралась до конца травинки и улетела на небо, туда, где ее детки кушают конфетки…
Митя сел, вытер ладонью кровь с губ, огляделся. Странно…
Вроде и венерин башмачок погиб, и досталось ему, и Теплякова («Да никакая она не эльфийская принцесса, а просто… просто дура!» – вспыхнула на миг в голове мысль) в очередной раз не обратила на Митю никакого внимания, а на душе было… Как-то тепло и спокойно. И даже радостно!
«А ведь Мишган меня испугался! – понял вдруг Митя, вспомнив страх, плескавшийся в глазах школьного «пахана». – Выходит, он просто трус, поэтому один и не ходит никогда? Наверное, так…»
Поднявшись, Митя отряхнулся и заглянул в пакет. Так и есть – на глазах снова навернулись слезы – стебель орхидеи сломан в двух местах, листья измяты, измочалены, корневой ком расплющен. Сволочи!
– Надо ее похоронить, – грустно сказал вслух Митя Старому Гному, норовившему тоже сунуть мордочку в пакет.
Совок отыскался в зарослях волчьего лыка на краю поляны. Митя бережно вынул изуродованное растение из пакета и отнес орхидею к трухлявому пню.
Присев на корточки, он начал копать в стороне от того места, где еще час назад росло несчастное растение. Почему-то Мите это казалось очень важным – вырыть для орхидеи достаточно глубокую ямку.
Пару раз под лезвием совка скрежетали мелкие камни, с хрустом лопались корешки лимонницы…
Вдруг – дзэнь! – Митя вскрикнул, выронил совок и затряс соскочившей с рукояти рукой:
