Все утро Аморн притворялся перед самим собой, будто занят другими делами. Но рано или поздно все мысли возвращались к одному: к последнему сообщению Вауре. Никому не известный юноша проник сквозь магическую преграду, заодно выпустив на Гендиваль ак'загаров. Досадно, что и говорить, но не это главное. Ужаснее всего причина, побудившая молодого человека совершить недозволенный поступок. Грим мертв. Просто немыслимо.
«Хоть бы одну добрую весть получить для разнообразия! Я что, прошу слишком многого?»
Гибель старого товарища поразила архимага в самое сердце. Аморну вспомнились годы, проведенные в Каллисиоре под личиной Блейда, командира Мечей Божьих. В то время изгнанник изводился от нестерпимого одиночества. Он сам оградил себя от любой близости, чтобы ненароком не выдать тайны своего происхождения – это помешало бы воздвигнуть новый оплот власти в Тиаронде. Да, таково было его желание, но видит небо, отступник жестоко мучился! Заставляя попутно страдать окружающих… Никто не ведал, что под непробиваемой броней равнодушия и беспощадности таятся, ожидая своего часа, простые человеческие страсти.
Но вот отступник возвратился в Гендиваль, окунулся в забытое прошлое; теперь его окружали прежние друзья, и что же? Стальной щит стал давать трещины! Чувствуя себя нагим и предельно уязвимым, подобно крабу, вытащенному из панциря, Аморн как никогда нуждался в поддержке доброго соратника.
И тут судьба наносит ужасный удар. Лучше бы умер тот неизвестный юноша, а не Грим, шептало сердце, ослепленное горем.
«Сколько раз он просил у меня разрешения вернуться, а я все откладывал! Согласись я вовремя, товарищ остался бы в живых».
Удручало и то, как неприязненно они расстались. Угораздило же обоих поссориться из-за этого мальчишки-тиарондца. Грим заподозрил архимага в нечестных намерениях, тот вспылил. Тяжко терять друзей, не успев даже примириться, попросить прощения. Теперь уже ничего не исправить.
Аморну хватало здравого смысла осознать, как бесплодны и даже разрушительны эти горестные раздумья, и все же он с трудом удерживался от того, чтобы не впасть в бездну безнадежного уныния и жалости к себе. Не время горевать. Силы нужны ему для другого. Завесы неостановимо рушатся, судьбы целого мира в руках чародеев!
Отступник трудился, точно каторжный. В самом деле, он не покидал стен рабочего кабинета с прошлого утра – то есть с тех пор, как впервые вошел туда. Отправляя прочих соратников ко сну, сам он провел всю ночь над картами, сводками донесениями из иных земель. Задача стояла не из легких: выяснить, как может слабая, жалкая кучка чародеев противостоять бедствиям и крушению целой планеты.
Аморн все чаще думал о прежнем архимаге. Влияние Кергорна ощущалось повсюду. Многие беды не привели бы к столь плачевным последствиям, если бы не его преступное невмешательство.
«Держись, кентавр, не умирай! – злорадствовал отступник. – Ты еще увидишь, как сильно заблуждался, отказываясь прибегнуть к помощи древних знаний, не вместившихся в твой ограниченный умишко. Тебя и самого уже не было бы на свете, если б не целебные устройства, в использовании которых нуждались так многие, но в свое время получили отказ!»
В общем-то, Аморна вполне устраивало, что свергнутый архимаг еще жив. В будущем это вызовет определенные неудобства, но нынче отступнику даже на руку пустопорожние надежды сторонников прежнего курса. Чем бы дитя ни тешилось… К примеру, та же Сивильда наверняка уже попыталась бы свернуть самозванцу шею – а так сидит себе в лечебнице, ухаживает за мужем, все при деле.
К тому же чем глубже вникал новый архимаг в безумные несчастья, охватившие мир, тем отчетливей понимал Кергорна. Соблазн махнуть на все рукой, прикрываясь громкими речами о невмешательстве, и впрямь оказался велик. Лишь тренированная воля пресловутого лорда Блейда удерживала отступника за работой, да в придачу сознание ужасной цены, заплаченной за сбывшуюся мечту всей его жизни.
Хотя нет, имелось еще кое-что. Аморн боялся. В этих краях, где каждый первый умеет читать чужие мысли, как долго удастся ему сохранить тайну растревоженной совести? Ведь именно отступник невольно сделался причиной всех горестей, постигших землю.
Войдя в кабинет, отдохнувшие чародеи застали архимага в том же положении, как и покидали: изможденным, со слипающимися глазами, с лицом, осунувшимся от боли в ребрах и раненом предплечье, и непоколебимой решимостью продолжать работу. Правитель не поддавался ни на какие уговоры – даже грозному Маскулу не удалось выгнать его поспать. Тогда добарки Байлен и Кирре принесли прямо в комнату еду и некое средство, утоляющее боль, и стояли над душой, пока Аморн не проглотил все это у них на глазах.
Завтрак заметно подкрепил его, но спустя несколько часов архимаг начал клевать носом. Поймав себя на том, что он читает одну и ту же фразу в пятый или шестой раз, правитель решил «сдаться» («проявить здравый смысл», – уточнили заботливые сподвижники). Маскулу чуть ли не вытолкал его взашей, а Кирре заявила, что не пустит архимага обратно, пока тот не восстановит силы как следует.
Щурясь на осеннее солнце, Аморн стоял под открытым небом и жадно вдыхал свежий прохладный воздух. После всех этих сообщений о кошмарах странновато было видеть погожий денек, умиротворенную долину, окутанную палевой дымкой, прекрасную, как несбыточный сон. Неужели Завесы падут, и этому сказочному покою тоже придет конец?
Архимаг медленно зашагал прочь – и вдруг встал будто вкопанный. Куда же ему идти? Тревожась об участи целого мира, новый правитель забыл позаботиться о такой мелочи, как мягкая постель для себя. Отправиться к Вельдан казалось самым простым и естественным решением. Хотелось бы взглянуть на дом, где он когда-то провел столько счастливых дней с ее матерью. Впрочем, знакомые места наверняка сильно изменились с тех пор, хотя бы потому, что там поселился дракен.
Да, но отступник не вправе навязывать девушке свое общество. Готова ли она к подобному вторжению? Они так мало знают друг друга. Аморн вовсе не желал нечаянной грубостью испортить отношения в самом зародыше.
Можно было бы отдать приказ, и подданные сами позаботились бы обо всем, но это значило подорвать их едва завоеванное уважение: новый правитель – и просит о ночлеге, словно бродяга-нищий!
Ах и потом, архимагу наскучило, что на него таращатся, как на пугало, – кто с изумлением, а кто и с затаенной ненавистью. Вот ведь забавно: положить столько лет на борьбу за место в Тайном Совете – и так быстро устать от известности.
«Это пройдет. Мне нужно просто освежиться».
