– Ну так вот! Посмеялся я, конечно, над бабкой, да и забыл! Прошла неделя, и бабуся моя померла! Похороны, поминки, все чин-чинарем справили, и вот иду я как-то от дивчины одной, со станции. Иду по дороге, пьяненький, конечно, и че-то злой – не дала, что ли? Не помню! Луна, во-о-от такенная, на небе, светит – газету можно читать! Я злюсь, ругаюсь, кепку снял, швырнул на дорогу, и вдруг слышу сзади – шаги! Ну, думаю, щас я тебе наваляю с горя, козлина, кто б ты не был! И тут бабкины слова вспомнил и для смеху возьми да и скажи, как покойница учила: «Ты душу мою не тронь, а клад дедов отдай!» И что вы думайте – мне женский голос, веселый такой, отвечает: «А ты, Санечка, в подполе посмотри, в углу, под бочкой! Покопаешь – и найдешь!»
Тут меня аж потом прошибло, весь хмель прошел. Хочу повернуться, а не могу! Вспомнил, как бабка дальше учила, и давай креститься – как мельница, руками махал! Потом повернулся все же – никого! Вот, прикинь, бывает же!
– Ну а клад-то вы нашли? – вдруг подал голос Смирнов. Я даже вздрогнул от неожиданности – гляди-ка, заинтересовало его!
– Нашел! – кивнул головой Саня: – Только никакого золота там не было! Так, медь какая-то, крестик, складень, ну, икона такая, переносная, маленькая! И «Часовник» – церковная книга!
– Так выходит, прапрадед ваш попом был? – снова спросил Смирнов.
– Сам ты поп! – разозлился Пеклеванный: – Сказал же – казак! А клад тот не его, он, как оказалось, и в доме-то этом и не жил, его дед мой построил. Дед, когда революция была, и попрятал все эти вещи – от большевиков! Но я другого не пойму – что за баба со мной на дороге разговаривала?
– В мире есть множество вещей, необъяснимых с точки зрения науки… – заметил Смирнов, и я вздрогнул, уловив знакомые нотки в его голосе. От кого-то я уже это слышал! Но от кого? Вспомнил! Почти тоже самое говорил Паганель, когда мы охотились за амулетом!
А Смирнов, между тем, усевшись поудобнее, заговорил:
– Я в свое время много общался с людьми, которые искали клады. Какие только штуки они не проделывали, чтобы добраться до древних сокровищ! Даже папоротников цветок искали на Ивана Купалу, хотя всем известно, что папоротник размножается спорами и цветов не имеет!
– Как это не имеет! – закипятился Пеклеванный: – Мой крестный сам видел, как папоротник цветет!
Смирнов усмехнулся, впервые за все время нашего путешествия:
– Ну хорошо, хорошо! Я хотел сказать про другое – дело не в заговорах, обрядах или заклинаниях! Надо уметь брать клад, хотеть его взять, и брать, не смотря ни на что!
– А если он не дается? – влез Саня.
– Сам он не даваться не может – бывает, что его не дают взять, люди не дают!
– И что же тогда? – полюбопытствовал я. Смирнов опять усмехнулся своей недоброй усмешечкой:
– Если враг не сдается, его уничтожают!
– Так это убийство получается! – махнул рукой водитель: – На хер надо – найдут, посадят!
– Ну, не всегда и не всех же находят! В конце концов можно сделать так, что никто и не заподозрит – умер человек себе и умер, кто его знает, от чего!
– Это как это? – сузил глаза Саня.
– Всякие способы есть… – уклончиво сказал Смирнов: – Мне говорили, что в таких случаях устраивают автокатастрофу, несчастный случай, отравление…
Я с удивлением посмотрел на тихого экспедитора – не ожидал я от него таких слов! Пеклеванный начал было спорить, что любое преступление все равно раскрывается, Смирнов что-то отвечал, но я их уже не слушал – почему-то последние слова попутчика насторожили меня, а в ушах звенело: «… отравление…».
Буран постепенно поутих, а к полуночи и совсем закончился. Прояснилось, взошла луна, заснеженные поля по обе стороны дороги засверкали серебром, на небе высыпали звезды. Наговорившись, водитель и Смирнов уснули, я же решил выйти, размять ноги. Осторожно, стараясь не шуметь, я открыл дверцу и вылез наружу, по пояс ухнув в снег.
Наш «Камаз» стоял, засыпанный по самый бампер. Дальше дорога несколько понижалась, и там машины занесло аж по стекла, а некоторые легковушки вообще было не видно из-под сугробов. Стояла тишина, кое-где в кабинах заснеженных грузовиков горел свет, виднелись фигурки людей, вылезших, как и я, поразмяться и покурить.
Сзади хлопнула дверца – из кабины осторожно выбрался Пеклеванный, отбежал в сторонку, потом подошел ко мне, застегиваясь:
– Че, Серега, красотища! Все, Россия кончилась!
– Как кончилась? – удивился я.
– Заволжье, потом Татария, Башкирия – и Урал! Раньше русская земля только до Волги была!
– А ты откуда знаешь?
– Книжки люблю читать! – усмехнулся Саня, и добавил: – Слушай, как ты думаешь – если по полю мочкануть – пройдем?
– Ты водитель, тебе виднее. – пожал я плечами.
– А че? – вслух рассуждал Пеклеванный: – Врубить передний мост, блокировку, приспустить колеса, и на пониженной – вперед! Проскочим! Айда, лезь в машину, поехали!
– Ты уверен? – с сомнением покрутил я головой: – А если застрянем?
– Не застрянем! Вездеход у нас или че? Давай, давай, поехали! И чего я, дурак, раньше не додумался!
Мы сели в кабину, Саня завел двигатель, подергал за какие-то рычаги, стравил воздух из шин, понизив давление, и решительно газанул: «Вп-перед, холера!»
От толчка проснулся Смирнов, окинул взглядом происходящее, проворчал: «Раньше нельзя было, что ли?», и снова уснул.
«Камаз» взревел, подмял по себя сугроб, который намело рядом, и тяжело сполз в кювет. На секунду мне показалось, что мы застряли – машина ткнулась кабиной в снег, застыла, но сразу же поползал вперед, выровнялась, и через мгновение выехала на поле, где снегу оказалось – по ступицу!
– У-у! Зараза! В рот-пароход! – ругался Пеклеванный: – Голова дубовая, что ж я раньше не допер, что по полю можно! Э-эх, дурень!
Мы быстро ехали по белой целине вдоль застывших в снежном плену машин, и редкие не спящие водители махали нам руками, а кто-то даже бибикнул, моргнув фарами – мол, молодцы, ребята!
Миновав низинку, «Камаз» выехал наверх, и нам открылся вид на бесконечное скопище машин, белесую вереницу, уходящую к горизонту.
– Ого! А затор-то не слабый! – присвистнул водитель.
Ехали мы вдоль трассы почти час, прежде чем не подвернулась возможность вырулить на нормальную дорогу. Пеклеванный остановил машину, переговорил с шоферами, которых интересовало, как там, на той стороне, и мы поехали дальше.
Глава шестая
«Человек предполагает,
а судьба располагает…»
Под утро мы проскочили наконец и пресловутый Бавлинский перекресток. Почему он так называется, я сперва не понял, мне только бросилась в глаза огромная стелла с какими-то надписями, издали напоминающая гигантский фаллос. Потом, разглядывая атлас, я увидел, что неподалеку находится городишко со странным названием Бавлы.
Вокруг дороги стояли ларьки, палатки, вагончики – видать, перекресток был еще одним злачным местом на трассе.
– Все! Советской власти дальше нет! – махнул рукой, как отрубил что-то, Пеклеванный: – Теперь главный принцип – не останавливаться нигде до Уфы!
– Что, тут тоже рэкет? – поинтересовался Смирнов.
– Тут хуже! Тут беспредел – ведра продают! – ответил водитель, сразу как-то подсобравшись.
– То есть? – не понял я.
– Да были случаи… Останавливаются водилы отлить, а к ним подкатывают парнишки на «тачках», с ржавым, дырявым ведром: «Здорово, мужики! Купите ведерко, в хозяйстве пригодиться!» Ну, водилы,
