ближайшей рее. Без вопросов, суда и затей. Не одни, так другие. Какая разница, кто, когда – конец один.
Ведя свои разговоры, Джордж соблюдал большую осторожность. У Коршуна должно хватать осведомителей как среди бывшей команды, так и среди набранных на Ямайке моряков. Милан – капитан старой школы, такие первым делом вербуют себе людей в каждой вахте и в каждом кубрике. Потому и стоят у штурвала подолгу, а не сидят потом под замком, как Ягуар.
Подобно своему противнику, также посвященному в тайну флибустьерского капитана, Джордж даже в мыслях Ягуара иначе не называл. Мало ли что?
К утру часть команды всерьез задумалась: не глупость ли спороли вчера? Может, впрямь не стоило выпускать Коршуна? Он уже приговорен во Франции, в Англии находится под вопросом, так куда деваться с таким капитаном? Ягуар занимает высокое положение в Британии, с ним хоть не пропадем.
Те, кто был больше замешан в бунте и пощады для себя не ждал, возражали. Мол, обратной дороги все равно нет, а с Ягуаром никуда не выбраться. Молодой, драчливый. У Коршуна хоть опыта больше. Из таких передряг выходил, что и из этой сумеет выйти.
Напряжение между группами потихоньку росло. Этому здорово способствовали расшалившиеся нервы. Столько бегать по архипелагу, каждый раз чудом ускользая от смерти, – поневоле озвереешь и станешь срываться из-за любой мелочи.
Моряки никогда не отличались кротостью нрава. Дурная пища, тяжелая работа, отсутствие нормального отдыха легко доведут до каления самого спокойного человека. А здесь еще соответствующий контингент подобрался. Может, и не зря законы на кораблях всегда отличались строгостью. Хотя плавание могло считаться наказанием уже само по себе…
О брожении в экипаже Коршун прекрасно знал. Как от любителей поделиться информацией с капитаном, так и по долгому опыту.
Перевороты свершаются, чтобы изменить ситуацию. Но как объяснить каждому – на этот раз выбраться будет нелегко.
Смена капитанов ничуть не повлияла на смену внешних обстоятельств. Все так же сзади нависал Командор. Все так же лежали вокруг незнакомые воды. В здешние края флибустьеры заглядывали редко. И все так же оставалось неясным главное – как спастись? Кое-кто уже жалел о своем участии в предприятии. Лишь переигрывать было поздно.
Кое-какие меры на случай повторного бунта Коршун предпринял еще вчера. Оружие вновь забрали у команды. Ключи Коршун взял себе. Теперь, по крайней мере, у возможных зачинщиков не будет ничего, кроме ножей.
В капитанской каюте, теперь принадлежавшей Коршуну, было сложено с десяток мушкетов, два десятка гораздо более удобных в палубных боях пистолетов да столько же абордажных сабель.
Верных людей бывший капитан отобрал заранее. Из тех, кто наиболее отличился при бунте и не мог идти на попятную. Или из тех, кто ходил с капитаном много лет.
Удар был нанесен оттуда, откуда не ждал никто.
Поднявшаяся на палубе буза была принята Коршуном за бунт сторонников свергнутого Ягуара. За самое начало бунта, когда люди еще не перешли к решительным действиям и старательно подогревают свой пыл соответствующими словами.
Перед тем как пускать кровь, надо хорошенько озвереть. Иначе можно отступить в самый ответственный момент, оставить недорезанным того, кто не заслуживает жизни.
Как было обговорено, несколько матросов немедленно подтянулись ко входу в офицерские каюты. Офицеры еще после вчерашнего были в полной готовности, с пистолетными перевязями, при шпагах и саблях. Вот только Крис не внушал Коршуну надежды. В отличие от Анри и Пуснеля, молодой помощник шкипера мог считаться человеком Ягуара. Насколько вообще в такой ситуации можно было считаться чьим- то человеком.
Голоса были подобны шуму прибоя. То поднимались возмущенной волной, то чуть спадали. Отдельных слов за общим рокотом с квартердека было не разобрать, а спускаться туда, в гущу людского моря, Коршун не собирался.
Толпа – штука опасная. Только и жди удара в спину. Лучше уж так, на расстоянии.
В пылу криков и споров никто не заметил, что дверь на ют закрыта изнутри. И уж совсем никто не знал, что за дверью скрываются такие же парни с бака, только вооруженные и заранее выбравшие свою сторону в возможной схватке.
Люди спорили, яростно, самозабвенно, но еще продолжали выполнять команды. Ветер постепенно крепчал, и что бы ни происходило на бригантине, она нуждалась в управлении. В противном случае проигрывали однозначно все.
Но в чем ошибался нынешний капитан – спор шел не из-за вчерашнего бунта.
– Говорю: бабье виновато! – кричал Сэм.
– Точно! Как появились на палубе, так сплошное невезение! – поддержал его кто-то из собравшихся.
– Избавляться надо! Иначе конец! – гаркнул третий.
– Какое избавляться? Дурак, это же деньги! – возразил один из канониров.
– Смерть это, а не деньги! – громогласно объявил Сэм.
Его поддержали многие.
Невезение было слишком очевидным, и требовалось срочно найти виновных.
– Высадить их! Айда к капитану!
– Я те высажу! Это видел? – Один из самых жадных выхватил нож.
Лучше бы он так не делал. Вид обнаженного оружия подействовал на самых буйных не хуже, чем пресловутая тряпка на быка. Нервы давно были на пределе, а пугать джентльмена удачи ножом, все равно что тушить пожар маслом.
– Ты что? За борт собрался? – надвинулся на моряка его собрат.
Поединки на флибустьерских кораблях строжайше запрещены под угрозой смерти. Любая драка на ограниченном пространстве чревата всевозможными бедами, и неписаные законы стоят на страже относительного порядка.
– Сам за борт пойдешь!
Вместо ответа моряк с ножом получил зуботычину. Такую, что упал бы, не отлети на товарищей.
– Ах, так!
Последовал ответный удар. Пока кулаком, однако лиха беда начало.
– Прекратить! – напрасно боцман Джордж попытался разнять дерущихся. Ему сразу отвесили с двух сторон. Пришлось дать сдачи, а кому – Джордж даже глядеть не стал.
Нервы у матросов давно были на пределе. Плавание действительно не задалось, и впереди, по мнению многих, ничего хорошего не светило.
Буйный нрав искал выхода. Успей боцман выкрикнуть свой клич раньше – поддержали бы его. Однако Джордж не успел, а людям требовался любой повод.
В сущности, сегодняшнее было повторением вчерашнего. Вчера обошлось слишком легко, хотя души давно жаждали драки. Они ее получили. Сполна.
Палуба заполнилась дерущимися. Кто-то вылетел за борт, кого-то угораздило получить удар ножом, и только тут до Коршуна дошло – бунт направлен не против него.
– Прекратить! – Напрасно думают, будто в английском и французском нет крепких ругательств. Коршун в рупор покрыл всех на смеси трех языков, включая испанский.
Чуть запоздало. Матросы сами матерились так, что посторонние слова остались невоспринятыми. Вмешайся Коршун пораньше – глядишь, и успокоил бы, пообещал бы с три короба. Благо, сам держал курс к побережью. Теперь – куда там!
– Прекратить! – Повторные тирады сопровождались выстрелом из пистолета. Пока в воздух.
– Убили!
Крик относился не к выстрелу. Когда в кармане нож, а тебе заехали по морде, трудно удержаться и не пустить в ход жаждущее крови лезвие.
– Франсуа! Сюда!
