и только издалека удавалось увидеть родных людей.
– Ты в самом деле отпустишь их? – спросил Анри.
Все три уцелевших офицера стояли рядом с Коршуном. Они как раз решали текущие проблемы, когда проводник отвлек их от дел.
Крису было все равно. Если он и думал о чем-либо, так это была одна из пленниц.
Или уже две? С разрешением от бремени вторая тоже стала доступна мужскому вниманию. Если не прямо сейчас, так в перспективе, как только немного наберется сил.
Представлять себя на месте Командора было лестно и настолько волнующе, что прочее казалось сущей ерундой.
– Нельзя. Наткнутся на Санглиера – приведут сюда. – В отличие от романтически настроенного юноши Пуснель твердо стоял на грешной земле.
– Отпущу. Всех отпущу, – хмыкнул Коршун. – Немедленно и навсегда. Могут жаловаться на меня в аду.
Он скользнул взглядом по помощникам и остановил свой выбор на Пуснеле.
– Отбери людей, и решите проблему. Только без шума. Для забав тоже никого не оставляйте. Времени нет.
Мрачный флибустьер согласно кивнул. Он полностью разделял мнение начальника в этом вопросе. Бабы отвлекают. Поэтому лучше от них избавиться сразу.
Пуснель уже двинулся прочь, когда его окликнул капитан:
– Подожди… – В бегающих глазах Коршуна сверкали недобрые искорки. – Обязательно возьми бывшего слугу Командора. Люди жалуются, мол, он боится крови. Пусть привыкает быть мужчиной. Лично проследи.
– А если откажется? – уточнил полномочия офицер.
– Его право, – пожал плечами Милан. – Может полностью разделить их судьбу. Мешать не будем.
Злость на предателя не прошла. Коршун не мог забыть: будь сундуки полны – и все пошло бы по- другому. К чему был бы выкуп, раз богатства Санглиера и так бы были с ними?
Капитан сам проследил бы за Пьером, однако в данный момент были дела поважнее. Чем быстрее удастся уйти отсюда к морю, тем лучше. Удача сопутствует лишь тем, кто не откладывает дело в долгий ящик.
Главной заботой Коршуна сейчас был плот. А лучше какое-нибудь, пусть самое примитивное, суденышко.
– Пьер! Тебе приказ капитана… – Пуснель тоже недолюбливал бывшего слугу. И как предателя, и как никчемную личность. Дожил до такого возраста, а до сих пор ничего не понимает в работе. Что гораздо хуже – не стремится понимать.
– Слушаю, – склонился Лудицкий.
Ничего хорошего от Коршуна он не ждал. О бегстве тоже не думал. Да и до дум ли при такой нагрузке? Лишь бы не свалиться от усталости, а то еще выпорют вместо отдыха.
– Пойдешь со мной. Надо избавиться от индейцев.
– Как – избавиться? – Бывший депутат невольно отшатнулся.
Вместо слов Пуснель молча провел большим пальцем у горла.
– За что?
Неясно, относился ли вопрос к судьбе заложников, или к тому, что Лудицкого решили привлечь к ликвидации.
Петр Ильич привык употреблять это слово и только теперь всем существом осознал – правильнее говорить более конкретно и жестоко: убийство.
– Ты хочешь, чтобы они потом навели на нас Командора? – снизошел до объяснений Пуснель.
Другой офицер просто выругался бы, однако Пуснель сам начинал с бака и иногда мог даже побеседовать с простым матросом. Если тот, по мнению офицера, был достоин беседы.
Лудицкий однозначно не был, но раз капитан сам приказал…
– Но почему я? – Против остального Петр Ильич больше не возражал.
Попасться Командору ему решительно не хотелось. Единственная надежда – бывший телохранитель и хозяин не в курсе происшедшего. Разве бак вместо отдельной каюты – плохое свидетельство о невиновности экс-депутата? Но делать ЭТО самому…
– Чтобы учился. Учти, приказано без выстрелов.
Ноги Лудицкого едва не подкосились. Петр Ильич побелел и лишь каким-то чудом не брякнулся в обморок.
– Я… – продолжить Лудицкий не сумел. Едва ли не впервые в жизни подвел голос и не находилось слов.
– Если хочешь, можешь присоединиться к другой стороне, – предложил офицер.
В его холодных глазах Лудицкому почудилась смерть.
Подошли еще два десятка моряков. Так сказать, компаньоны Петра Ильича на новом поприще.
Чуть в стороне застучали топоры. Флибустьеры приступали к сооружению плотов.
Работа должна быть тяжелой. Небольшой абордажный топор – не самое лучшее средство для рубки деревьев. Однако Лудицкий остро завидовал судостроителям. Хоть толку от него на любой работе было немного, все лучше, чем…
– Пошли, – кивнул всем сразу Пуснель.
Объяснять матросам подробнее было не надо. Они привычно рассеялись по лесу, обходя группу заложников со всех сторон. Охрана индейцев была предупреждена и тоже включилась в предстоящую работу.
Пленники тесной группой лежали на небольшой поляне. При виде окруживших их матросов многие стали подниматься. Еще не до конца понимая цель визита, но уже чувствуя недоброе. Наверняка кое-кто решил, что моряки опять пришли позабавиться с женщинами. Вот только почему у всех сабли в руках?
Старик понял все. Ему стало очень больно, что он поддался на обман и помог убийцам выбраться из джунглей. Надо было завести их туда, откуда не смог бы выбраться ни один пришелец. Тогда убитые были бы отомщены. Надо было…
– Ваш капитан сказал… – Старик встал перед пиратами, словно в его силах было заслонить остальных от их горькой доли.
Договорить он не успел.
Пуснель резко замахнулся, и тяжелый клинок врубился в старческую плоть в районе плеча.
Вскрикнула какая-то женщина. Старик послушно упал. Жизнь не сразу покинула его, и какие-то мгновения сквозь боль он еще слышал стоны убиваемых людей.
А потом для него все стихло.
– Давай! – крикнул офицер.
Приказ относился ко всем, но взгляд Пуснеля задержался только на Лудицком. Холодный взгляд, в котором не было ни капли жалости.
Рукоятка сабли неудобно лежала в потной ладони. Сердце замирало, а потом начинало биться с такой силой, что шум стоял в ушах.
Лудицкий посмотрел на ближайших к нему индейцев. Пожилой мужчина показался слишком грозным. Молодая женщина смотрела так, что депутату захотелось убежать. Зато рядом оказался мальчик, и Петр Ильич обрушил свой удар на него.
Обрушил – сильно сказано. Мальчик успел вскинуть руки, и сабля ударила по ним. Слабо ударила, но на руках показалась кровь, а само оружие едва не выпало из рук Лудицкого.
– Кто так бьет? – Франсуа оттолкнул новичка и вонзил свой клинок в живот жертве. – Вот так надо! Понял?
На поляне творилось невообразимое. Кто-то из жертв метался, пытался избежать общей судьбы, другие принимали ее покорно, а флибустьеры с искаженными лицами кололи, рубили, добивали на земле…
– Оставьте кого-нибудь Пьеру! – рявкнул Пуснель.
Его послушались. Сразу двое подхватили какую-то молоденькую девушку и подтащили ее к депутату.
