Наш ракетный станок тоже выпустил партию ракет. Так сказать, для вящего убеждения наиболее упертых.
Маячившие там и сям казаки и егеря давали жителям знать, что город окружен и остается или сдаваться победителям, или ждать штурма с весьма вероятными кровавыми последствиями.
– Трубача и переводчика.
Переводчиком вызвался Карп Синельников. Как многие казаки, он говорил и по-татарски, и по-турецки. Ему же пришлось везти белый флаг. Я и в Вест-Индии предпочитал решать дело переговорами. Разве что не хватало последнего дополнительного аргумента в виде нескольких боевых кораблей у входа в бухту.
Опять забабахали пушки Гранье. Судя по частоте, бравый канонир развил максимальную скорострельность, не позволяя какому-то отчаянному капитану выйти из порта.
И вдруг канонада резко оборвалась. Я не мог знать, удалось ли неведомому судну уйти, или оно отправилось на дно морское, однако был уверен в одном – нападения на Жан-Жака со стороны горожан не было. В противном случае к пушечной пальбе обязательно добавились бы ружейные залпы.
В любом случае, это оказалось на руку. Этакая удачная прелюдия к соло на трубе, которое исполнил мой провожатый.
Ценители духовой музыки с пушечным аккомпанементом нашлись практически сразу. Пожилой богато одетый турок с седой бородой, какой-то не то слуга, не то телохранитель и переводчик. Последний – вполне возможно из бывших христиан. По крайней мере, мне он больше напомнил славянина.
– Полковник Русской армии Кабанов. Считаю своим долгом сообщить, что город окружен.
– Но откуда? – перевел ответ турка славянин.
– Неисповедимы пути Аллаха. – Все религии любят говорить о непознаваемости божественного промысла. Удобно, когда не хочешь уточнять детали.
В богословии я откровенно не силен. Потому вместо обсуждения тонкостей высших материй пришлось сразу спуститься на грешную землю. Наши условия были предельно просты: немедленная свобода всем невольникам-славянам и христианам. Обоего пола, вне зависимости, предназначены они для продажи или принадлежат кому-то из местных жителей.
Седобородый турок дернулся, услышав предложение расстаться с тем, на чем базировалось благополучие города.
– К сожалению, могу добавить, что жители Кефе, у которых через два часа обнаружатся невольники указанных категорий, будут повешены на собственных воротах, а все имущество – разграблено. – Я сомневался, есть ли в нынешнем языке слово «конфискация», а если и есть, то сумеет ли его перевести хоть один из наличествующих переводчиков.
Карпу оно точно неведомо. Зато грабеж – это настолько родное и привычное, что понятно гражданам всех стран и народов.
Мой почтенный собеседник был убит. Данные оказались верны. Городской гарнизон был невелик, а сами жители не привыкли защищать свое имущество перед лицом угрозы.
Тем более, о нашей подлинной численности они понятия не имели. Сама уверенность, с которой я выдвигал условия, говорила о том, что перед Кафой стоят немалые силы. Откуда они взялись во владениях султана, вопрос другой. Может, в это самое время такие же полчища стоят перед остальными городами полуострова, а то и ворвались в них и сейчас победители тешат низменные желания.
– Каждый отпущенный на волю должен иметь с собой запас продуктов и воды на три дня, – дополнил я во избежание кривотолков.
Можно было бы точнее обговорить рацион. Ведь наверняка бывшие хозяева дадут самую малость, а потом с пеной у рта станут доказывать, будто человеку вполне достаточно на весь срок одной лепешки. Только не было у меня времени следить еще и за этим. Перешеек невелик, и я хотел до вечера вернуться к оставленным кораблям.
И егеря, и казаки шли почти налегке. Продуктов у нас было в обрез, да в крайнем случае вчерашние рабы потерпят немного. Свобода гораздо важнее бытовых неудобств.
– Все в руках Аллаха, – изрек турок, поворачивая коня.
– Куда вы, почтенный? Мы еще не обговорили сумму выкупа, – остановил я его.
– Какого выкупа? – удивился мой оппонент. – Разве рабы…
– В нашей стране рабства не существует. – Я немного покривил душой. Однако не хаять же родину! – Мы лишь возвращаем собственных граждан в родные места. Но люди ради помощи близким проделали большой поход, и было бы несправедливо оставить их без вознаграждения за богоугодное дело.
Сумма вознаграждения повергла турка в небольшой шок. Он даже не сразу мог найти подобающие случаю слова. Когда же нашел – это оказались избитые фразы о бедности жителей и о том, что у всех них не наберется и четверти таких денег. Даже если отдадут последнее и сами останутся нищими.
Не знаю, может, на кого-то цветастая речь седобородого представителя власти произвела бы впечатление. Только я несколько лет занимался тем, что торговался со всевозможными губернаторами и комендантами, и, как ни странно, всегда умел находить нужные аргументы, после чего власть и горожане находили просимую сумму.
– Нет значит нет. Придется моим людям поискать самим. Как только Кефе будет взят штурмом, – лениво заметил я и даже не удержался от демонстративного зевка. – Помимо солдат с нами казаки, а они страсть как любят врываться в чужие города. Вам рассказать, что случается после штурма?
Не потребовалось. Отдать захваченный город на разграбление – обычная практика по всей цивилизованной Европе, и шире – по всему известному миру, поэтому в комментариях не нуждается. Озверевших во время штурма солдат остановить невозможно. Вот им и дают спустить пар на сутки, а то и трое. Выживет ли кто из горожан в течение этого времени, никого не волнует…
Турок еще пытался что-то говорить о плохой торговле, о разорении состоятельных некогда людей, однако выслушивать его времени не было.
Я достал приготовленные заранее песочные часы. У меня были механические, карманные, но песочные в данном случае на порядок нагляднее демонстрируют неумолимый бег времени.
– К глубокому сожалению, я могу вам дать только два часа. Люди рвутся на штурм, и стоит больших усилий сдерживать их. Но за этот срок я ручаюсь.
И первые песчинки посыпались вниз.
Двух часов оказалось даже много. Первые невольники появились уже спустя полчаса. А затем – как прорвало. Люди шли и шли. Мужчины и женщины всех возрастов, зачастую – с детьми. Их отводили в сторону, с расчетом, чтобы и они тоже не смогли оценить подлинные силы освободителей.
Выкуп тоже появился раньше предельного срока. Золото, серебро, драгоценные камни… Все более- менее компактное, пригодное к перевозке.
Жаль, пересчитывать времени не было. Это же не пачки ассигнаций в банковской упаковке для удобства счета. Оценить каждый камушек, перевести одну валюту в другую…
– Лука, пошли за Клюгенау. Пусть сдаст команду Жан-Жаку, а сам едет сюда. Мне нужен кто-то, кто займется освобожденными. И вот еще. Через полчаса Гранье и Ширяев должны снять людей. Казаки пусть пока продолжают маячить еще столько же, а потом догоняют нас.
– Сделаю, – кивает сотник.
Понятия о дисциплине у казаков пока своеобразные, они еще не превратились в имперское войско, и потому зачастую фразы звучат отнюдь не уставные.
Между тем количество бывших невольников превышает все ожидания. Их уже минимум тысяч семь, и число все продолжает расти. Поневоле начинаю волноваться, хватит ли у нас тоннажа, чтобы вывести разом всех. Нет, можно потесниться. Расстояния в Азовском море не настолько велики, а в тесноте – не в обиде. Да только всему есть предел.
Наконец появляется Клюгенау. Сразу оценивающе смотрит на добычу и даже сглатывает слюну. Словно драгоценности – это еда.
– Герр полковник… – выдыхает мой первый зам, не находя слов восторга.
– Дитрих, займитесь невольниками. Мы должны как можно скорее выступить в обратный путь.
– Но почему я? – возмущается подполковник.
Боевой офицер – и вдруг такая задача!
– Потому что мне больше некому поручить это дело, – поясняю я. – Вместе с тем, если их хоть немного
