трудом. Держать строй не получалось. Корабли то растягивались, то наваливались друг на друга. Вместо стройной кильватерной колонны получалась какая-то куча мала.
Как объясняли Апраксину, виною тому были не только плохо обученные команды. Нет, они, конечно, тоже. Парусное дело требует от каждого матроса немалой сноровки и умения. Однако многие корабли обладали плохой управляемостью, а уж течи были едва ли не всеобщей бедой.
Тем более, лучшее еще в самом начале отобрал Кабанов, а хорошее чуть позже – британский баронет.
Сейчас корабли нестройной грудой мерно покачивались в открытой бухте. Стоявший рядом баронет через переводчика монотонно объяснял, что в качестве базы флота Керчь никуда не годится. Любой шторм легко проникнет в гавань и натворит в ней столько бед, что по последствиям это может оказаться похлеще проигранного сражения. Саму же бухту в любом случае надо укрепить выставленными на оконечностях береговыми батареями.
– Но это на будущее. Сейчас все равно не успеть, – докончил баронет, присмотрелся к далеким парусам и добавил: – Этих я сумею победить в море. Там всего шесть вымпелов.
Теперь хоть стало возможным посчитать идущих.
Клюгенау незаметно вздохнул. Если бы это возвращался Кабанов, то вымпелов было бы три.
Нет, не надо было вверять судьбу морю! Ушел – и что теперь?
Моряки тем временем осторожно заспорили. Было бы весьма здорово порадовать царя победой. Более того, при имеющемся соотношении она была вполне реальна. Но грыз страх. Важен не только уровень капитанов и адмиралов. Важна выучка команд. А в последнем сомневались все.
Как бы не наворотить дел! Пролив узкий, еще протаранишь своего или выскочишь на скалы, и туркам останется только добивать терпящие бедствия корабли.
Но и покорно ждать тоже немыслимо. В итоге дружно при одном протестующем баронете сошлись на компромиссе. Раз главные сомнения внушает маневрирование, то надо встать на якоря, перегородить вход в бухту, и пусть враги попробуют прорваться через плотный строй.
Клюгенау устал ждать, пока моряки придут к единому решению, и раньше них объявил тревогу. Забили барабаны, егеря, артиллеристы и солдаты переброшенных сюда полков торопливо разбежались по своим местам, встали, переговариваясь, ожидая вероятного боя.
Следом многочисленные вельботы и баркасы развезли капитанов по кораблям. Тут порядка было заметно меньше. Парусами не рискнул пользоваться почти никто, и большинство кораблей вставало на новые места при помощи шлюпок.
Даже при этом способе не обошлось без происшествий. Два корабля сошлись настолько, что едва не переплелись выступающим за пределы корпусов такелажем. Другой умудрился неведомым образом едва не вылезти на берег. Но все же потихоньку, с густым матом, кое-как линкоры выстроились поперек входа в две линии с таким расчетом, чтобы вторые могли стрелять в промежутки между первыми.
Перестроение заняло столько времени, что идущая к Керчи флотилия оказалась совсем рядом, и многие уже видели напрасность затеянной процедуры.
Три небольших линкора, не столь давно в Таганроге стоявших рядом, какой-то незнакомый фрегат и два низко сидящих купца. И над каждым из них развевался Андреевский флаг.
Вообще-то, над купцами не положено. Однако у Командора просто не было с собой других русских флагов…
– Гляди, Шкипер, как нас встречают! Когда еще мы удостоимся подобных почестей? – притворно вздохнул Командор.
– Хороши почести, блин! В бухту не пройдешь! – качнул головой Валера. – Что они, ослепли?
– Почему – не пройдешь? Вдоль северного берега – пожалуйста. А там – мат в два хода. При такой скученности.
– Хочешь напугать младенцев? – улыбнулся Валера.
– Да ну их! – под общий хохот отмахнулся Командор. – Еще с перепугу такое натворят! Жан-Жак! Хоть отсалютуй им! Зачем в тишине подходить? На некоторых флаги адмиральские развеваются. Нам нетрудно, а им приятно.
Канониры с шутками и прибаутками выпалили холостыми. Гулко отразилось от берега эхо, и густой дым на какое-то время скрыл корабли от наблюдающих глаз.
Со стороны человеку неопытному могло показаться, что грянул бой. Тем более, когда один из стоявших линкоров с промедлением ответил. Правда, только одним орудием. Но впечатление неизбежно исчезло бы без следа, едва только растаял дым.
Матросы вели себя явно не воинственно. Напротив, со стоящих поперек входа в бухту кораблей донеслось «Ура!», бодрящее, восторженное, какое бывает при встрече кого-то особо дорогого.
Ритуалы салюта были еще не разработаны. Поэтому стрельнули – и умолкли. Пушечные порты закрылись.
– Убавить паруса! Приготовить мой вельбот!
Билл на славу погонял морячков. Команды выполнялись с шиком, пусть все смотрят, какие орлы следуют в порт! Таких тут еще не бывало!
Моряк должен гордиться своим кораблем, товарищами, капитаном. И выучка – тоже часть этой особой гордости.
Рухнул в воду якорь. Канат натянулся, а затем линкор застыл, чуть повернувшись бортом.
– Ладно. Раз не пускают прямо к причалу, нанесем адмиралу визит, – подмигнул Командор.
Для тех, кто был с ними в Вест-Индии, Кабанов был выше любого типа в позументах. Теперь, после похода, на него точно так же смотрел любой новичок.
Потому и захохотали на палубах, заранее смотря сверху вниз на неизвестного командующего. Еще неизвестно, кто выше! Пусть никакого морского звания Кабанов и не имел.
Есть звание, а есть признание. И что из этого выше?
На палубе застывшего под адмиральским флагом линкора, похоже, тоже смутно понимали это. Во всяком случае, кто-то выстроил команду на шканцах, и едва Командор поднялся на палубу, сотни глоток восторженно и самозабвенно грянули извечное русское:
– Ура!
Дисциплина существовала лишь в зародыше. Приветственно мелькали шляпы, а когда Командор поднялся на палубу, перед ним был не строй, а радостная толпа.
Понятно, в таких условиях начальство не могло встретить победителей у трапа. Но и на квартердеке было многолюдно. Глаза рябило от разнообразных камзолов. Минимум два адмирала, куча офицеров, все принаряженные, многие при париках. Это не Командор, который вновь выглядел классическим пиратом.
Поверх мундира у Кабанова опять перекрещивались перевязи с пистолетами, несколько ножей торчало из-за плеча. Отросшая в походе бородка не ведала бритвы. Раз моряки суеверно считают, что стричься и бриться в плавании – дурная примета, то пусть так и будет.
Один из встречающих, холеный с надменным лицом, внезапно дернулся. Рука непроизвольно потянулась к шпаге, однако тут же застыла, чуточку не доходя до эфеса.
Командор машинально бросил на него взгляд. На мгновение глаза Сергея приобрели цвет стали. Только к оружию он не потянулся. Не привык обнажать без дела, а драться уже не было повода.
– Докладываю. Вернулись из рейда. Привезли знатную добычу, собранную с вражеских городов. Плюс – попавшийся фрегат. Ходкий, зараза. Если бы к берегу прижать не смогли, ушел бы гаденыш.
Даже эти несколько фраз дослушали с трудом. Ясно же – победа, а как не отметить такое дело?
Апраксин обнял, кто-то хлопнул по плечу, и Командор с долей иронии подумал, что если бы хлопками приветствовали все, то вполне могли бы забить не сходя с места.
– В порт хоть пустите. Люди устали, а тут у вас даже кабаков нормальных нет. Или уже появились? – ершился Командор в ответ на сыпавшиеся со всех сторон похвалы.
– Сейчас отметим это дело, – кивнул Апраксин. – Я уже распорядился, чтобы нам приготовили обед.
– А моим людям? – Насчет себя Командор не сомневался. – Надо же им промочить горло и смыть морскую соль.
В этом тоже была двойственность. С одной стороны – насаждать дисциплину, с другой – следовать незыблемым правилам Берегового Братства. Раз возвратился, то команда может гульнуть. Даже не может –
