чтоб, а вываживай. Потом только поить, не то запалишь коня, на колбасу пойдет.
– Знаю!
Неожиданно жеребец захрапел, изогнулся, издал короткое и сильное ржание. Услышал ответ и чуть было не завалил лейтенанта, разворачиваясь.
– Ну, даму почуял, кавалер! – Глумский хлестнул Справного прутиком.
Жеребец сорвался с места. Через мгновение Попеленко, с Лебедкой в поводу, вошел в пятно света. Из- под ладони поглядел, как Справный темной тенью пронесся у опушки.
– Шоб я помер, – сказал ястребок. – Вы свого жеребца дали? От не ожидал. – Он почесал затылок. – А нашо ж я овсу Лебедке скормил?
30
В лесу, на дороге, мелькание теней. Мерный хрип пилы. Шум ветра. Дерево, похрустывая, падает на дорогу. Трещат ветви. Ствол, опершись на сучья, зависает метрах в полутора над дорогой.
– Посвети, Сенька! – свистящий высокий голос Горелого режет темноту. – Хорош! Выключай, береги батарейку!
– У Попеленки кобыла по низу пролезет, ползком, – замечает Юрась.
– Перекури?те пока! – свистит Горелый.
На фоне неба видны раскачивающиеся вершинки деревьев. В ровный шум леса вплетается треск падающих сучьев. Светятся огоньки цигарок.
– Жалко, что так вышло, – говорит Степаха. – С Варькой… Красивая была. Лучше б лейтенант подорвался.
– Все равно, – бросает Горелый.
– Чего все равно?
– Тебе рожу мою приятно видеть? А голос мой нравится? Она б со мной не осталась.
31
Жеребец выносит седока с опушки в лес. Слушаясь поводьев, поворачивает на большую дорогу. Когда Иван оборачивается, села уже не видно. Вокруг шумящий лес.
Рамоня поворачивает голову. Даже в сумраке видны белые пятна глаз.
– Торопятся! Потом везут их на телеге, и нихто не поспешае: нема куда.
Темные громады деревьев набегают и уходят назад. Сидор прыгает на спине, словно отбивая секунды.
Справный идет ровно. Стук копыт то глушится деревьями или песчаным участком, то, где земля тверда, становится резким и звучным. Конь влетает на пригорок, не снижая аллюра, ход его безупречен, и дыхание такое, что, кажется, готов бежать хоть всю ночь. Дорога сама набегает под копыта. Ночь впитывает коня и всадника. И все время что-то беспокоит Ивана, чудится какая-то угроза впереди, какое-то препятствие, которое надо быстрее преодолеть, оставить за собой.
– Ну, лентяй! – ругает коня Иван и понукает поводьями.
Справный наддает. Равномерно мелькают белые «чулки».
…Скорость только напоминает о бесконечности и густоте леса. Черный коридор с мельканьем веток у лица и светлеющей полоской высоко-высоко.
Из темноты раздается в два голоса:
– Стой! Стой!
Иван выдергивает плетку, бьет коня под живот. Справный, всхрапнув от боли, переходит к бешеному, неровному аллюру. Длинная лапа задевает голову. Всадник пригибается, приникает к луке. Сзади звучно шлепаются комья земли.
– Стой! – это новый голос, где-то справа.
Черной тенью встает препятствие. Дерево поперек дороги. Шенкеля. Жеребец перемахивает через дерево, задев копытами ветви, но удержавшись в полете. Чья-то фигура возникает позади, очередь из автомата опаздывает, жеребец уносит всадника к спасительному изгибу лесной дороги.
Стреляют, не жалея патронов. Пули хлещут по веткам, секут щепу, щелкают о стволы и сучья. Стук автомату заглушает скоростной лай МГ. Вот эта штука действительно опасна. Двадцать пуль в секунду!
– Ушел, гад! – раздается голос Гедзя.
И вдруг, совсем неподалеку, резкий, с переливом, свист в два пальца и высокий, слегка хриплый и в то же время визгливый, с присвистом, голос:
– Справный!
Жеребец чуть замедляет ход, вывернув голову. Храпит. Лейтенант снова бьет плетью. Конь дергается и возобновляет свой бешеный бег. Изгиб дороги уже совсем рядом, но две-три секунды потеряны.
– Справный!
Жеребец отвечает ржанием. Он узнал бывшего хозяина. Сзади светится огонек пулемета. Ему вторит ППШ. Стреляют на звук.
Одна из пуль звучно впивается в бок Справного, вторая ударяет лейтенанту в спину, но почему-то боли нет, а только ощущение удара тяжелой ладонью. Конь, к счастью для седока, заваливается не сразу. Еще бежит, но уже как бы попав в трясину, сдерживающую бег, и, наконец, идет как-то боком, за дорогу, и падает, ломая подрост. Придавливает ногу Ивана. Лейтенант вскрикивает. Конь, лежа на боку, бьется, пытаясь встать: это дает возможность высвободиться.
…Голова Ивана превратилась в улей: гул мешал понять, что произошло и что он должен теперь сделать. Все же понял: «дегтярь»! Спину ничто не отягощало, кроме сидора. Несмотря на прочный ремень, пулемет отлетел в сторону. Иван ползает, шаря руками в траве и кустах. На дороге слышны голоса. Лейтенант хочет уже оставить «дегтярь», но рука натыкается на холодный металл кожуха.
Пулемет с ним. А магазины с патронами. Один в сидоре, это уже хорошо. Он расстегивает суму на боку тяжело дышащего Справного. Достает второй, сует за пазуху. Третий недоступен: лежит под лошадью.
Голоса приближаются…
32
Гедзь снял ствол МГ с плеча Сеньки, который все еще стоял, заткнув пальцами уши и зажмурившись.
– Все! – прокричал ему в висок Степаха. – Уши протри! Пошли скорей!
Впереди, в полусотне шагов, маячили фигуры Горелого и Юрася.
– А чего было? – спросил оглушенный Сенька.
– «Чего»! Попали в лейтенанта, можешь танцевать.
Но Сенька танцевать не собирался. Подобрал свой десантный карабин, повесил на плечо. Степаха взвалил ему на второе плечо треногу от МГ, а сам взял пулемет. Гедзь тащил в руке короб с лентой. Потрусили за остальными.
– Где-то тут грохнулся, – шепотом произнес Юрась.
– По какую сторону?
– Черт его разберет!
Они шарили сапогами, сминая траву и мелкий кустарник.
– А конь вспомнил вас! – сказал Горелому Юрась. – Слышал: заржал!
– Слышал, так найди! Конь не иголка.
– Найдем! А лейтенант ойкнул: может, и в него попало!
– Хватит болтать. Сенька, у тебя фонарик?
Запыхавшийся Сенька, придерживая треногу, долго искал фонарик.
– Чего возишься, недотепа?
– Так полтора пуда на плече, да этот немецкий черт, пять кило!
Наконец вспыхнул луч, обежал обочину, метнулся вглубь.
– Пусто, – Дрозд раздвигал кусты стволом карабина.
Вдруг, на другой стороне дороги, тяжело вздохнул жеребец, копыто ударило в землю. Даже шум леса не смог заглушить эти звуки.
– Пошли! – скомандовал Горелый.
Они пересекли дорогу. Сапоги мяли сочную траву, ломали сухие сучья.
– Конь! – закричал Юрась. – Вот он! А этот… уполз!
