колени салфетку.
Девушка не могла не рассмеяться. Дождь барабанил по крыше, струи били между колонн, но они расположились достаточно далеко, чтобы оставаться сухими, хотя и чувствовали себя не слишком уютно. Ну и пусть, думала Эмма. С бокалом вина в руке и с куриной ножкой в другой все не так уж и плохо.
Аласдэр устроился на противоположном конце скамьи и взял себе хлеба и сыра.
— И что ты думаешь о нашем французском эмигранте месье Дени? — небрежно спросил он.
— А почему я должна о нем думать? — Ногти Эммы вонзились в салфетку, каждый ее нерв и каждый мускул напрягся. Что скрывалось за невинным вопросом? Не прелюдия ли это к откровенности?
— Не знаю. Мне показалось, что тебе нравится его общество. — Аласдэр пригубил вино и посмотрел на Эмму поверх кромки бокала.
— Это что, преступление?
— Нет. Но этот человек — охотник за приданым.
— Я знаю. — Ее голос прозвучал очень сухо. — Не думай, Аласдэр, что я переоцениваю свои чары.
— Ждешь комплимента? — В его глазах появилось некоторое удивление и еще нечто другое, что беспокоило гораздо сильнее.
Эмма вспыхнула.
— И не думаю. Есть занятия поважнее, чем дожидаться комплиментов от тебя.
— Неужели? — лениво протянул он. — А то я мог бы наговорить тебе целую кучу. — Не отрывая глаз от лица Эммы, он взял ее за подбородок. На губах играла улыбка. — Ну, например, у тебя очень красивые глаза. И рот изумительно изогнут в уголках. И ямочки на щеках постоянно хранят тень, поэтому ты всегда выглядишь…
— Прекрати! — Эмма отдернула подбородок. — Не будь таким противным!
— Ну вот, моя хорошая не желает слушать комплиментов, — посетовал Аласдэр с наигранной суровостью. — Ты должна улыбнуться, покраснеть, быть может, в смущении потупить глаза. А не набрасываться на меня, точно я тебя кровно обидел.
— Не городи чушь! — Эмма снова взялась за бокал. — Дождь не прекратился? Лошадям там, наверное, очень плохо.
Последнее замечание Аласдэр пропустил мимо ушей. Он подался вперед и вынул бокал из ее внезапно задрожавших пальцев. В глазах не осталось ни малейшего удивления. Он придвинулся еще ближе и заключил ее лицо в ладони. Его взгляд был совершенно серьезен.
Молчание длилось целую вечность. Эмма слышала, как в ушах гулко стучал пульс, ощущала на лице дыхание Аласдэра. Ей казалось, что ее тело сделалось стеклянным и готово рассыпаться от малейшего прикосновения.
Наконец Аласдэр нарушил молчание.
— Итак, Эмма? — Его пальцы продолжали гладить ее щеки.
«О чем он спрашивал?» — задавала себе вопрос Эмма. Но в душе она прекрасно понимала. Она не ответила, только неотрывно смотрела ему в глаза и ждала, что он сделает.
— Что я должен сказать, Эмма? — грустно улыбнулся Аласдэр.
Эмма с облегчением поняла, что игра окончена, но сердце кольнуло тревожное предчувствие.
— Что ты сделал с Полем Дени?
— О! — Улыбка сделалась еще более грустной. — Ты хочешь, чтобы я отвечал?
— Да.
— Ну хорошо: если ты так хочешь, я стукнул его по голове бронзовой нимфой.
— Что ты сделал? — в ужасе воскликнула девушка. — Так ужасно поступить с несчастным человеком!
— Он стоял у меня на пути, — словно извиняясь, объяснил Аласдэр. — Для более деликатных способов не было времени. — Пальцы переместились к губам Эммы и стали нежно поглаживать, так, что кожу девушки словно закололо иголочками.
— Он знает, что это ты его ударил?
— Боже праведный, надеюсь, что нет! Иначе он вызвал бы меня на дуэль. — От этой перспективы Аласдэр пришел в настоящий ужас. — Пистолеты или шпаги на рассвете меня никогда не привлекали.
Но Эмма, зная, какой он искусный фехтовальщик и как хорошо владеет пистолетами, не придала его восклицанию никакого значения.
— Ты поступил жестоко, — заявила она.
— Может быть, — согласился молодой человек. — Но видишь ли, дорогая, я не намерен был ждать продолжения. И знаешь, я не готов… не готов оставаться в стороне и смотреть, как Поль Дени станет твоим любовником. И еще больше не готов наблюдать, как ты берешь в мужья явного охотника за приданым. — Он пожал плечами. — Так что же я мог поделать?
— Ты не имел права! — У Эммы сдавило в горле. — Ты не можешь распоряжаться моей жизнью как тебе угодно.
— В этом ты ошибаешься. — В глазах Аласдэра мелькнуло озорство. — Я намерен распоряжаться твоей жизнью так, как угодно тебе. — Его губы приблизились к ее губам, но в этот миг Эмма вскрикнула и вскочила со скамейки. Отпрянула в сторону, готовая оттолкнуть, и, тяжело дыша, как загнанное животное, прижалась спиной к колонне. Аласдэр нахмурился.
С минуту он сидел неподвижно, но не сводил с девушки глаз. А когда поднялся со скамейки, все произошло настолько быстро, что Эмма не успела ничего предпринять, а он уже оказался рядом. Она стояла, зажатая между ним и колонной, — по обеим сторонам ее головы он успел положить на холодный мрамор ладони.
— Не убегай от меня, Эмма, — мягко попросил он. — После вчерашнего вечера мы оба понимаем, что между нами ничего не изменилось.
— Неужели, Аласдэр, ты не понимаешь, — воскликнула Эмма, — что в этом-то вся трудность?! Мы обречены! Мы совершенно не подходим друг другу и все же так удачно ладим: музицируем, поем, любим друг друга!
Его губы оказались совсем близко. Он стал покусывать мочку ее уха, язык провел влажную дорожку по щеке и уткнулся в уголок рта. При этом Аласдэр что-то ласково нашептывал ей на ухо.
Руки обвились вокруг ее тела, и он крепко прижал ее к себе. Ладони настойчиво скользнули по ягодицам, сжали их, приподняли Эмму вверх так, что она невольно встала на цыпочки. Напрягшаяся жаждущая плоть прижалась к низу ее живота, и бедра Эммы наполнились влажной слабостью, от которой она вся затрепетала.
Исчезла настороженность и усталость, осталось одно необоримое желание. В этот миг Эмме было безразлично, окажись Аласдэр самим воплощением дьявола. Она хотела именно его. И хотела всегда. Рука ее потянулась к твердому бугру под бриджами. Эмма охватила его, почувствовала, как он вздрагивает под ее ладонью. С наслаждением вздохнула и прижалась к Аласдэру.
— Боже, как я по тебе скучал! — прошептал он и, нащупав выступавшие груди, положил ладони на мягкие холмики. Эмма снова вздохнула, но на этот раз нетерпеливо. — Пресвятая Дева, но нельзя же здесь! — Аласдэр отстранился. — Ради Бога, посмотри, где мы стоим! — Нелепость их положения заставила его рассмеяться. — В насквозь продуваемом греческом храме под ливнем.
— Да, но как же быть? Куда пойти? — Эмма обхватила себя руками. Зубы стучали не столько от холода, сколько от разочарования.
— Я знаю одно местечко. — Он быстро принял решение. — Стой здесь. Я приведу лошадей.
— Ты промокнешь.
— В моем теперешнем состоянии это только на пользу. Упакуй провизию. Я вернусь через пять минут.
Эмма побросала остатки пикника в кожаную коробку. Руки тряслись то ли от пронизывающего ветра, то ли от неудовлетворенной страсти. Кожа замерзла, но кровь струилась по венам, точно расплавленная лава. Ни одна толковая мысль не приходила в голову. Разум будто бы покинул голову, опустившись к бедрам, а сами бедра были единственной частью тела, которую она ощущала.
Аласдэр привел лошадей. Они намокли, выглядели несчастными и грустно склоняли головы.
— Ты вымокнешь. — Аласдэр подсадил Эмму, подставив под ее ступню ладонь. — Но путь не займет