«об отправке ему важного письма»72. 15 марта 1917 года Ленин шлет Ганецкому телеграмму, содержащую план возвращения в Россию. В последующие дни до отъезда лидер большевиков отправляет почти ежедневно Ганецкому телеграммы и письма, и в том числе такие, в которых даются распоряжения «выделить две или три тысячи крон для организации переезда из Швейцарии в Россию»73. Вскоре Ленин сообщает И. Ф. Арманд, что деньги из Стокгольма на дорожные расходы получены74. И, видимо, это был не единственный перевод. В письме той же Арманд Ленин сообщает, что «денег на поездку у нас больше, чем я думал…»75.
Так зачем же Ленин утверждал, что у него не было и нет «никаких» денежных отношений с Ганецким? Распоряжаясь прислать деньги, Ленин знал, что Ганецкий ими располагает! Так кто же, говоря словами Ленина, применяет «мошеннические» приемы?
Решение на проезд через Германию было принято быстро. В дело по предложению Парвуса включились не только генеральный штаб и министерство иностранных дел Германии, но и сам кайзер Вильгельм II. В публикациях В. Хельвига и З. Земана, составляющих сборник «Германия и революция в России»76, на основе немецких документов приводятся более чем откровенные намерения германского руководства. Посланник в Копенгагене граф Брокдорф-Ранцау советует министерству иностранных дел отдавать «предпочтение крайним элементам… Можно считать, что через какие-нибудь три месяца в России произойдет значительный развал и в результате нашего военного вмешательства будет обеспечено крушение русской мощи». Канцлер Вильгельм II в письме рейхсканцлеру фон Бетман-Гольвегу ставит главное условие: «Я бы не стал возражать против просьбы эмигрантов из России… если бы в качестве ответной услуги они выступили за немедленное заключение мира».
Есть еще одно свидетельство со ссылкой на документы французской контрразведки, говорящие о том, что весной 1917 года Ленин в присутствии Анжелики Балабановой, швейцарского социалиста Мюллера, французского редактора журнала «Завтра» Гильбо Анри встречался с представителем немецкого посольства Далленвахом. Рандеву по поводу предстоящего отъезда Ленина через Германию в Россию происходило в ресторане Шоипа на Амтхаусгассе в Берне77.
Читатель уже знает, что и революция, и сепаратный мир сотрясут Россию, вольно или невольно в какой-то мере двинувшуюся по «немецкому маршруту» развития событий. «Ответная услуга» будет оказана. Ленин, прекрасно зная, что немецкие власти не менее большевиков заинтересованы в проезде русских революционеров через Германию, выдвинул с помощью Фрица Платтена несколько условий, которые могли бы сохранить большевикам видимость политического и исторического алиби. Его, алиби, Ленин вроде бы получил, но это не меняет исторического результата: Россия в мировой войне с помощью большевиков, говоря словами Людендорфа, была «опрокинута». Никто не в состоянии оспорить этот печальный итог.
То, чего так добивались германские руководители, удалось осуществить. Может быть, этот негласный и даже не зафиксированный письменно союз большевиков и Германии вдохновил Сталина и Гитлера, когда они в сентябре 1939 года скрепили подписями своих министров «Договор о дружбе»? Может быть, здесь просто историческое совпадение или проявление вековых традиций в государственных отношениях России и Германии, выраженных во вражде и дружбе? Может быть, Ленин, следуя своей революционной логике, не мог отказаться от неожиданного шанса?
Свое алиби Ленин постарался усилить, когда в Стокгольме отказал во встрече Парвусу. Ленин лучше, чем кто-либо другой, знал, что Парвус не только социал-шовинист, но и доверенное платное лицо германских властей. Достаточно было того, что с Парвусом был близок его помощник Ганецкий… Сам Гельфанд-Парвус вспоминал об этом так: «Я был в Стокгольме, когда Ленин находился там во время проезда. Он отклонил личную встречу. Через одного общего друга (видимо, Ганецкого. —
Наконец, Ленин свое алиби обосновал и тем, что пальму первенства в поездке через Германию передал меньшевикам. В своей статье «Как мы доехали», опубликованной одновременно в «Правде» и «Известиях» 5 (18) апреля 1917 года, Ленин писал, что инициатива выдвижения плана проезда через Германию принадлежит Мартову79. Как писал Луис Фишер, «Ленину дело представлялось простым: он стремился в Россию, а все остальные пути были закрыты. Что об этом скажут враги в России и на Западе, его нимало не беспокоило. Меньшевики, он знал, не станут на него нападать: их вождь Юлий Мартов приехал в Россию той же дорогой»80.
Но все эти алиби, повторим, не могут оспорить непреложного исторического результата: совпадения по одному пункту интересов большевиков и Германии — свалить, опрокинуть царскую Россию. Это совпадение интересов было с максимальной эффективностью использовано заинтересованными сторонами. Обе избегали огласки. И та и другая стороны осуществили сделку через второстепенных лиц. Оба партнера смогли многое превратить в историческую тайну.
В поездке революционеры были охвачены противоречивыми чувствами: возбуждение, нетерпение, подспудные опасения перед неизвестностью. В 15 часов 27 марта Ленин и его спутники выехали из Цюриха в Россию. Большевистский вождь еще не знает, что долгие эмигрантские годы остаются за его спиной навсегда, Ленин и Крупская, Зиновьев и Лилина, Арманд, Сокольников, Радек, — всего тридцать два человека разместились в отдельном вагоне, с хорошим поваром. И, что больше всего радовало, с дипломатической неприкосновенностью в придачу.
Последующее известно. Немцы оказались на высоте. Один вагон стоил нескольких пехотных корпусов. Немцы не допустили осечки, спокойно доставив Ленина в желаемый пункт. Вагон через Готмадинген — Штутгарт — Франкфурт-на-Майне — Берлин — Штральзунд — Зосниц пересек Германию. 30 марта на шведском пароходе революционеры прибывают в Троллеборг. Находясь на борту, Ленин получил радиограмму Раненого: «Следует ли этим паромом господин Ульянов?». Встречал Ленина и спутников в порту тот же Ганецкий… Ленин пробыл в Мальме и Стокгольме что-то около суток, в сплошных разговорах, обменах мнениями, за расспросами Ганецкого и других большевиков. Улучив минуту, Ленин с Ганецким побывали в магазине, где путешест-венник купил себе обувь и пару штанов…
Ганецкий обеспечил большевиков всем необходимым, в том числе и билетами на дальнейший путь. А ведь Ленин утверждал, что никаких денежных дел с Ганецким у него никогда не было…
Ленин в Стокгольме привлек большое внимание социал-демократов, прессы. В честь лидера большевиков в отеле «Регина» устраивают обед, его снимают для кинохроники, репортеры добиваются его ответов, бургомистр Стокгольма К. Линдхаген приветствует революционера… Ленин с его сильным, проницательным умом чувствует, что всю прошлую жизнь он прожил только ради того, за чем он едет сейчас на родину. Беседуя с эмигрантами, шведскими социал-демократами, он уже говорит как вождь, мозг, нерв русской революции. Самое главное — не остановиться на полдороге. Вперед, дальше; социализм не далекая утопия.
По пути к шведско-русской границе Ленин шлет В. А. Карпинскому в Женеву телеграмму, в которой выражает удовлетворение соблюдением немецкой стороной согласованных условий. В телеграмме в Петроград предлагает сообщить о его приезде в «Правде». Ленин понимает: приезжает не просто эмигрант, на родину возвращается человек, сразу превращающийся в вождя.
Говоря о «немецкой теме», скажу еще, что, когда в июле Временное правительство отдало приказ об аресте Ленина, начавшееся следствие быстро собрало 21 том доказательств связей большевистской партии с германскими властями. Но затем дело стало глохнуть. Керенский видел в то время главную опасность справа, а не слева и в складывающейся обстановке рассчитывал в определенной ситуации на поддержку большевиков.
Однако известно, что сразу же после октябрьского переворота Ленин и его сторонники распорядились немедленно изъять все материалы следствия против них. Лидер переворота страшно торопился и держал под личным контролем процесс нахождения, изъятия (и, видимо, уничтожения) компрометирующих материалов. По поручению Народного комиссариата иностранных дел его сотрудники Ф. Залкинд и Е. Поливанов 16 ноября 1917 года докладывали об изъятии материалов незаконченного следствия. Там, в
