– Тут ваш слуга вас искал…
– Так он здесь?
– Ну да, еще со вчера. Все спрашивал, не видел ли кто вас. Но никто ж толком не знал, где вы разместились…
– Понятно. Где он сейчас?
– Видите там, справа?.. Там, значит, кухня будет, – он махнул рукой, показывая, – а за кухней сарайчик. Ну так вам в этот сарайчик не надо, а надо дальше. Слуга ваш в конюшне спал, а конюшня ровно за тем сарайчиком будет. Только не знаю, сейчас он там еще или уже нет.
– Спасибо, приятель. – Я кивнул солдату и двинулся в указанном направлении.
Из кухонной двери густым потоком изливались запахи еды. Рядом толклись люди – «наши» и местные вперемешку. Со мной здоровались. Почтительно.
Не обнаружив Тибо в конюшне, я отправился дальше. Нашел я Тибо, естественно, у кухни. Морда в жире, челюсти что-то усердно перемалывают… Вот скотина! Я его ищу, а он тут, понимаете ли, брюхо набивает!
Тибо, увидев меня, оживился, кинулся ко мне:
– Ваша милость! А я вас тут все ищу, ищу…
Мне захотелось взять его за ухо, но разум человека двадцатого века возобладал над рефлексами сьера Андрэ.
– Вижу я, как ты меня ищешь.
На лице Тибо отразилось самое искреннее изумление, перемешанное с обидой.
– Да вот вам истинный крест, господин мой! – Тибо перекрестился. – Ни сном ни духом… Глаз не смыкал, все о вас думал… беспокоился, как вы там… С самого вечера ищу вас – так только ж тут все какие-то дурные, и где вы находитесь, никто и не знает даже…
– Да заткнись уж!.. – перебил я. – Если б хотел найти – нашел бы. Мы сейчас отправляемся в город. Будем искать Принца…
– Так я ж его уже отыскал! – выпалил Тибо. По его физиономии разлилось выражение полного довольства.
– Шутишь?
Тибо снова перекрестился. Лицо у него было самое серьезное.
– Как Бог свят.
– Ладно. Верю. – Я окончательно перестал на него злиться. – Где он?
– Ну так… – Тибо отступил, чтобы получить простор для размахивания руками. – Иду я, значит, вчера по улице. Иду себе, никого не трогаю, но все ж по сторонам смотрю – мало ли кто из этих робертовских лиходеев еще жив остался. Все же мог кто затаиться до времени. Иду я, значит… Иду. И вдруг вижу: какой- то мужик нашего Принца к себе в ворота тянет!!! Ну, Принц, само собой, сопротивляется, только видно – в пене он весь и устал, а мужик этот здоровый, да и от копыт ловко уворачивается. Ну, я к нему, значит, так подхожу и говорю: «А че эт ты чужого коня к себе во двор тащишь?!» А он мне и говорит: «А чей ж это конь? Твой, что ли?» И смотрит так, усмехаясь. Вроде как не верит. А я ему, дурню, значит, объясняю: «Не мой, но моего господина, сьера Андрэ, благородного рыцаря, что в числе прочих пришел ваш город от Роберта Волка спасать». А этот мне – тут в голосе Тибо прорезались возмущенные нотки – тут отвечает: «Брешешь ты, мол, все. Коня этого я у бандита отнял, который из города, напротив, выбраться пытался. Только ж даже и животному противно на себе такую мерзость носить, как тюбертовский рутьер, потому он слушаться его не захотел, а, напротив, на землю скинул. Все истинный незримый Бог видит! Не один рутьер от гнева его не уйдет! А я, значит, тут бандита и убил, а коня покамест себе взял». А я ему: «Да вовсе не бандитский это конь, дурья твоя башка, а господина моего, сьера Андрэ! С ним, наверное, несчастье какое вышло, потому Принца и оседлал какой-то там рутьер». И, поверите ли, сьер Андрэ, как я подумал о том, что случиться с вами могло, так мне горько за вас стало, что так бы и зарыдал, как дитя малое, если б только с этим кретином тупоголовым спорить бы еще не приходилось. А он тут и говорит: «Пойду завтра утром к замку, поспрошаю – может, и вправду, краденый это конь. А ежели не найдется никого, кто его своим признает, то себе оставлю. Хороший конь». А я ему, – тут Тибо надменно выпрямился и сделал значительное лицо, – говорю: «Ты губу-то свою на нашего Принца не больно-то раскатывай! Да и завтрашнего дня дожидаться не надо – вот он я, сейчас тебе говорю третий раз уже: конь этот, Принц по имени, принадлежит сеньору моему, благородному и славному рыцарю сьеру Андрэ». А Принц, – тут Тибо умилился, – как имя свое услышал, узнал меня, ухи свои навострил, повернулся и тянется ко мне мордой. Я его приласкал и уж тут слезы удержать не мог. Говорю, а сам плачу: «Все теперь в порядке будет, Принцик. Только б твоего хозяина еще нам теперь сыскать». А мужик этот поглядел, как мы с Принцем милуемся, и говорит: «А чем докажешь, что это конь твоего сьера?» А я ему: «Ежли и сам не видишь, что животина бессловесная меня с полувзгляда признала, посмотри на правой задней бабке – там крохотное беленькое пятнышко должно быть. То есть не то чтобы белое, но седое как будто. Как ведьмина метина». Посмотрел он – а я Принца удерживал, чтоб не разбил он ему голову, дураку такому, – и говорит: «Правда, есть. Забирай своего коня. Однако ж если не найдешь своего господина в живых – возвращайся обратно. Я, говорит, Марк Беньи с улицы Кожевников. Дядя мой, говорит, – глава цеха. Я, говорит, коня твоего куплю, если что». А ему: «Типун тебе на язык!» И пошел к замку. Здесь я и узнал, что живы вы, господин мой, и успокоился малость. Отвел Принца в конюшню, сам там же устроился. Ночь же была глубокая, и вас ну никак не найти!.. А утром как только стал вас искать – глядь, а вот и вы уже тут!
– А где сейчас Принц?
– Да говорю ж – в конюшне!
– В конюшне? Что-то я его там не видел.
Тибо вытаращил глаза:
– Как так? Он же там стоит! У дальней стены, справа!
– Да? Может, я не заметил?..
Мы пошли в конюшню. Там – у дальней стены, справа, как и говорил Тибо, – стоял Принц. Был он уже вычищен и, пребывая в стойле, меланхолично жевал сено. В соседнем стойле разместился Праведник.
Когда я подошел ближе, Принц дружелюбно зафыркал и, повернув морду, посмотрел на меня одним глазом. Я потрепал его по шее и привалился спиной к перегородке между стойлами. Бедро разболелось не на шутку. Как неудачно. Еще, не дай Бог, инфекция какая-нибудь привяжется…
Едва я улегся, появился Этьен. Рука в лубке, но вид бравый. Сообщил, что вечером хозяин обещает нам роскошнейший пир. И прочие новости касательно чистки города от мусора и нежелательных элементов.
– А ты сам давно у Родриго служишь? – спросил я.
– Я ему не служу! – Этьен даже обиделся.
– Вот как?.. А мне казалось…
– Родриго де Эро – мой сеньор, это верно. Но по происхождению я ничем ему не уступаю. Я его вассал, но я не слуга.
– Я это и имел в виду. Сколько ты с ним?
– Да вот считай, как он из Каталонии приехал.
– Значит, уже восемь лет?
– Побольше. Восемь лет назад он сюда приехал, чтоб уж окончательно поселиться – за месяц до того, как отец его, эн Бернард, в Палестину уплыл. А до этого только временами наезжал. У них же поместье было в Каталонии, от матери еще оставшееся. Родриго там и жил. У дядьки своего воспитывался. А… Так, сейчас вспомню… Ага… В первый раз в Тулузское графство он приехал двенадцать лет назад. Тогда мы с ним и сошлись.
Как это произошло, Этьен рассказывать не стал, а я не стал расспрашивать. Тут пришел Тибо, принес котелок дымящейся мясной похлебки с горохом и луком и две румяные, поджаристые лепешки. У меня слюнки потекли. Выяснилось, что Этьен также с утра ничего не ел. Я пригласил его присоединиться. Установили котелок посреди кровати, обложили шкурами, чтобы не опрокинулся, и на двоих этот котелок и оприходовали. Тибо сидел на табуретке и поглядывал на нас, облизываясь.
Родриго ввалился в комнату, когда у котелка показалось дно. Кивнул Этьену.
– Здравствуйте, Андрэ… Ну как вы тут устроились?!
