— Какая рассеянность с моей стороны, — торжественно объявил он. — Благодарю, госпожа, за внимание и заботу. — Смеясь одними глазами, он взял у нее шапку. — Каким образом тебе удалось сбить ее? Она висела слишком высоко.
— Подцепила палкой, — объяснила Магдалена, вмиг забыв о тревогах. — И прошу простить, если…
— В этом нет необходимости, — перебил он. — Пойдем в мой кабинет. Я хочу кое-что обсудить.
Он нежно положил руку ей на плечо и повернул к донжону.
Магдалена с готовностью последовала за ним, вновь обретя спокойствие души. Однако у двери кабинета переминался Оливье с видом человека, привыкшего терпеливо ждать и так же терпеливо выполнять самые сложные задания господина.
— Вы велели мне зайти за приказаниями, господин, — начал он, кланяясь Магдалене. — И за деньгами на дорожные расходы.
Гай нахмурился. Приглашая Магдалену, он совершенно забыл о слуге. Непростительный промах, поскольку в ее присутствии он не может высказаться откровенно. Но и отложить беседу нельзя: чем скорее Оливье отправится по следам д'Ориака, тем лучше.
— Заходи, — велел он, открывая дверь. — Магдалена, я вынужден попросить тебя подождать здесь. Это ненадолго.
Магдалена с удивленно поднятыми бровями уставилась на захлопнувшуюся дверь, с неприятным чувством сознавая, что ее только что оставили стоять в коридоре, словно вызванную к господину служанку или просительницу. Какие тайные дела у Гая с этим юрким уроженцем Прованса с оливковой кожей и блестящими глазками? Совершенно загадочный человек. Он то появлялся, то исчезал и, насколько знала Магдалена, не имел никакой определенной должности в хозяйстве лорда де Жерве. Но ей всегда было ясно, что отношения между ним и господином нельзя назвать обычными.
Она впервые увидела Оливье, когда тот вместе с Гаем прибыл в Беллер во второй раз, после возвращения из Франции. Он и тогда ухитрялся, казалось, быть повсюду одновременно. С тех пор она лишь случайно замечала его: он был не из тех, кто привлекает внимание посторонних, если только сам этого не захочет. А до сих пор таких случаев не было. Вернее, до сегодняшнего дня.
А тем временем Гай вручил Оливье тяжелый кошель.
— Надеюсь, ты сумеешь втереться к нему в дом.
— Вне всякого сомнения, господин, — со спокойной уверенностью ответил Оливье, беря кошель. — Я взял на себя труд завоевать симпатию одной из прачек в его обозе. Она считает, что мне не по душе мой теперешний хозяин, и… — Он пожал костлявыми плечами, констатируя этот факт без особенного энтузиазма или интереса. — Думаю, она будет счастлива вновь со мной встретиться и сумеет подыскать мне работенку на кухне, пока они добираются до Парижа. Впрочем, я им и в городе пригожусь.
— Ты уверен, что не попался на глаза д'Ориаку? Я не желаю, чтобы ты зря рисковал, — озабоченно заметил Гай.
Оливье покачал головой:
— Он не из тех, кто заглядывает в кухню. Для господ все слуги на одно лицо, да и челядь обычно нанимает управитель. Вряд ли сьер хоть раз меня видел.
Гай кивнул. Таких бродяг по всей стране, готовых ухватиться за любую подвернувшуюся работу, было немало, и хозяева замков и поместий часто понятия не имели, кто колет дрова для кухни и таскает воду. В Брессе тоже постоянно менялись слуги, и ему нет дела до них, если только кто-то не совершит проступок, требующий его приговора. Вряд ли Шарль узнает в Оливье человека Гая.
— Тогда смотри в оба.
— Сколько времени мне там оставаться?
— Пока не обнаружишь что-то стоящее, — ответил Гай, отходя к окну и глядя на равнину. — Особенно меня интересуют его намерения по отношению к леди Магдалене. Остальное — на твое усмотрение.
— Посылать сведения обычным способом?
— Да. Всегда найдется какой-нибудь менестрель, паломник, трубадур, который может завернуть в замок. Раньше нам это удавалось.
Проводив Оливье до двери, он сделал знак Магдалене войти. При этом он подметил воинственный блеск ее глаз.
— Пожалуйста, прости, что продержал тебя за дверью, — начал он. — Но мои дела с Оливье не терпят свидетелей.
— Я так и предположила, господин, — сухо ответила она. — Что вы хотели обсудить со мной?
— О, перестань, крошка! — Он обнял ее и приподнял подбородок. — Неужели не догадалась?
— Я не хотела обидеть тебя в саду, — призналась она. Как обычно, всякая досада и раздражение улетучились, стоило ему приласкать ее.
— Я был непростительно груб, — возразил он, обводя пальцем ее губы. — А ты так неудержимо радовалась…
Магдалена, тихо охнув, быстро увлажнила его палец кончиком языка.
— А я думала, что была своевольной, ребячливой и ужасно надоедливой. Гай весело рассмеялся.
— Сначала я тоже так подумал, но с тех пор изменил мнение. Сегодня утром мне ужасно не хватало тебя. Почему ты оставила меня одного?
— Не хотела будить. Ты и так засиделся допоздна…
Гай кивнул:
— Мне столько нужно было сделать… Что с тобой, любимая?
Странное выражение исказило ее лицо: что-то вроде потрясенного изумления.
— Не знаю, — медленно протянула Магдалена, оглядывая себя. Рука сама собой легла на живот. Что-то глубоко внутри затрепетало подобно крыльям бабочки. Затрепетало и затихло. Магдалена подняла голову. Глаза ее влажно блестели. — Это дитя, — едва слышно прошептала она. — Дитя зашевелилось, Гай.
Гай осторожно, словно ожидая чуда, поместил рядом с ее рукой свою ладонь.
— Еще слишком рано, — все же возразил он, качая головой и улыбаясь.
— Скоро и ты почувствуешь, — заверила она. — Наш ребенок растет не по дням, а по часам.
Глава 10
— Брат Феликс должен скоро вернуться, отец настоятель.
— И надеюсь, с новостями, которые успокоят душу нашего несчастного сына.
Аббат возобновил свое размеренное хождение по вымощенной плитами террасе, нависавшей над огородом аббатства.
— Похоже, его силы возвращаются с каждой минутой.
Он показал на фигуру в простой шерстяной сутане послушника. Неизвестный усердно трудился на земле, ритмично, с видимой легкостью взмахивая мотыгой.
— Он настоящий воин, молодой и могучий, — ответил монах. — Такие легко исцеляются даже от самых ужасных ран, подобных тем, которые были нанесены нашему брату.
— Да, если Господу будет угодно, брат Арман, если Господу будет угодно, — мягко заметил настоятель. — Сомневаюсь, что юность и силы помогли бы ему без своевременной помощи вашего искусства целителя и того углежога, что привез его к нам.
Брат Арман, как и ожидалось, не возгордился.
— То умение, которым я обладаю, дал мне Господь.
— Конечно… конечно, — послушно согласился настоятель. — Но что бы там ни было, а наш сын должен быть благодарен вам.
Он повернулся к большому каменному зданию аббатства. Неяркие солнечные лучи освещали изящные аркады и квадратные башни без контрфорсов, стоявшие по всем четырем углам.
Это зрелище неизменно поднимало настроение отца настоятеля, и он позволил себе полюбоваться им несколько минут, прежде чем покрепче закутаться в плащ.
— Я должен поговорить с братом Гаретом насчет паломников, прибывших из Кентербери. Наш брат- гостинник сомневается, вместит ли всех странноприимный дом и сможем ли мы устроить их с удобствами. — Он улыбнулся. Улыбка казалась чересчур проницательной для человека, жившего вдали от грешного мира. — Брата Гарета всегда волнует присутствие женщин-паломниц. По-моему, он боится, что не уследит за какими-либо тайными перемещениями между женскими и мужскими спальнями. Я должен
