– Мне не нужны подарки. Ты – это единственный необходимый мне дар.
– Уверяю, что этот тебе понравится, – ответил он с самодовольной улыбкой. – Мы доберемся до церкви, если ты в состоянии проделать этот путь сама.
– Подумаешь, несколько шагов, – пренебрежительно отмахнулась Пиппа. Энергия так и бурлила в ней, и было почти невозможно представить себе, что всего несколько минут назад она ленилась лишний раз пальцем пошевелить. Больше она не ощущала благодатного покоя. Наоборот, встряхнулась и была готова к дальнейшим событиям. Поскорее бы закончились роды, чтобы она смогла обнять свое дитя.
Завернув за угол, она не поверила своим глазам. У церкви о чем-то сосредоточенно беседовали мужчина и женщина. Привязанные к ограде лошади мирно щипали травку во дворе.
– Пен? – выдохнула Пиппа.
Она восторженно всплеснула руками и взвизгнула от радости.
– Пиппа… родная!
Пен подобрала юбки и ринулась к сестре.
– О, я успела! Так хотела быть с тобой во время родов! Но мы не могли приехать раньше, дороги совсем развезло.
Плача и смеясь, она обняла сестру.
– Какая же ты огромная! Я даже обхватить тебя не могу! Пиппа тоже плакала.
– Ты мне так была нужна, Пен. Еще с тех пор, как…
– Да-да, знаю, – перебила Пен, прижимаясь к щеке сестры своей мокрой щекой. – Лайонел рассказал нам про весь этот ужас. Бедная моя Пиппа.
– Нет, не бедная! – всхлипнула Пиппа, улыбаясь сквозь слезы. – Счастливее меня нет на свете. Лайонел вернулся, привез тебя, и ребенок вот-вот родится, и…
Она осеклась, громко охнула и поморщилась. Лайонел бросился к ней. Муж Пен, Оуэн д'Арси, последовал его примеру.
– Тебе не следовало идти, – сокрушался Лайонел. – Давай я понесу тебя.
Но Пиппа просто покачала головой, подождала, пока боль ослабит хватку, и выпрямилась.
– Ты помнишь рождение Филиппа? – спросила она Пен, пытаясь усмехнуться.
– Все как в тумане, – неопределенно бросила Пен, хотя на самом деле долгие часы мучений навсегда врезались в память. Она не хотела бы таких родов для сестры и не станет ничего рассказывать. – Тебе нужно вернуться в дом.
– Позволь, я донесу тебя, – настаивал Лайонел.
– Я слишком тяжела, – хмыкнула Пиппа. – И вполне могу пройти несколько шагов. Кстати, Оуэн, ты должен меня простить. Я даже забыла поздороваться.
– Ты сейчас слишком занята, – ответил он низким мелодичным голосом, в котором отчетливо звучали веселые нотки. – Похоже, мы действительно прибыли вовремя. Пен не терпелось повидать тебя.
Пиппа открыла рот, чтобы ответить, но тут же сжала губы и стиснула руку Лайонела, дожидаясь, когда боль отпустит.
– Нам лучше поторопиться, пока не началось снова, – заметила Пен.
Лайонел мрачно кивнул и, молча подхватив Пиппу на руки, почти бегом направился к дому. Он так спешил передать ее Берте, что даже не замечал тяжести.
Берта с некоторым удивлением встретила возникшего невесть откуда Аштона с его нелегкой ношей. Отставив горшок с кипящей водой, который только что подняла с огня, она спокойно сказала:
– Добро пожаловать, месье Аштон. Мы вам рады.
– Куда мне ее положить? Ребенок вот-вот родится, – взволнованно объявил он.
– До этого еще далеко, – с тем же спокойствием заверила она.
– Но ей больно!
– Так всегда бывает. Я приготовила постель в глубине комнаты. Положите ее туда, и я посмотрю, как обстоят дела.
Пиппе очень хотелось смеяться при виде полнейшей растерянности Лайонела. Это он, всегда сдержанный, владеющий собой и умеющий управлять событиями и людьми, ведет себя подобно испуганному зайцу и без толку суетится, как курица с отрубленной головой.
На этой кровати спали Берта и Жиль. Она была отделена от остальной комнаты длинной занавеской. Сейчас с пес сняли покрывала, а соломенный тюфяк застелили простынями из домотканого полотна.
Лайонел уложил Пиппу и беспомощно наблюдал, как она борется с волной боли, не вытирая крупных капель пота, выступивших на лбу.
– Пойди погуляй с Оуэном, – посоветовала она, когда снова смогла спокойно дышать. – Думаю, именно это полагается делать мужчинам в подобное время. Пен останется со мной.
– Да, иди, – поддержала Пен, подтолкнув его к занавеске. – Все равно от тебя никакой пользы.
Пришла Берта с чашкой, из которой поднимался душистый травяной пар. Под мышкой она несла груду тряпок. Она повелительно показала Лайонелу на выход, и тот неохотно, но с некоторым облегчением повиновался.
Оуэн тем временем разливал сидр из медного кувшина в две кружки.