Интернационального комитета — это собрать кадры, готовые решительно действовать согласно этим перспективам, сплотить рабочий класс под знаменем Четвертого Интернационала и готовиться к победе предстоящей мировой социалистической революции'[234]. Пусть читатель не думает, что эта пространная цитата взята из 30-х годов. Нет. Это фрагмент резолюции Интернационального комитета IV Интернационала, принятой в канун 50-летия основания троцкистской организации, в августе 1988 года.
За истекшие полвека из политической жизни исчезли многие организации, партии и даже целые государства, а международная партия троцкистов жива. Думаю, что одна из причин этого — устойчивый исторический авторитет ее основателя.
Обелиск на чужбине, таким образом, — не только свидетельство гибели лидера 'Мировой партии социальной революции', но и показатель живучести 'классических' форм исторического революционаризма. Он для Троцкого был тем же, что Библия для верующего. Даже когда все говорило, по словам Троцкого, об 'отливе' мировой революции, он вещал о скором начале 'прилива'. Выступая 21 июня 1924 года на V Всесоюзном съезде работников лечебно-санитарного дела, Троцкий под бурные аплодисменты закончил свою речь словами: 'Коммунисты говорят европейскому рабочему: если придешь к власти, если создашь советские соединенные штаты, ты объединишь сразу два могущественных континента, получишь в свои руки великолепную технику, необъятные пространства и естественные богатства, величайший энтузиазм революционного класса, пришедшего к власти. Если тебе придется столкнуться лицом к лицу с вооруженной мировой контрреволюцией, — а придется, — ты построишь свою Красную Армию и тебе не придется начинать сначала, ибо ты получишь на закваску Красную Армию Советского Союза, уже опаленную войной и окрыленную победой'[235].
Возникает вопрос: находясь в изгнании, предпринимал ли Троцкий что-либо для распространения идей 'левой' оппозиции в СССР, в других компартиях? Была ли его борьба только идейной? Анализ 'архива Снейвлита', наследия Троцкого, как и некоторых материалов НКВД, дает основание утверждать, что попытки возродить и активизировать борьбу против сталинского режима предпринимались. Осенью 1932 года Л.Седов, например, пересылает отцу из Берлина свои записи разговоров с Гольцманом, сторонником Троцкого, который помогал переправлять в СССР троцкистскую литературу и получать там социально- политическую информацию для изгнанника. Сын пишет, в частности, что надежды на создание блока Зиновьева — Каменева — Ломинадзе нет. Они 'сломались'. Седов сообщает, что пока что его 'посылки' в Москву и Ленинград доходят и попадают в нужные руки[236].
Как видим, еще в 1932 году Троцкий имел некоторую связь с редеющими рядами своих сторонников. Корреспонденты Седова сообщали, например, что на Украине люди пухнут с голоду тысячами. Из деревень бегут. Председателя колхоза, не выполнившего план хлебозаготовок, прокурор Украины приказал голым посадить на лед. По рукам ходит антисталинский документ, который, говорят, написал Бухарин. Более или менее работает, но осторожно, группа Ломинадзе. В стране процветает воровство. Начинают создавать распределители для партийного аппарата. Строят завод, не заканчивают и начинают другой. Правые не смирились с поражением…[237]
Из этих отрывочных сведений, которые Седов сообщал отцу, явствует, что оппозиционная борьба хотя и резко ослабла, но целиком не прекратилась. Эти свидетельства дают основания Троцкому считать, что представители как 'правой', так и 'левой' оппозиций еще в начале 30-х годов осторожно пытались раздуть тлеющие угли недовольства сталинской политикой. Находясь в Европе, Троцкий шлет циркуляры в организации единомышленников с призывом активизировать борьбу против Коминтерна и Сталина[238]. При этом лидер 'левой' оппозиции не ограничивается идейными наставлениями, а советует 'работать совершенно нелегально'[239]. В архиве НКВД, в литерном деле под названием 'Издания', — многие сотни документов, печатных изданий, листовок, выпускавшихся троцкистскими организациями антисоветской, антисталинской направленности. Эффективность распространения этой литературы в СССР была очень низкой, но отдельные экземпляры все же попадали в страну[240].
Все эти документы подтверждают, что Троцкий делал попытки развернуть против сталинских компартий и самой ВКП(б) не только идейную, но и политическую борьбу. Несмотря на эти усилия, Троцкому становилось ясно: революционный паводок ушел. движение левых не стало массовым. Однако революционер не опускал руки, а продолжал бить в колокол революции, коим для него был 'Бюллетень'… Звук его был глухим и невнятным.
Но даже эти слабые попытки Троцкого повлиять на поведение оппозиционеров в СССР и активность троцкистских групп в Европе были быстро замечены ОГПУ — НКВД. Провал нескольких 'транспортов' (посылок с литературой), арест ряда лиц, имевших на руках 'Бюллетени оппозиции', привели к ужесточению репрессивных мер. Любые контакты советских людей с лицами, подозреваемыми в троцкизме, немедленно фиксировались. Некий Бальдони, за которым следила советская разведка, встречался в Москве с Буду Мдивани, врачом Власовой, с семьей Преображенского, Доната и т. д. Как только это было установлено, 'Вест' немедленно проинформировал Секретно-политический отдел ГУГБ НКВД[241] . Все лица, имевшие контакт с 'предполагаемым троцкистом' Бальдони, были арестованы. Такие были страшные времена.
По данным Ежова, в конце 1936 — начале 1937 года только в центральных учреждениях Москвы были арестованы тысячи 'троцкистов-вредителей'. Например, эта картина, по Ежову, в народных комиссариатах была такой:
Арестовано и осуждено троцкистов с октября 1936 года по февраль 1937-го:
В Наркомате путей сообщения — 141 человек
В Наркомпищепроме — 100 человек
В Наркомместпроме — 60 человек
В Наркомвнуторге — 82 человека
В Наркомате земледелия — 102 человека
В Наркомате финансов — 35 человек
В Наркомпросе — 228 человек
и так далее…[242]
Не только знакомство с лидером 'левой' оппозиции или служба под его началом в годы гражданской войны квалифицировались как государственное преступление, но и само упоминание имени Троцкого, хранение в личной библиотеке его книги, любое косвенное доказательство 'причастности' к главному еретику грозило тюрьмой, а то и худшим. Везде проводились чистки, везде искали троцкистов. Шло негласное соревнование. Партком Наркомата финансов, меньше всех разоблачивший троцкистов, подвергся разгрому. Наверх шли сводки, как с фронта: сколько выявлено, разоблачено, арестовано.
Вот, например, как боролись с троцкистами на историческом факультете Института красной профессуры. На общем собрании заслушивают доклад профессора А.В.Шестакова 'Методы и приемы вредительской работы на историческом фронте'.
Приведу лишь один-два фрагмента доклада: 'Тов. Сталин в письме редакции журнала 'Пролетарская революция' указывает, что троцкисты путем искажения исторической действительности ведут подрывную работу… Например, Дроздов в рассказе о тирании греческой колонии в Пантикапее…дискредитирует идеи демократии по сравнению с фашистской тиранией'[243].
В докладе и выступлениях говорят о 'троцкистском определении диктатуры Шамиля'; о том, что 'вопреки указаниям тт. Сталина, Кирова и Жданова, утверждается, что Александр I занимал двойственную позицию во внешней политике'; о том, что 'профессор Пионтковский маскировал свое вредительское рыло, пытаясь реставрировать капитализм в СССР…'[244].
И этот бред произносили люди с учеными степенями и званиями. Духовная тирания калечила людей, учила 'видеть врагов', проявлять ожесточенную нетерпимость ко всему, что могло показаться подозрительным. Ну а разве дело ограничивалось этими позорными публичными судилищами? Нет, конечно.
Как явствует из докладной записки и.о. директора Института красной профессуры от 27 декабря 1937 года ('исполняющие обязанности' менялись быстро, так как руководителей сажали одного за другим), из принятых в учебное заведение в 1931–1937 годах 408 человек отчислены 296. Как 'отчислены' становится ясно, когда знакомишься с судьбой преподавателей института. 'Разоблачены и арестованы как враги народа
