По ложам пробежал сдержанный гул удивления. Видимо, на большинство театральная обстановка «представления» произвела совсем иное впечатление, чем на доктора Герье.
Когда возвращенная к жизни девочка убежала, зал в одно мгновение погрузился во мрак, затем огни снова зажглись, и обстановка была значительно изменена.
Черное сукно с серебряными фигурами исчезло; на месте его стена, барьер и верхи лож были увешаны коврами с вытканными на них зелеными деревьями.
Эта перемена, происшедшая в темноте, сделалась точно по волшебству.
В самом деле, быстрота, с которой погрузившийся во мрак и вновь осветившийся зал принял иной, более приятный для глаз вид, могла быть принята за сверхъестественную.
На столе вместо гроба стоял огромный стеклянный поднос на четырех металлических ножках, так что между ними и крышкой стола было пространство, довольно значительное.
Вошли двое служителей, одетых в восточное платье; один из них нес корзину с черною жирною землей, другой — небольшой холщовый мешок.
Корзинка с землей была обнесена вокруг лож и показана всем, мешок — тоже.
Он был полон семенами различных цветов; семена были смешаны.
Доктор Герье взял горсточку, поглядел и нашел, что это были самые обыкновенные семена, вполне сухие.
Двое красных взяли у служителей мешок и корзинку, один высыпал землю на стеклянный поднос, разровнял ее, другой бросил в землю семена.
Они отошли на свои места.
Тогда приблизился к столу один из одетых в синие сутаны и вытянул руку над подносом с землею.
Опять зазвучала музыка.
Доктор Герье сидел и внимательно следил за тем, что из этого выйдет.
Сначала он думал, что это ему только показалось, что как будто земля на подносе зашевелилась, словно оживившись.
Но мало-помалу он заметил, как из земли то там, то тут стали показываться маленькие ростки, и вскоре весь поднос, как щетиной, покрылся ими.
Синий, стоявший с вытянутой рукой у стола, обернулся назад, и сейчас же другой встал и сменил его, протянув так же, как и он, руку над подносом.
Ростки начали подыматься и зеленеть, как будто повинуясь звукам музыки или неизъяснимой силе, исходившей от протянутой над ними руки.
Доктор Герье видел собственными глазами, как на ростках появились листья.
Расскажи ему об этом кто-нибудь — он не поверил бы, но тут он видел собственными глазами.
Довольно было и появления ростков и листьев из только что брошенных семян, чтобы поразить всех присутствующих, но это было еще не все.
За листьями явились почки.
Третий синий сменил второго. И, словно под влиянием его свежей силы, почки стали раскрываться, и поднос, как ковер, запестрел цветами.
Это было непонятно, чудесно и очень красиво.
Доктору Герье невольно захотелось аплодировать, но он одумался, не зная, будет ли это уместно.
Синий, вызвавший цветы, исполнив свое дело, вернулся к своему креслу, а явившиеся служители сорвали цветы и раздали их присутствующим.
Доктору Герье достались гвоздика и левкой.
Цветы были очень нежны и тонки, правда, нежнее и тоньше обыкновенных, но это были настоящие цветы, разливавшие приятный аромат.
Доктор трогал их, нюхал и не мог найти объяснение чудесному появлению этих цветов.
Он не знал, чему больше удивляться — этому ли появлению или оживлению мертвой девочки?..
Мертвой девочке была возвращена угасшая в ней жизнь, а тут сухие семена были вызваны к жизни!
XVI
Главный, спокойно и величественно сидевший на своем кресле, должен был видеть, какое было произведено впечатление на зал.
Когда цветы были розданы, он поднялся и заговорил:
— Вы видели проявление силы над материей, оживление мертвого тела, и действие человеческого разума. Могу уверить вас, что только что виденное вами прорастание семян и быстрое образование цветов есть исключительно последствие разумных наблюдений и выводов человеческого разума. В этом чудесном нет ничего сверхъестественного; напротив, вся суть здесь в том, что естественные силы — простые, самые обыкновенные, естественные силы — разумно направлены, и только… Итак, мы имели дело с материей, теперь вы увидите явление духа!
Он опустился в кресло и ударил жезлом в пол.
Доктор Герье, несмотря на его уверения, так сразу не хотел признать естественность того, что случилось перед его глазами: это было слишком необыкновенно.
Теперь, впрочем, некогда было раздумывать, потому что обещали еще что-то новое и, может быть, еще более интересное.
На стук жезла служители внесли в зал носилки, на которых лежало что-то, или, вернее, лежал кто-то, окутанный белою пеленой, потому что под этой пеленой как будто очерчивался абрис человеческого тела.
В пелене было одно только отверстие, приходившееся к левому боку тела.
Носилки внесли и поставили за столом, на пол, перед сидевшими магами — так доктор Герье мысленно называл одетых в синее и красное людей, производивших такие невероятные опыты.
Главный опять стукнул жезлом — и свет в зале померк до полной темноты.
Вместе с этой темнотой наступила полная тишина.
Что делалось в этой темноте и тишине — Герье не мог ни увидеть, ни догадаться. Но только через некоторый промежуток времени приблизительно в том месте, где стояли носилки, блеснуло что-то и стал обозначаться неясный, странный и неопределенный белый туман, как будто в темноту упала откуда-то капля света и стала, расползаясь, расплываться по ней.
Сначала туман светился тускло, но затем поле его становилось шире и свет делался яснее. Сквозь его проясненную прозрачность виднелись освещенные его отблеском неподвижные фигуры магов, виднелись носилки, над которыми клубился этот туман, и вырисовывался темный профиль большого стола.
Туман начал сгущаться, то есть, собственно, не туман, а свет, сосредоточенный в нем, и из бесформенного, расплывчатого стал, колеблясь, как дым, принимать более определенные очертания.
Сначала эти очертания клубились, как облако, потом, вытягиваясь кверху, приняли контуры человеческого тела, и вскоре доктор Герье увидел прозрачную, светящуюся молодую девушку; он чуть не крикнул от охватившего его чувства восторженного смятения, которое является у человека, потрясенного чем-нибудь неожиданно прекрасным. Лицо сквозной, светящейся молодой девушки было необыкновенно красиво, но этого было мало. Доктор Герье узнал в ней ту, которую видел сегодня у Августы Карловны в истерическом припадке.
— Да не может быть! — почти вслух вырвалось у него.
И он ощутил, как быстро забилось его сердце и как вся кровь прилила к голове.
Голова у него закружилась, он, сам себе не отдавая отчета, поднял руки и закрыл ими лицо.
Состояние его было близко к обмороку.
