— Ну, довольно! — проговорил он. — Пойдемте домой!
Но Варгин медлил, сам не зная — почему, и продолжал оглядывать давно знакомый ему дом с совсем новым интересом, будто бы сейчас должно было явиться еще что-нибудь новое, что могло бы послужить к разъяснению загадки.
— Да чего вы боитесь? — сказал он Силину. — На улице здесь нас не тронут, а во двор дома мы пока что не пойдем!
— Да нет! Я так… я не боюсь… — стал возражать Силин. — А все-таки лучше отправиться домой…
Ему вдруг пришло в голову, что вдруг этот художник, которого он, в сущности, совсем не знал, тоже подозрительный человек.
Теперь уже Силину все в Петербурге казалось подозрительным, и он недоумевал, как раньше не сообразил, что и Варгину, пожалуй, доверять не следует.
— Нет, я пойду, — решительно заявил Силин. Но Варгин остановил его, даже схватив за руку.
— Погодите, сейчас!
Дело было в том, что в это время к парадному крыльцу с двумя фонарями авакумовского дома подъехала карета; из нее вышел господин и скрылся в подъезде.
Варгину показалось, что он узнал этого господина, и он кинулся через дорогу к карете и спросил у кучера, чей это экипаж.
Кучер ответил, что господина Трофимова.
Варгин, узнавший в господине, только что вошедшем в дом Авакумова, Степана Гавриловича, не ошибся. Теперь он уже имел несомненное доказательство сношений Трофимова с человеком, который заманил в западню молодого Силина.
XXVI
Доктор Герье не поехал к Драйпеговой вторично, несмотря на ее приглашение и несмотря даже на то, что Драйпегова присылала за ним еще два раза.
Герье отговорился тем, что болен и не выходит из дому.
Отчасти это была правда: хотя он и чувствовал себя совсем здоровым, но действительно из дому не выходил, приготовляясь к тому, что они придумали вместе с Варгиным.
А придумали они следующее. Доктор Герье должен был переодеться нищим и идти в дом Авакумова, чтобы разузнать там, если посчастливится, что можно.
Герье взял на себя роль нищего по многим причинам. Во-первых, надо было дать зарасти бороде, а то гладко выбритое лицо могло, разумеется, сейчас же выдать переодеванье.
Ради этого, то есть чтобы дать бороде время покрыть щетиной подбородок, и сидел Герье дома, чего никак не мог сделать Варгин, который должен был ходить на работу в замок. Но, главное, доктору хотелось самому побывать вблизи того места, где жила неизвестная девушка, которую он жаждал отыскать, подзадоренный словами Трофимова.
В отношении Трофимова Герье, сначала не разделявший подозрений Варгина, а, напротив, чувствовавший симпатию к Степану Гавриловичу, теперь несколько сомневался.
Поводом к этому сомнению служило главным образом то обстоятельство, что Варгин видел, как Трофимов подъехал в карете к дому Авакумова и вошел туда.
Эти сношения Трофимова с подозрительным домом совсем не говорили в пользу Степана Гавриловича.
Герье, как будто разочаровавшись в нем, решил держаться от него в стороне и действовать сообща с Варгиным, горячо принявшимся за то, чтобы вывести, как он говорил, на свежую воду этого кощея бессмертного, Авакумова.
Наконец, через неделю борода у Герье отросла настолько, что довольно изрядно обезобразила его лицо, и, когда он, растрепав волосы, оделся в дырявый костюм нищего, который ему достал Варгин, он оказался вполне неузнаваем, до того, что, взглянув в зеркало, сам не мог различить, он ли это.
Варгин, как истинный художник, нарядил его с полным реализмом, и, надо было отдать ему справедливость, переодеванье вышло великолепное.
Они выбрали минуту, когда служанка отлучилась, и Варгин потихоньку выпустил переодетого Герье.
Во дворе служанка встретилась с мнимым нищим и грубо сказала ему, чтоб он убирался со двора, потому что 'нечего ему тут шляться'.
Это окончательно убедило доктора, что узнать его нельзя, и он смело отправился на Фонтанку, по дороге как бы репетируя свою роль и заранее входя в нее.
Шел он не спеша, почтительно давал дорогу прохожим, кланялся и протягивал руку за подаянием.
Но, должно быть, Герье делал это неумело, потому что прохожие скорыми шагами миновали его, и никто из них не дал ему ни гроша.
Какой-то чиновник в очках даже проговорил ему наставительно:
— И не стыдно тебе, такому молодому, просить милостыню? Ты шел бы работать!
Дав на ходу такой благой совет, чиновник поспешил пройти и не указал нищему, где ему взять работу, чтобы последовать его благому совету.
И, несмотря на то, что Герье был не настоящий нищий, а переодетый, он все-таки ощутил какое-то безотчетное чувство горькой обиды от этого высокомерного наставления.
На Фонтанке, у самого дома Авакумова, встретилась ему старушка в салопе, невзрачно одетая, в широком капоре с оборкой, почти закрывавшей ее лицо.
Она сама остановила Герье, дернув за рукав, покопошилась в мешке, который висел у нее на руке, и сунула ему копейку.
Герье, почувствовав эту копейку у себя на ладони, чуть было не сказал, что ему не надо. Но он вовремя опомнился, сообразив, что если уж переоделся нищим нужно взять милостыню бедной старушки.
Герье знал наружный вид дома Авакумова, потому что еще раньше, задолго до всей этой истории, в одну из прогулок Варгин показывал ему этот дом и рассказывал ходившие слухи про кощея бессмертного.
Узнать, таким образом, дом было легко для Герье, но каково же было его удивление, когда он, войдя через ворота, которые не были заперты, во двор, узнал и его!
Сюда привозили его в карете, здесь, у этого же Авакумова, он видел несчастного больного, и не кто иной, как Авакумов, предлагал ему пять тысяч рублей за то, чтобы Герье дал ему какое-нибудь ядовитое средство.
Герье узнал двор и крыльцо, куда ввели его и откуда потом связанного вынесли. И, вспомнив участь молодого Силина, он невольно вздрогнул, потому что и его могли тут запереть в подвал.
Выходило, что он еще счастливо отделался, что был отвезен к Таврическому саду и выпущен там.
XXVII
В первую минуту Герье стало жутко во дворе этого странного дома, поведение хозяина которого отличалось слишком большою бесцеремонностью.
Очевидно, Авакумов умел хорошо прятать концы в воду и имел возможность не бояться преследования властей.
Но здесь же, в этом доме, жила та девушка, красивое лицо которой не мог забыть доктор Герье,
