бесстрастно смотрели на Ивана.
Иван тоже глянул на них повнимательнее. Люди как люди… одеты разнообразно и непонятно, но как-то… по-восточному, что ли, усреднение. Все, кстати, неясно и какого возраста — не старики и не молодые. Карлсоны, понимаешь.
Иван не стал дожидаться приглашения и уселся возле костра, решив поглядеть, что будет дальше. Разговаривать, впрочем, ему не хотелось. Разговорами он уже был сыт по горло.
— Ну, вот и посмотрели, — внезапно заговорил низким густым басом один из сидевших, здоровяк с абсолютно синими — без зрачка — глазами, тяжелым лицом и большой. родинкой на левой щеке. Справа от здоровяка на земле лежали два нешироких, слегка изогнутых клинка в деревянных ножнах. — Вот она какая, молодежь, нынче…
— А что? — подал голос другой, у которого была длиннющая, даже непохожая на настоящую бородища прямо-таки ниже пояса. В руке он держал веер, который то открывал, то закрывал. — Вполне человеколюбив, в меру бережлив, достаточно скромен. Нормально для избранника.
Иван промолчал.
— Ладно, парень, — сказал здоровяк с мечом. — Иди вон по той дороге. Смотри свои сны дальше.
— Какие сны? — спокойно спросил Иван.
— Как это — какие? Ты, сегодня… или вчера?.. избранник, ну, мы тебе и снимся. Да, кстати, возьми меч… нет, вот этот, с краю.
Иван встал, взял предложенный ему шутником клинок и, легко ступая по каменному крошеву, отправился восвояси в указанную сторону.
Шел он недолго и почти сразу же оказался у подножия какой-то горы. Снова стало совсем светло, и прозрачный, цвета закаленной стали воздух приятно холодил опаленную костром кожу.
Иван на секунду остановился. Гора была довольно высокой, лезть на нее не хотелось. Он оглянулся, позади имелась лишь черная вязкая пустота. Иван пожал плечами и стал карабкаться вверх.
Достаточно быстро он взобрался на верхушку горы, посмотрел вниз и невольно присвистнул: перед ним открывался вид на неописуемой красоты огромную ровную долину, где в дрожании струй накаленного воздуха лицом к лицу стояли две огромные армии — нечто доселе Иваном не виданное, не слыханное и даже не представляемое.
Здесь не было стройных рядов, подобных монолиту македонской армии; не было и пестроты огромного персидского войска. Пешие воины, выстроенные в неисчислимое количество неровных рядов, блистали оружием и доспехами самого угрожающего вида, массы крылатых боевых слонов, крылатая же конница, колесницы — все было не похоже на то, что Иван видел раньше; среди прочих животных он углядел и совсем непонятных — не то драконов, не то каких-то горгулий, не то вообще неизвестно кого… потом до него дошло, что размеры неведомых бойцов тоже выходят за рамки привычного — люди были каждый по три, а то и четыре метра ростом, а уж звери габариты имели и вовсе гипертрофированные: все они были могучи и беспощадны на вид и собирались биться насмерть — как обычно бьются за идею, мысль и место в памяти различных поколений.
Небо над равниной стремительно стало заволакиваться тучами — желтыми, клочковатыми, а потом и клокочущими; дальше Иван с изумлением увидел, что пыль под ногами и копытами бесчисленных бойцов начинает течь, завиваться в маленькие вихри и смерчи — и вот уже это не просто пыль, а зеркальное отображение облачных струй, несущихся с ворчанием над полем предстоящей битвы, и пылевые облака стремительно поднимаются вверх, и солдаты обеих армий уходят ввысь вместе с ними, остановившись между небом и землей, повиснув на волоске между бытием и забытьем, не обращая никакого внимания на ту грань, какую не каждому дано перейти…
Было совершенно тихо, и у Ивана мелькнуло смутное подозрение, что увиденное им — всего лишь мираж, изображение, перенесенное издалека в пространстве и времени… может быть, даже просто картинка из неведомой книги, свалившейся к людям прямо с неба — то есть оттуда, где есть и луна, и солнце. Однако сначала подул легкий ветерок, а потом словно кто-то в бесконечной дали не выдержал и уронил небосвод на землю — такой раздался мягкий, волнующий и безотчетно необоримый грохот рухнувшей небесной тверди.
Но нет, это просто столкнулись две великие армии, шедшие друг на друга, как внезапно понял Иван, с Запада и Востока, — опять, снова, как и совсем недавно, на живой еще земле… похоже, очень похоже, только здесь и сейчас бились не простые люди, а те, по чьим стопам пойдут поколения бессмертных героев:
Огромные белые слоны втаптывали в небесную твердь стада визжащих от ярости рукастых змеюк; серые слоны поменьше тыкали стальными бивнями в полосатые бока ревущих тигров, и гигантские кошки обвисали, продырявленные насквозь. Чудовищные ослы, плюясь во все стороны горячей грязью, грызли ноги статным воинам в золотых шлемах, а те разбивали с одного удара головы противникам, и брызги костей, крови и мозга летели за многие километры прочь, оставаясь в облаках семенами чудесных цветов, которые тут же прорастали и своим ядовитым ароматом убивали все и всех вокруг- только почерневшие скукожившиеся трупы спокойно болтались в застылом воздухе…
Постепенно Иван перестал улавливать суть происходящего — увиденное им выходило за рамки ощущений, и воспаленный разум выхватывал из битвы, которая кипела уже везде — вокруг него, и сбоку, и сверху, и снизу, и даже где-то внутри, — отдельные картинки, знакомые детали, доступные пониманию.
Вот рокочущая крылатая кавалерия обрушилась на беззащитную деревню, поливая ее огнем, с радостным визгом выжигая мысль о равенстве на поле боя: маленькие фигурки горели как спички — то есть сначала голова, а потом и все остальное обращалось в крохотное обугленное поленце; вот невообразимой величины птицы налетели на гигантских сонных металлических рыб, забросали их цветочными лепестками, которые тяжелели прямо на глазах настолько, что от рыб оставались расплющенные жестянки с некрасиво повылезшим в разные стороны консервированным мясом; вот статные герои в блистающих доспехах за многие тысячи километров начали осыпать друг друга тяжеловесными молниями, которые уже не щадили никого: ни своих, ни чужих, разрушая до такой степени, что оставался только мелодичный звон, все подряд — города, деревни, поля и далекие горы…
Были действия и попроще, но результат сводился к одному: горы красивых и некрасивых трупов, исковерканные доспехи и броня, изорванные знамена, втоптанные в грязь и кровь надежды, плач, боль, стоны и проклятия; но, несмотря на это, лавина за лавиной бесконечным потоком упрямо шли друг на друга неисчислимые армии Запада и Востока, абсолютно уверенные в своей правоте. Они постепенно поднимались куда-то вверх, и Иван мог различить только гнев, огонь и летящий по всем временам и пространствам пепел…
Он потряс головой, увидав что-то знакомое. Да, действительно сам Александр Великий, собственной персоной, во главе своего победоносного войска не на шутку бился с огромной армией глиняных солдат. Непобедимые македонские ветераны, выставив ужасные сариссы, волна за волной, фаланга за фалангой шли все вперед и вперед, но на помощь глиняным людям приходили новые подкрепления, и они продолжали стоять, почти не двигаясь, несокрушимой стеной, и об эту стену разбивались яростные атаки македонян, которые ничего не могли поделать, и в их глазах Иван заметил страх и тоску, а во взоре самого Александра он увидал мрачное предчувствие…
Но вот эти армии куда-то пропали, словно съеденные голубоватой дымкой, и внезапно предыдущая картина сменилась новой — будто телевизор переключили на другую программу, тоже знакомую.
Ну конечно, это были покинутые им в Вавилоне немцы!.. Они, уже при всех своих регалиях, крестах, свастиках и прочем, обвешанные биноклями, моноклями и другими пирогами, стояли на невысоком холмике, сплошь заросшем полынью, а за ними неправдоподобно ровными рядами стояли тысячи зловеще приплюснутых танков, и угрожающе уткнули в высокое небо свои стволы десятки тысяч орудий, а перед ними замерла такая же огромная армия, и танки, и пушки, и бойцы в выцветших гимнастерках, среди которых Иван увидал своего командира Сергиенко. Всё это, даже воздух, даже соловьиные трели, — всё застыло в неустойчивом равновесии…
Присмотревшись, Иван вдруг понял, что сдерживало эти два войска: стена из жидкого стекла… или застывшего воздуха, или еще из чего-то не давала двум силам ринуться на врага и подмять, уничтожить, раздавить его напрочь: солдаты замерли, не шевелясь и, кажется, даже не дыша.
