мнению.
— Черт, — почесал Иван в затылке. — А еще?
— Что — еще?
— Куда его еще деть можно?
Фома в совершенном изумлении развел руками.
— Не пойму я тебя, благородный сэр Иан, хоть тресни, не пойму…
Иван в досаде махнул рукой и повернулся к понурившемуся Ланселоту.
— Доблестный сэр Ланселот Озерный! — сказал он громко. — Согласен ли ты ехать со мной в дальний путь и не докучать разговорами о прекрасной Джиневере?
— Что значит- согласен, не согласен? — раздраженно спросил Ланселот. — Я же твой пленник. А разговорами, — Добавил он высокомерно, — я никому и никогда не докучаю, запомни это, рыцарь!..
— Извини, — сказал Иван. — Я никоим образом не хотел обидеть столь достославного и доблестного рыцаря, как сэр Ланселот.
— Ничего, — сказал Ланселот, смягчаясь. — В конце концов, ты — победитель, а я — побежденный… Очень мне, понимаешь ли, непривычно быть побежденным, — пожаловался он и, вздохнув, добавил: — Хотя — что-то новенькое все же. Развлечение…
Иван сочувственно покивал. Смотреть на скучающего громилу Ланселота было забавно.
— Да, — спохватился рыцарь. — А как зовут тебя, могучий рыцарь, сумевший победить храбрейшего из храбрых и достойнейшего из достойных?
— Меня зовут сэр Иан, — терпеливо сказал Иван.
— Иан, Иан… — задумчиво пробормотал Ланселот. — Не слыхал раньше я такого имени…
— Зато теперь услышал, — сказал Иван.
— Это точно, — согласился Ланселот. — Еще как ycлышал… А… — начал он.
— Девиз мой — «Я вернусь!», — еще терпеливее сказал Иван.
— Хороший девиз, — пробормотал Ланселот, потрогал свой подбородок. Иван усмехнулся.
— Подбирай свою амуницию, сэр Ланселот, — сказал он, — да и поехали, чего время зря терять?
Через некоторое время они вскочили в седла и тронулись в путь.
Ланселот спросил:
— Так куда же ты едешь, сэр Иан?
Иван помедлил, потом решительно сказал:
— Я ищу короля Артура. Ты не против, надеюсь? Ланселот весь сморщился, точно хлебнул кислого.
— В чем дело? — осведомился Иван.
Фома встревоженно посмотрел на них, но промолчал
— И зачем тебе только этот хлюпик понадобился? неохотно спросил Ланселот.
— Хлюпик? — удивился Иван. — Я о нем совсем друг слышал.
— Так то раньше было, — произнес Ланселот сквозь зубы.
— А сейчас что изменилось?
Ланселот опять сморщился. Было видно, что ему приятно говорить на эту тему.
— Сейчас… что сейчас… — Он вздохнул. — Ныне у него совсем ум за разум зашел. Он ведь и раньше-то был порядочным мямлей, хоть и бился другой раз здорово. Все, бывало, разговоры разговаривал, правду искал… Какую женщину через свои искания проворонил…
— Это Джиневеру, что ли?
Ланселот быстро глянул на Ивана. Тот спокойно выдержал его взгляд.
— Да, Джиневеру, — сказал Ланселот, помолчав. — Не мог и не хотел он удержать ее подле себя, не ему она была предназначена… И предупреждали ведь его, с самого начала предупреждали — не бери ее в жены, добра тебе не будет!..
— И кто же это предупреждал?
— Да хотя бы тот же самый Мерлин… Так нет же — он король, он никого не слушает, он волен брать ее в жены… кстати, не спрашивая ее согласия… а потом выходит, что виноваты другие!..
Ланселот кипятился и размахивал руками. Иван искоса на него поглядывал.
— Прошляпил он ее, вот что, — с горечью продолжал Ланселот. — Ее беречь надо, лелеять…
— Знаешь что, любезный сэр, — не выдержал Иван, — насколько я помню, это ты предал своего короля, покусившись на королеву. Мерлин Мерлином, а ты сам-то что же? Как же твоя верность сюзерену? Ты же рыцарь Круглого Стола, должен за короля, за Артура, жизнь отдать, а что выходит?
Ланселот тяжело посмотрел на Ивана.
— Жизнь отдать — это одно, — медленно произнес он, — за любовь — совсем другое…
Иван ничего не сказал в ответ. Некоторое время они ехали молча.
— А Артур, — снова заговорил Ланселот, — похоже, забыл об этом. Я ведь был ему верен, искренне любил его, а он назвал меня предателем. Почему?
— Наверное, потому, что предательство — это всегда предательство, на поле брани или еще где — сути дела не меняет, — неожиданно произнес Фома задумчиво.
Иван с удивлением посмотрел на него.
— И чем предательство ни оправдывай, оно все равно, гадко пахнет, — добавил Фома.
— Это не предательство! — гаркнул Ланселот, наливаясь кровью.
— А что же? — спокойно спросил Фома. — Это, любезный сэр, и есть самое настоящее предательство — в прямом смысле этого слова. Ты, сэр Ланселот, предал и своего короля — пусть даже и нечувствительно, хотя вряд ли, — и свои идеалы, и самого себя, в конце концов. На чем основывалась твоя жизнь? Ты придумал в реальном нереальное, свой собственный мир, жил и поступал по его законам. А потом вдруг оказалось, что законы эти можно вполне свободно нарушать, поскольку в таком случае ты ответствен лишь перед своей совестью, а с нею, как получилось, можно и договориться: теперь же ты придумываешь в нереальном реальное, пытаешься вывернуть все наизнанку, заплатить старой шлюхе, совестью именуемой, определенную, быть может, даже большую плату, успокоиться и жить припеваючи: как же, ведь ты, похоже, обрел блаженство! А каким путем — это нам вовсе и без разницы.
Иван посмотрел на Ланселота. Рыцарь молчал, но отнюдь не подавленно.
— Любвеобильный сэр Ланселот! — провозгласил Фома. — Слыхали. С кем это ты там бился, повернувшись к врагу спиной, дабы только иметь возможность постоянно лицезреть даму своего сердца?.. Сказать по правде, дорогой сэр, в твоих поступках постоянно чего-то не хватает: либо разума, либо элементарной порядочности. Полюбил Джиневеру не как королеву, но как женщину — так имей смелость или отказаться от такой любви… или перестань быть рыцарей На двух стульях трудно усидеть: но ты, видать, человек талантливый и умелый…
— Я не буду с тобой спорить, сэр Фома, — спокойно произнес Ланселот. — В этом мире все настолько запутано и сложно, что нельзя понять, кто прав, а кто виноват…
–. Скажите, пожалуйста! — фыркнул Фома. — «В этом пире все сложно»! А где, интересно, ты видел, любезный сэр Ланселот, что все было бы просто, а? В каком это мире все просто? Чепуху ты говоришь, милейший сэр!
— Значит, я говорю чепуху? — очень вежливо переспросил Ланселот.
— Ага.
— Хорошо, — после небольшой паузы невозмутимо сказал Ланселот. — Но в таком случае что тогда говорит и делает сэр Артур? Он бродит по замку, словно безумный, он пристает к окружающим с идиотскими речами, он выдумал какой-то якобы существующий против него заговор и обвиняет в участии в нем королеву…
— Мне кажется, вина Джиневеры давно доказана, — перебил его Фома.
— Какая вина? Ты о том, что королева любит меня?..
— Извини, сэр Ланселот, — негромко произнес Фома, — но, по-моему, бабья похоть — понятие объективное.
Иван аж поперхнулся. Вот тебе и куртуазное вежество!.. Почему-то Ланселот не стал спорить: он помрачнел и умолк.
— Достойная компания, правда? — безжалостно продолжал Фома. — А что касается Артура…
