на трон его старшую сестру Марию. А следующая за ней в династии Тюдоров, как мы знаем, Елизавета. Младшая сестра.
Он умолк. Оуэн не прерывал молчания.
— Однако я опасаюсь, — опять заговорил посланник, — что у нашего большого друга, герцога Нортумберленда, несколько иные планы насчет наследования престола.
Оба мужчины стояли возле камина в небольшом, обшитом панелями кабинете, одной из многих комнат лондонской резиденции посланника в Уайтхолле. За окнами медленно падал снег, приглушая шум от соприкосновения сотен лошадиных подков и железных ободьев колес с булыжниками мостовой, от криков уличных торговцев.
Комнату освещало пламя камина и свечей в ветвистом канделябре на продолговатом столе, стоящем у стены с рядом окон, расположенных почти под потолком. В полутьме, царившей в кабинете, алый камзол посланника резко контрастировал с черным бархатом одежды гостя; попадая в лучи света, по-особенному сверкали и переливались зелеными, красными, бирюзовыми огоньками драгоценные кольца на пухлых пальцах хозяина.
Оуэн отошел от камина наполнить кубок из большой плоской бутыли на столе.
— Нам что-либо известно о замыслах Нортумберленда? — спросил он.
Протянув ему свой кубок, де Ноэль ответил:
— Именно об этом я хочу с вами поговорить, мой дорогой Оуэн.
— Кажется, начинаю понимать, — сказал тот, наливая вино и неотрывно следя за темно-красной струей, льющейся из бутыли в серебряный сосуд. — Требуется моя помощь?
— Совершенно верно. — Ноэль снова повернулся к огню. — В услужении у принцессы Марии пребывает некая женщина, которая могла бы снабжать нас сведениями о том, что происходит за порогом жилища ее хозяйки. Сама она пользуется полным доверием принцессы. Та поверяет ей все свои мысли и намерения.
Посланник, посмотрев через плечо на Оуэна, все еще стоящего возле стола, заметил, как блеснули его непроницаемые темные глаза на спокойном, неподвижном лице.
— Вам следует, — продолжал де Ноэль, — познакомиться… как можно ближе… с этой леди. Думаю, подобное задание… — он позволил себе хмыкнуть и слегка улыбнуться, — не вызовет у вас особых возражений?
Оуэн не разделил его веселости. Он отпил вина и, глядя поверх края кубка на собеседника, произнес:
— Но ведь это только первая ступень вашего плана. А вторая?
Ноэль вскинул голову и подмигнул ему.
— О, конечно. И в этом вся красота моего замысла. Означенная дама тесно связана с одним мужчиной… по имени Робин… он ее сводный брат и, в свою очередь, близкий друг и доверенное лицо герцога Суффолка и его семейства. Полагаю, не стоит добавлять, что Суффолк — близкий друг Нортумберленда. Их интересы связаны самым тесным образом, и, что бы ни замышлял последний, первый становится самым непосредственным участником. Не так уж нелепо будет предположить, что наш Робин из Бокера — главный хранитель их совместных секретов, которые нам самое время узнать.
— Да, — раздумчиво заметил Оуэн, — если, конечно, предположить, что наша леди достаточно откровенна со своим сводным братом. И наоборот.
С кубком в руке он приблизился к окну: похоже, снегопад усилился.
— По всей видимости, это именно так, — сказал де Ноэль. — Они много времени проводят вместе. Особенно здесь, в Лондоне.
— Где, по всей видимости, пребывают и сейчас, — предположил Оуэн, не отводя глаз от окна.
— Вы правы, мой друг, — подтвердил де Ноэль. — Потому что в Лондон в эти предрождественские дни прибыли принцесса Мария и Суффолк. Думаю, король пожелал видеть свою сестру. Хотя не знаю, насколько ей хочется проводить время со своим тяжелобольным братом. Кроме того, она старше его на целых два десятка лет.
Оуэн подумал, что дело не столько в возрасте, сколько в их религиозных разногласиях. Юный Эдуард, как и его отец и предшественник на троне, король-реформатор Генрих VIII, был фанатичным протестантом, и такой же фанатичной, только католичкой, была единокровная сестра Эдуарда, Мария. Впрочем, религиозные взгляды этих людей были совершенно безразличны Оуэну. Куда больше занимало его, как можно использовать их в интересах дела. Того дела, которому он служил уже не один год. Но еще больше в данный момент он интересовался женщиной, которой суждено было стать очередной добычей на его стезе охотника за необходимыми сведениями.
Оуэн отошел от окна, приблизился к камину.
— И все же, — настойчиво повторил он, — насколько эта фаворитка принцессы близка со своим сводным братом?
Ноэль ответил ему чисто французским легким пожатием плеч, в котором содержалось много чего: ирония, намек на самое дурное, неуверенность в окончательном выводе и, наконец, этот самый вывод, заключающийся в двух-трех насмешливых словах типа: кто ж его знает?
Оуэн ожидал словесного ответа, и он его получил.
— Никакие слухи по этому поводу, — сказал посланник, — до меня не дошли, но нечто похожее на них носится в воздухе. Кстати, лорд Робин в свои двадцать восемь еще не был женат. Ни разу.
— А эта женщина?
— Леди Пен уже почти три года вдова. Ее брак с Филиппом, графом Брайанстоном, был высочайше одобрен королевской семьей и, судя по всему, оказался счастливым. Но Филипп рано умер, а его супруга несколько месяцев спустя родила мертвого ребенка. Наследником графского титула и всего прочего стал младший брат Филиппа, Майлз, которым безраздельно управляет, если верить слухам, его мать. Он отменный олух, если пользоваться теми же слухами. Впрочем, — губы посланника скривились в малоприятной ухмылке, — таковыми является большая часть населения этого паршивого острова.
Оуэн подавил усмешку. Господин посланник не слишком удачлив в своей нынешней дипломатической карьере — отсюда его злость, которую он считает нужным скрывать перед близкими людьми. Особенно если те выполняют обязанности тайных агентов.
Дав волю антибританским эмоциям, Ноэль отпил из бокала и, успокоившись, продолжил:
— Мать и сын Брайанстон почти ничем не связаны со вдовой Филиппа. Та не предъявляет никаких претензий по поводу наследства: ни к поместью, ни к титулу вдовствующей графини. Все это она оставила в руках — и на совести — своей свекрови. Другими словами, любовью и согласием в семье не пахнет.
Оуэн кивнул и потер рукой гладко выбритый подбородок.
— Всем этим вы хотите сказать, сэр, что плоды почти созрели и их можно срывать?
Посланник снова усмехнулся, на этот раз весело.
— Не припомню, мой друг, чтобы вы когда-нибудь терпели поражение в роли сборщика плодов, — галантно произнес он.
И опять Оуэн не вернул ему улыбки.
— Я делал это исключительно в интересах своей страны, — сказал он, и было непонятно, вложил ли он в эти слова хоть какую-то долю иронии.
Фраза прозвучала чересчур серьезно, что вполне могло быть объяснимо тем, что, хотя личная жизнь Оуэна д'Арси была для всех почти закрытой книгой (или стала ею после того, что произошло с его женой), посланник все же знал, что этот красивый мужчина ведет, по существу, жизнь монаха (если не считать тех случаев, когда по воле обстоятельств был вынужден играть роль соблазнителя. И, надо сказать, достаточно успешно).
— О, конечно, — поспешил согласиться Ноэль.
— Она хотя бы недурна собой? — лениво спросил Оуэн. — Странное имя. Оно настоящее?
— Ее полное имя Пенелопа. Но я ни разу не слышал, чтобы кто-нибудь называл ее иначе, нежели Пен. Даже принцесса Мария. Это домашнее имя, оно срослось с ней… Насчет внешности… Думаю, вы найдете ее привлекательной. Красавицей я бы ее не назвал, пет… Но что-то в ней, пожалуй, имеется… — Было очевидно, что описание внешности затруднительно для посланника. Более решительно он добавил:
— Что я знаю точно, она среднего роста, не толста, но и не худа.
