«В личности члена орденского капитула Грегора Менделя… [был найден супплент по естественной истории [35]], о котором благодаря его одаренности в научном и дидактическом отношении как педагогический корпус, так и покорнейше подписывающаяся дирекция полагают, что они могут быть спокойными после того, как многие профессора, в особенности профессор д-р Коленатый, засвидетельствовали естественноисторические труды [36] упомянутого члена капитула, исправлявшего одновременно обязанности кандидата в гимназические учителя».
Отлично, не правда ли?… Но вот в чем вопрос: с чего это вдруг господину Шиндлеру понадобилось посылать в самую высокую провинциальную инстанцию такую характеристику на педагога, временно исполнявшего обязанности супплента и уже от их несения освобожденного?…
В этой истории есть еще один весьма примечательный момент: супплент Мендель проработал два месяца, но ни в середине этих месяцев, ни по окончании ему не заплатили ни крейцера, и неделю спустя расхваленному суппленту пришлось подавать прошение:
«Брюнн, 15 июня 851 г. [37]
Уважаемый Директорат!
После того, как нижеподписавшийся письмом Уважаемого Директората от 6 июня с.г. за №221 был освобожден от исполнения должности супплента по всеобщей естественной истории в подготовительных классах здешнего императорско-королевского Технического училища по причине выздоровления профессора И. Хельцелета, упомянутый — буде Уважаемый Директорат явит свою благосклонность — покорнейше просит принять меры, дабы за исправление им своей должности с 7 апреля с. г. по 6 июня ему было выдано условленное вознаграждение.
Грегор Мендель, член капитула
монастыря святого Томаша».
И по непонятной причине это письмо проделало какой-то очень длинный путь. Во-первых, оно было зарегистрировано канцелярией училища только 20 июня, и это дает основание думать, что пять дней оно бродило или лежало где-то, быть может, в ожидании, пока ординарная просьба будет подкреплена чьими-то вескими словами. Во-вторых, господин Флориан Шиндлер, полномочный директор заведения, лично распоряжавшийся выплатами отработанных вознаграждений, почему-то не стал в данном случае сам решать сей простой вопрос, а переправил менделево прошение ни много ни мало, как политическому директору Моравского земельного правительства господину Шедаю, который, в свою очередь, переправил прошение советнику штатгальтера господину Дрбалу, и только сам господин Дрбал по размышлении разрешил господину директору училища выдать Менделю заработанные им деньги.
Это маленькое событие можно было рассматривать и как простой образец австрийских бюрократических порядков. Но поскольку малозначащее дело вдруг сделалось объектом консультаций на высоком правительственном (в масштабах Моравии) уровне, возникает мысль, не стояли ль за этими бумагами какие-то события, из-за которых мог загореться весь долгий сыр-бор.
Конечно, следует сразу отвергнуть мысль о том, что Мендель был лицом, нежелательным из-за политической неблагонадежности. Полицейские архивы были тщательно изучены и Ильтисом и Рихтером, в них среди доносов многочисленных осведомителей, меж секретных характеристик и предписаний ничего примечательного из того, что относилось к особе Менделя, обнаружено не было. Наше собственное знакомство с архивами полиции другой тогдашней провинциальной австрийской столицы — Лемберга (нынешнего Львова) позволяет судить, что в таких случаях в начале 50-х годов прошлого века дело принимало иной оборот: шпионаж в Австрии был поставлен на высоком уровне, а меры к крамольно мыслящим людям принимались быстрые и жесткие. Наконец, вся сохранившаяся переписка свидетельствует, что политика Менделя в ту пору интересовала мало и его суждения о событиях не выходили за рамки того, что писалось в высочайше дозволенных газетах.
В начале этой главы было упомянуто о не вполне ясных обстоятельствах отказа Менделя от получения степени доктора богословия и быстрого переезда в Цнайм. Степень ни в коей мере не могла помешать заниматься преподаванием излюбленной им ботаники, и в начале главы было предположено, что вызвали отъезд некие «внешние причины». Можно было бы теперь предположить, что эхо неизвестных событий сыграло какую-то роль и ныне — два года спустя… Однако такое нагромождение одного предположения на другое вряд ли покажется при всей заманчивости корректным. Нам придется отказаться от него и пытаться реконструировать события по-иному. Например, так.
…Как читатель помнит, Мендель всегда чувствовал себя должником своей сестры, а Терезии в 1851 году исполнилось двадцать два, и ее замужество «стало на повестку дня». Монашеские «компетенции» были в ту пору небольшими, и после увольнения из Цнайма Мендель вряд ли мог выкроить десяток золотых для покрытия долга и поддержки родителей, чье положение в доме Алоиса Штурма было не очень завидным. А тут выдался случай заработать 25 флоринов!… И конечно, аббат Напп поспособствовал тому, чтобы на педагогическом совете училища было решено именно Менделя пригласить в суппленты.
Однако всему городу было уже известно, что Мендель провалился в Вене на экзаменах и высокая кайзеровско-королевская комиссия официально лишила его права преподавать биологию. Именно поэтому в протокол заседания учительского корпуса Технического училища, который мысли не имел противопоставлять себя министерской комиссии, были занесены дифирамбические отзывы о кандидате, приглашаемом на временную вакансию. Что до появления на свет характеристики, скоропалительно отправленной Флорианом Шиндлером в канцелярию штатгальтера, то, вероятно, сначала в оную канцелярию от добрых людей поступил донос: мол-де, провалившийся в Вене каноник допущен к преподаванию… (Мы уже убедились, сколь по-разному добрые люди встречались на менделевом пути.) Естественно, из канцелярии раздался начальственный рык, и директору Шиндлеру осталось лишь защищать самого себя лестными аттестациями по адресу супплента, незаконно принятого на службу и уже уволенного. А дабы избежать дополнительных неприятностей, директор на всякий случай жалованье задержал и предоставил начальству брать на себя ответственность за его выплату.
…Так было или не так, узнать вряд ли удастся. Однако происшедшее, конечно, послужило толчком к последующим событиям. Все говорило, что без диплома или университетского образования можно было работать лишь приходским священником. Но такая карьера Менделя определенно не интересовала и аббат Напп, кстати, и не предлагал ее ему больше.
Неизвестно, о каких «естественноисторических трудах» Менделя шла речь в директорской характеристике. Быть может, они действительно казались Грубому и Коленатому хорошими и даже были хороши на самом деле — нам в этом случае лучше соблюсти осторожность. Зато известно, что и коллеги по Цнаймской гимназии и коллеги по Техническому училищу непременно подчеркивали в своих аттестациях бесспорный педагогический талант супплента. Флориан Шиндлер даже писал об особой менделевой методе преподавания, и мы имеем, таким образом, уже два «перекрестных» свидетельства, а если забежим вперед, то найдем новые и абсолютно достоверные подтверждения того, что Мендель обладал даром истинного педагога.
Но талант надо было оттачивать и подкреплять подлинной эрудицией. Для этого надо было учиться, и Мендель всегда хотел учиться, а человек, от которого зависела его судьба, профессор восточной филологии и церковного права прелат Сирил Напп понимал, что истинные знания можно получить лишь в настоящей школе, лишь при «надлежащем руководстве».
Напп был человеком дела и, взвесив все происшедшее, решил устроить Менделя в университет и найти для устройства союзника повлиятельнее. Он выбрал в союзники «его превосходительство» барона Баумгартнера, возвысившегося снова из начальника министерской секции в министры (правда, торговли).
«Благожелательные мнения о канонике Грегоре Менделе, направленные в мой адрес, — написал он Баумгартнеру, — побудили меня послать его для получения высшего научного образования в Вену. Я не остановлюсь перед расходами, необходимыми для содержания его на время этих занятий, и осмеливаюсь лишь просить Вас, чтобы Ваше превосходительство соблаговолили бы оказывать ему свое высочайшее благорасположение, которое он со своей стороны постарается оправдать»:
В выборе союзника Напп не ошибся. Министр-физик ответил ему быстро и благожелательно. Но если
