Ей не оставалось ничего иного, кроме как покориться. Когда они уселись, герцог продолжал держать Мод за руку, и она подумала, что сидеть так, пожалуй, довольно приятно, к тому же сосед ее был самым любезным и приятным человеком, которого до сих пор ей доводилось встречать. Она откинула голову на специально предназначенную для этой цели подушку и закрыла глаза, потому что теперь солнце светило ей прямо в лицо, и так сидела, слушая нежный плеск волн под килем лодки, ощущая, как поднимаются и опускаются в толщу воды весла. Рука ее продолжала лежать в руке герцога.
Генрих улыбался, удивляясь самому себе, — он был совершенно счастлив сидеть так рядом с ней и ничего больше не предпринимать. Теперь его не снедало нетерпение и не хотелось торопить события.
В этой девушке были какая-то прелесть и нежность, которые он находил очень трогательными. Маргарита была великолепной, чувственной, сильной, ловкой интриганкой. Она умела управлять людьми. Его многочисленные любовницы удовлетворяли его физические потребности, иногда даже случалось, что с ними можно было вести беседу и делиться своими планами, но до сих пор его чувства оставались нетронутыми. Он даже не мог припомнить, чтобы прежде ему так хотелось кого-то защитить.
Генрих взглянул на нее и подумал, уж не уснула ли она. Осторожно, чтобы не потревожить девушку, он опустил ее голову себе на плечо. Ничего не произошло. Ветерок играл волнистыми прядями ее каштановых волос, выбившихся из-под шапочки, ее густые черные ресницы полукружиями лежали на бледно-кремовых щеках. Он
поплотнее закутал ее в плащ. Она продолжала спать. Король провел пальцем по ее лицу, обрисовывая очертания щек и скул. Глаза Мод внезапно раскрылись. Они были синими, как безоблачное небо. Она вздрогнула, села прямо и вырвала руку.
— Что вы делаете? — прозвенел ее голосок.
— Ничего, — ответил он с улыбкой. — Я любовался вами, пока вы спали.
Мод поправила свою шапочку, моля Господа о том, чтобы она сидела плотно. Она усиленно принялась моргать, стараясь избавиться от остатков предательского сна. Было ужасно сознавать, что она лежала здесь, погруженная в сон, и что голова ее бесстыдно покоилась у него на плече, и все это время он смотрел на нее, а она даже не знает, какое у нее было тогда выражение лица.
— Прошу прощения, сэр. Я не хотела быть невежливой. Это от солнца. Оно такое теплое, — запинаясь пробормотала она.
Может быть, она как-то выдала себя во сне? Заметил ли он разницу между ней и Мирандой, когда получил возможность беспрепятственно разглядывать ее?
— Это было очаровательно и ничуть не было невежливо, — ответил он. — Но теперь, когда вы проснулись, я хотел бы продолжить с вами разговор, начатый вчера вечером.
Вчера вечером? О чем же они с Мирандой говорили вчера вечером?! Миранда ничего ей не сказала, а теперь он ждал, что Мод что-нибудь ответит. В голове у нее было совершенно пусто.
— Да, милорд, — сказала она наконец, склоняя голову и как бы приглашая его продолжить начатый разговор. — Пожалуйста, продолжайте.
— Я хочу услышать, что у вас нет никаких возражений против нашего брака, — сказал он. — Вы должны понимать, что это значит — выйти замуж за придворного короля Генриха IV Французского.
— Я поняла, что этот брак возможен только для протестантки, сэр.
Он кивнул:
— Да, это очень важно. — Лицо его помрачнело. Потом он горько рассмеялся: — Но случается и так, что приходится жертвовать религиозными убеждениями, если от этого зависит твоя жизнь.
Он вспоминал ужасную ночь, когда, склоняясь к мольбам Маргариты, согласился отказаться от своего протестантского наследия и принять католическую веру. Меч ее брата был у его горла. Переход в католицизм спас его жизнь, а в конечном итоге принес и корону Франции. Но католическую веру оказалось легко отвергнуть, когда обстоятельства позволили сделать это.
Мод сглотнула, потом сказала с неожиданной страстностью:
— Ничто на свете не смогло бы заставить меня поменять веру, милорд герцог.
— Вас просто никогда не заставляли это сделать.
Мод подняла на него глаза:
— А вас заставляли?
В голосе ее он услышал какой-то необычный глубокий трепет.
Генрих снова рассмеялся, и смех его опять прозвучал печально.
— Париж стоит мессы, — загадочно ответил он, и она заметила, что улыбка его на миг стала насмешливой.
— Не понимаю, сэр…
Внезапно в нем заговорил король Генрих, а не герцог Руасси. Генрих был готов любой ценой удержать корону Франции. Он быстро овладел собой и уже совершенно другим тоном сказал:
— Это просто французская шутка. Но мне очень приятно сознавать, что вы так крепки в протестантской вере.
Мод закашлялась. Этот трюк она придумала давно и довела до совершенства. Она всякий раз прибегала к этому испытанному средству, когда ей хотелось переменить тему. Это был ужасный лающий кашель. Она зарылась лицом в свой плаш. Плечи ее сотрясались от спазм.
— Мое бедное дитя, вы больны, — с беспокойством заметил ее спутник. — Мне не следовало подвергать вас опасности простудиться. Ветер на реке холодный и сильный. Лодочник, поворачивай назад и возвращайся к дому Харкортов.
Как только судно двинулось в обратный путь, кашель Мод мгновенно прекратился. Она подняла лицо, которое прежде прятала в плащ, и деликатно вытерла выступившие от кашля слезы носовым платком.
— Все в порядке, сэр. — Хрипота в ее голосе была вполне натуральной, потому что она приложила немало усилий, чтобы кашлять правдоподобно, и теперь горло саднило. — Время от времени со мной такое случается. Но к счастью, это бывает редко. Уверяю вас, что со мной ничего серьезного не приключилось.
— Я рад это слышать.
Миранда, конечно, никогда так не кашляла. И потому Мод снова сказала:
— Да, это действительно бывает редко.
Он кивнул и снова завладел ее рукой. Она не посмела вырвать ее, но теперь сидела совершенно прямо, напряженная и скованная, и отвечала на его вопросы односложно, а когда они добрались до дома, сделала ему почтительный и глубокий реверанс и прелестно покраснела.
— Увидимся за обедом, моя дорогая.
— Да, конечно, сэр.
Мод помчалась вверх по лестнице, чтобы укрыться в тишине и безопасности своей комнаты.
Глава 21
Миранда перешла Лондонский мост. Лавки, расположенные по обе стороны моста, были полны народа. Женщины покупали ткани, ленты, нитки. Купцы в отороченных мехом плащах приглядывались к изделиям из серебра и золота. Мужчины обсуждали цены на птицу: кур, уток, гусей, кричавших в тесных клетках. Мужчина и мальчик водили на веревке косматого неухоженного медведя с кольцом в носу, заставляя его плясать.
Дома здесь были обветшалые, покосившиеся. Деревянные галереи, поддерживаемые столбами, тоже казались непрочными. Верхние этажи домов клонились друг к другу, нависая над узкой улицей. Чип вертелся и подпрыгивал на плече Миранды, потом присмирел. Почему-то эта толпа пугала его. Голоса казались ему слишком громкими, слишком враждебными, а когда в дверях одной из лавок, мимо которой они проходили, завязалась потасовка, он зажмурился и вцепился в шею Миранды.
Она нежно погладила его, стараясь успокоить, а потом торопливо продолжила свой путь. Если ее труппа держала путь к одному из портов, расположенных по эту сторону Ла-Манша, то они должны были перейти по мосту через Темзу на южный берег. И она почти наверняка найдет их следы в какой-нибудь таверне, где они побывали. Они должны были где-нибудь остановиться, чтобы поесть, а за едой уж непременно поболтали с трактирщиком и его постояльцами за кружкой эля. Как только узнает, в какой порт они направляются, она сможет отправить им весточку. Курьеры, чьим ремеслом была доставка посланий, толпились у ворот города, выкрикивая, что готовы выполнить любое поручение. Им, как она полагала, будет
