– Нож как будто из ее кухонного набора. Может быть, взглянув на нее, он решил, что карманным ножичком здесь не обойтись… Больше пакетов нет? Вот колготки. Черт, они же все в крови! Он мог порезаться, когда убивал ее, – тогда здесь кровь их обоих.
Мерсер открыл последних два пакета. Кровь комками засохла на серых колготках. Ими он связал ее, прежде чем убить.
– Мерсер, что-то не так? – спросил Майк. Он хорошо знал своего напарника и сейчас заметил на его лице озадаченное выражение.
Мерсер протянул мне один из пакетов.
– Кое-какие мелочи.
– Какие?
– Этот гусь никогда не нападал до полуночи. И не бил ножом в спину.
– Да он вообще никого не резал – до того, как эта шведская девочка с ним сцепилась. Может быть, ему это понравилось. Может, он уверен, что убил ту девочку, и это доставляет ему наслаждение.
– У него всегда был маленький складной нож, – сказал Мерсер. Он что-то помечал на потрепанном листе бумаги. Это был перечень характерных черт преступлений Шелкового Чулка, составленный на материале случаев четырехлетней давности. Этот список Мерсер знал наизусть. – Ключи не должны быть в сумочке – у нее не было времени положить их туда и закрыть сумочку после этого. Они должны валяться на полу или хотя бы на столе. Куртка должна быть здесь же, среди остальной одежды.
– Три, четыре года в жизни маньяка – это огромный срок. Могли измениться стиль, манера.
– Да разве же это мелочи! – удивилась я. В руках у меня был окровавленный носок. – Это не колготки.
– Ну я и болван, – признался Майк. – И чем я занимался все эти годы.
– Попробуй поработать со светом и с открытыми глазами, – пошутила я. – Тебе понравится.
– У тебя еще что-то есть?
– Кое-что подтверждающее догадки Мерсера. Настоящие чулки старого фасона. Дорогие, редкие. Их нельзя использовать без подвязок. Не те дешевые колготки из лайкры, которыми были связаны предыдущие жертвы. Такие продаются в любом магазине, а эти чулки просто так не купишь.
– И что ты об этом думаешь?
– Это убийца-подражатель. Разузнал из газет о том, какие приметы оставляет Чулок, понял заголовки буквально. Он сымитировал почерк маньяка, чтобы скрыть убийство, – сделала я вывод, передавая окровавленные чулки Майку. Настоящие шелковые чулки.
Глава 12
– Ставлю двадцать долларов. Во время вскрытия сперма не будет обнаружена, – сказала я Манку. Было пять утра, когда мы приехали в девятнадцатый участок. Сейчас мы поднимались по лестнице в комнату оперативной группы. – Это было не изнасилование.
Там нас встретили человек пятнадцать угрюмых и перепуганных чернокожих мужчин. Все стулья в помещении были заняты. Некоторым места не хватило, поэтому им пришлось занять скамью, где обычно сидели задержанные, – камера прилегала к комнате, и металлическая решетчатая дверь, соединяющая их, сейчас была открыта.
– Что здесь происходит, черт нас дери? Разыгрываем «Джефферсонов»? [13] – спросил Майк Мерсера. Тот шел позади нас. – С первого взгляда видно, что это не хоккейная тренировка.
– Опять все то же, что в прошлый раз. Вот когда начинаешь ненавидеть свою работу.
Несколько лет назад по делу серийного насильника была собрана оперативная группа. Стоило появиться сообщению о преступлении, которое подпадало под нашу схему, как полиция прочесывала район и задерживала всех чернокожих, которых угораздило в этот момент очутиться на улице. На этот раз история повторилась. Даже поверхностного взгляда на присутствующих было достаточно, чтобы понять: ни один из них даже отдаленно не напоминает круглощекого насильника на полицейском «портрете».
Единственный детектив сидел у компьютера в углу и вводил в систему сведения о семьях задержанных.
– Чем занимаешься, Де Гроу? – спросил Мерсер.
– Пытаюсь избавиться от этих ребят как можно скорее, – вздохнул тот. – Двое из них врачи, они самые тихие, сидят вон там за решеткой. Один – партнер в какой-то, видите ли, адвокатской фирме, он орет, что подаст на меня в суд за расовую дискриминацию. Еще банкир, двое поваров, пожарный, продавец хот- догов, мелкий вор, условно освобожденный, с шестью судимостями, и парочка дамских угодников, которые сутки напролет зависают, в местных барах и ищут, с кем бы потрахаться.
– Что они здесь делают? Это же просто ужас, – негодовала я. – Надо было произвести задержание и обыск прямо на улице, заполнить на месте необходимые бумаги и отпустить.
– Наши задержали так много людей, что бланки закончились. Остальных пришлось доставить сюда.
Мерсер подошел к задержанным, поздоровался с ними и каждому лично принес извинения за возникшие недоразумения.
– Подлизываешься? – съехидничал Майк.
– Я спросил, есть ли среди них добровольцы. Вообще они не обязаны. Один из врачей согласился, – сказал Де Гроу, показывая мне единственную ватную палочку в пергаментном конверте. – У остальных нет настроения.
– Мерсер, может, ты тоже рискнешь? – спросила я. – Просто для проформы?
– Нехорошо, мисс Купер, – сказал тот. – Я и так прилагаю все усилия к тому, чтобы генетические данные в нашей базе были пополнены. – Он снова спросил собравшихся, не желает ли кто-то сдать слюну для пробы.
– Где этот Тедди?
Де Гроу показал в дальний конец помещения.
– Он должен быть там, если только не выбросился из окна. Полегче с ним, он еле держится.
Теодор Крун сидел сгорбившись, уронив голову на руки. Услышав, что открывается дверь, он посмотрел на нас. Худое бледное лицо было мокрым от слез, рыжеватые волосы взъерошены. На штанах и на рубашке виднелись пятна крови.
Увидев Майка Чэпмена, он стал причитать:
– Я до всего там дотрагивался, детектив! Я ничего не мог с собой поделать! Я не знал, как мне поступить…
– Все нормально, приятель. Другого от вас никто не ожидал.
– Но мои отпечатки должны быть по всей квартире. Я хотел проверить, жива ли она, я развязал ей руки. Я… я даже взял в руки нож… Я все написал, как вы просили.
Тедди протянул Майку несколько листов бумаги.
– Прежде всего идите в туалет умойтесь. Если вы не успокоитесь, все будет бесполезно. Это Александра Купер. Она из прокуратуры. Я бы хотел снова обговорить все детали в ее присутствии.
– Теперь ты понимаешь, что я имел в виду? – спросил он, когда Теодор Крун вышел. – Форменный сопляк. Он не способен на убийство.
От выдержанности и учтивости Майка, которыми он славился в девяностые, теперь не осталось и следа.
– Прекрати так разговаривать – ты знаешь, это меня бесит. И что, если я права и Эмили не была изнасилована?
– Я понимаю, что ты устала. Но меня не изменить, дорогая. Ты тоже знаешь, что у меня злой язык, но внутри я мягкий, как масло.
– Тебя послушаешь – ни в какую мягкость не верится.
– Я тебе не говорил, что мой двоюродный брат Шон женится в июне? Я буду шафером. А невестой будет парень, которого он встретил в Ирландии, когда играл там в футбол. У меня двадцать два двоюродных брата, и по крайней мере пять из них геи. Если тебе это не кажется заслуживающим внимания, пожалуйста. Ты ведешь себя, как моя тетка, которая без остановки перебирает четки и старается себя убедить, что такое могло случиться в какой угодно семье, но не в нашей. Ты серьезно хочешь сказать, что я должен
