– Чтобы двинуть тебе по голове доской, больше двух секунд не требуется.
– Доской?…
– Мы там подобрали одну возле ступенек. Сейчас она в лаборатории, проверяют на кровь и волосы, – продолжал Мерсер. – Потом они отнесли тебя в подпол, связали руки твоим же шарфом, вставили кляп и сунули под доски.
– Как они могли знать? Почему они…
– Поверь, Куп, – убеждал меня Майк. – Это не то, что они могли бы вычитать в местной библиотеке, изучая рассказы По. Мисс Бейли говорит, что подпол – всего лишь пустая симпатичная бесполезная комнатка. Там слишком сыро, чтобы что-нибудь хранить. Дом начинают патрулировать лишь после того, как парк закрывается на ночь. Там доски на полу просто лежат – они даже не прибиты. Хулиганы постоянно туда забираются покурить травки. Те парни просто подняли несколько досок, положили тебя внутрь и напугали до смерти.
– Это у них получилось. Скажи им это от меня, когда найдешь их. Из чего был кляп? И чем меня связали?
– Это был носок, – ответил Майк.
– Как у Авроры Тейт, – дополнила я, вспомнив скелет в подвале.
– На руках был намотан твой шарф. Затянули совсем не туго.
– Для тебя, может, не туго. Говорю, не могла шевельнуться. Кто-то спрятал меня, чтобы потом убить.
Майк снова взглянул на Мерсера.
– Не обращайтесь со мной так, будто я психопатка, будто я все преувеличиваю. Там что-нибудь находили раньше, под досками?
– Дохлых животных. Недоеденные бутерброды. Оружие. Это в порядке вещей. Это что-то вроде местного дома с привидениями.
– Вы хотите сказать, что никто не видел, как кто-то прячется возле домика, а потом убегает?
Мерсер замешкался.
– Вообще-то у нас есть кое-какие приметы. Двое парней, вероятно, из той же банды, что налетела на девчонку.
– Что за приметы?
– Какая тебе разница, если ты даже не видела их? – проворчал Майк. – Опознавать будет другой. Врачи говорят, что даже если бы ты слышала их перед этим, удар по голове отключил кратковременную память, и ты никогда не сможешь их вспомнить.
– Кто этот свидетель? – спросила я.
– Ты знаешь правила, – уперся Майк.
– Надеюсь, не ты, – проворчала я. – После сегодняшнего я вообще ни в чем на тебя полагаться не буду. И, если официально, я хочу, чтобы в материалах значилось: тот, кто засунул меня в ту самую дыру, либо собирался оставить меня там умирать…
– Ну да. Музей вот-вот откроется.
– Может, он думал вернуться за мной ночью, отвезти куда-нибудь и спокойно прикончить.
– Те парни просто хотели, чтобы ты выскочила из коробки во время экскурсии третьеклассников из пригорода. И они могли увезти эту городскую легенду с собой, – сказал Майк.
Зазвонил телефон. Я взглянула на него и опустила ноги с кровати.
– Кому известно, что я здесь? Я не хочу ни с кем разговаривать.
– Саре, – ответил Мерсер. – Она весь день о тебе беспокоится. Я просил ее подождать, пока тебя не определят в палату.
Он взял трубку, потом протянул мне.
– Меня еще не уволили? – пошутила я.
Мой верный заместитель тянула лямку за меня во время долгих судебных процессов, сложных расследований и личной неразберихи, то есть в психические дни, как мы любили их называть.
– Как голова?… – Было приятно слышать будничный голос Сары. – Как вы там? Знаешь, мне бы не пришлось скидывать вес, если бы ты была постоянно на месте. Я на всякий случай отписалась по твоему делу с Апшоу. Шеф хочет, чтобы ты полежала с неделю, и я его в этом поддерживаю.
Сара заверила меня, что держит под контролем все незаконченные дела. Мы поболтали еще пару минут, я поблагодарила ее за помощь и положила трубку.
Потом пришел лечащий врач и подтвердил, что у меня нет ни переломов, ни сотрясения мозга. Он обещал выписать меня после утреннего обхода, если всю ночь состояние будет стабильным.
Мерсер заказал мне суп, а сам вместе с Майком принялся за пиццу. Пока я ждала суп, Майк переключил телевизор на телевикторину. Мы застали самый конец игры. Требек называл последнюю категорию знаменитых имен.
– Определим ставки – по двадцатке, – предложил Майк.
Мерсер согласился.
– Я пас, – сказала я и тут вспомнила о своей сумочке. – Они взяли мой кошелек?
– Ты оставила его, когда мы пошли в дом. Ты разве не помнишь?
– Не совсем. Я немного запуталась.
– Кошелек еще там. Как ты думаешь, я заплатил за обед? – спросил Майк.
– Великий картограф, урожденный Герхард Кремер, родившийся в 1512 году. Он придумал слово «атлас» – по имени титана, перед которым преклонялся, – для своей коллекции карт мира, он взял себе следующее имя, – говорил Требек с экрана.
– Бери себе еще двадцатку. Я пас, – сказала я.
Трое соперников телешоу не ответили, как и я.
– По-моему, Рэнд и Маккнэлли в 1512 году еще не родились, – проговорил Майк.
– Ребенку нужны новые ботинки, – сказал Мерсер, протягивая руку к Майку. – Кем был Меркатор? Герардус Меркатор?
– Иногда ты меня удивляешь, – сказал Майк. – Твой старик?
Отец Мерсера был механиком в «Дельта Эйрлайнз».
– Он постоянно приносил домой карты, и я изучал маршруты пилотов. Разве вы не помните проекции Меркатора, прямолинейные локсодромы?
– Извини, Мерсер. Не понимаю.
– Кстати, у меня небольшой сюрприз, – продолжил Мерсер. – Отдел общественного транспорта раскодировал проездной билет, выпавший из кармана Шелкового Чулка. Днем они отправили по факсу данные в офис. Ты получишь их завтра.
– Что-нибудь интересное?
– Подземка Лексингтон-авеню. В основном он крутится на Семьдесят седьмой улице. Как мы и думали, он там живет либо работает. Ты выяснишь это сама, когда тебя выпишут. Возможно, это тебе что-то подскажет.
К девяти часам вечера глаза у меня буквально слипались. Детективы играли в карты, сидя на моей постели.
– Сдавайся, Куп. Ты уже носом клюешь, – проговорил Майк.
Он встал и пошел за медсестрой. Решил, что мне пора принимать лекарство.
Я боролась со сном, потому что боялась кошмаров, которые сулила мне ночь. Боль отошла, но временами казалось, что я все еще лежу в тесной нише с кляпом во рту. Эти ощущения вспыхивали и снова гасли.
Вошла медсестра с бумажным стаканчиком и высыпала мне в руку таблетки. Я даже не спросила, что было за лекарство. Молча проглотила его.
Мерсер привстал, потянул за цепочку, и свет над моей подушкой погас.
– Пожалуйста, оставь свет, – попросила я.
Он поцеловал меня в кончик носа.
– Я оставлю свет возле стула. Я никуда не уйду, Алекс.
Укладываясь поудобнее, я повернулась на бок. Ребенком я просыпалась иногда среди ночи, и тогда
