Часовой повернулся и расслабленной походкой побрел в обратную сторону.
— Ну, минуты полторы я с ним подружу, — сказал Пак. — Нормально? Вы уж поторопитесь…
— Больше и не надо, — ответил Плетнев.
— Все, пошел.
Он открыл дверцу, неспешно выбрался наружу и, посматривая по сторонам, неспешным шагом прогуливающегося человека направился к часовому.
Остановившись в двух шагах от него, Витя заговорил, показывая рукой куда-то направо.
Плетнев приоткрыл правую дверь.
Отрицательно качая головой, часовой махал в другую сторону.
Железным крюком Плетнев приподнял и медленно и беззвучно сдвинул крышку.
Чтобы бросить в колодец рюкзак, понадобилось совсем мало времени.
Потом плавно вернул крышку на место, и она с едва слышным бряканьем легла в пазы.
Сел на место, прикрыл дверь и перевел дух.
Раздоров нажал на клаксон.
Пак, прощально махнув часовому, побежал к машине.
Часовой недоуменно смотрел ему в спину — должно быть, думал, почему этот узкоглазый оборвал свою болтовню буквально на полуслове.
Пак захлопнул дверцу, а машина уже тронулась — сорвалась с места и уехала.
Когда Плетнев вернулся в казарму, бойцы пригоняли бронежилеты, получали боезапас, раскладывали рассыпные патроны по нашитым на штаны карманам. Надевали кожаные подшлемники и стальные каски…
Ромашов примерил экспериментальную каску-сферу, закрывавшую лицо поблескивавшим бронестеклом. Покрутил головой, неопределенно хмыкнул, снял. Начал было укладывать в карман запасные магазины. Что-то мешало. Он сунул туда руку и, изменившись в лице, извлек толстую пачку денег. Тупо на нее посмотрев и чертыхнувшись, Ромашов стал озираться в поисках человека, на которого можно было бы переложить эту заботу.
— Большаков! Ну-ка, на вот, заныкай куда-нибудь. Я утром суточные получил…
— Да куда ж я заныкаю? — недовольно спросил Большаков.
— Не знаю. Потом выдашь — это на все подразделение.
Большаков со вздохом взял пачку, начал было в свою очередь озираться в поисках новой жертвы, но в конце концов с досадой сунул в карман куртки.
Зубов вскрывал ящики с гранатами и раздавал боеприпасы. Он сегодня был какой-то потерянный, унылый — не зубоскалил, как обычно, не подначивал.
— Ты чего нос на квинту? — спросил Баранов.
— Не знаю, — буркнул Зубов. — Не по себе что-то… На.
И вынул из ящика четыре гранаты.
— Ладно тебе. Все нормально будет, — сказал Баранов и попросил: — Дай еще пару.
— Нормально! — взвился Зубов. — Ты-то откуда знаешь?! Куда тебе столько, куда?! Ведь не унесешь! Ай, да берите, сколько хотите! Мне-то что!..
Он раздраженно махнул рукой и отошел в сторону. Теперь все брали, сколько считали нужным. Плетнев остановился на двух.
Бежин распотрошил индпакет и пытался соорудить из бинта нарукавную опознавательную повязку.
— Хрен ты ее в темноте разглядишь, — ворчливо заметил Зубов, наблюдая за его усилиями. — Перебьем друг друга в суматохе, как пить дать!..
— Может, из простыни, а? — спросил Бежин, критически рассматривая свое изделие. — Порвать ее…
— Ага, а потом отчитывайся!..
— Да ладно тебе! Живы будем — все спишется.
Решительно сдернул простыню и начал пластать на полосы.
— Лучше на обе руки, — буркнул Зубов.
— Ну да. И еще синие трусы на голову. Уж тогда я тебя точно узнаю…
— А где Астафьев? — спросил Плетнев, надевая бронежилет. — Помоги!..
— А он же с первой группой ушел, — ответил Бежин, затягивая лямку. — Они танковые экипажи должны блокировать. Так что уже помчались. — И протянул ему остаток простыни. — На вот, повязку смастери. Да пошире…
Когда экипировка подошла к концу, Большаков оглядел всех, а потом кивнул на бутылки, лежавшие на одной из кроватей:
— Ну что, мужики, от винта?
Плащ-палатка, повешенная в проем двери, колыхнулась, и, путаясь в ее обширных полах и чертыхаясь, в комнату пробрались двое — первым Иван Иванович, в зеленой своей афганской форме и в афганской же длиннополой шинели походивший на богомольца, за ним Князев — в той же кожаной куртке, синих летных штанах и офицерской шапке со звездой вместо кокарды. Через плечо у него висел ремень деревянной кобуры со «стечкиным», а вид в целом, вопреки обыкновению, был взъерошенный, воинственный и недовольный, движения собранны и торопливы.
— Ну? Как дела? — отрывисто спросил Князев, стреляя взглядом сощуренных глаз по лицам. — Как настроение? Предновогоднее, надеюсь?
— Боевое, товарищ полковник, — ответил Большаков.
— Вот и хорошо.
— Григорий Трофимович, — сказал Большаков. — Давайте с нами, а? На посошок.
Князев еще не успел ответить, когда Иван Иванович, протянув перед собой оттопыренную вверх ладонь, отрезал:
— Не пью!
У Плетнев отлегло от сердца. Он боялся, сейчас повиснет неловкая пауза — пришли вроде вдвоем, а предлагают одному…
Помедлив, Князев взял протянутую кружку. Секунду молчал, опустив голову.
— Ну, что, ребята… Задача перед нами сложная. Удар будет одновременно нанесен по восьми объектам — всеми силами спецгрупп КГБ, «мусульманского» батальона и приданных подразделений десантников. Главный объект — дворец Тадж-Бек. На дворец пойдут: двадцать три бойца в группе «Гром» под началом майора Ромашова, двадцать пять бойцов в группе «Зенит» под командованием майора Симонова. У противника две с половиной тысячи человек в бригаде охраны и еще двести гвардейцев внутри дворца…
— Но на нашей стороне внезапность, — веско сообщил Иван Иванович. — Мы прорежем позиции бригады как ножом!
Князев покашлял, потом снова заговорил:
— «Мусульманскому» батальону поставлена задача блокировать подразделения бригады охраны огнем, не дать им возможности двинуться на помощь гвардейцам. Ну а уж во дворце… — Он помедлил. — Сами знаете!.. В общем, давайте за главное — чтобы завтра увидеться в том же составе! Слышите? В том же!
Кружки сдвинулись и загремели. Выпив, Князев сморщился, выдохнул и резким движением вытряс на пол последние капли.
— Да, вот еще что. Я вижу, вы повязки сделали. Это правильно. Вдобавок, чтобы друг друга не перебить в суматохе, будем перекликаться. Подразделениями командуют Михаил Ромашов и Яков Симонов. Вот и орите — Миша-Яша, Миша-Яша! Понятно?
Бойцы загомонили: «Миша-Яша! Миша-Яша!..»
Князев повернулся было к дверям.
— Товарищ полковник, — остановил его Аникин. — Разрешите вопрос? Пленных не брать, это понятно… А если раненые у нас будут, что делать?
