– С удовольствием. Вы что в качестве закуски предпочитаете?
Почти конец
«Доброе утро, любимая». Степа проснулся первым и лежал, глядя на безмятежное лицо Селены. Непослушные кудряшки, разметавшиеся по смятой подушке. Чуть припухшие губы. Длинные ресницы.
А что это он лежит? Волшебная ночь непременно должна перейти в такое же волшебное утро. Когда любимая женщина открывает глаза и видит перед собой завтрак. И неважно, из чего он состоит. Важно, что он есть. Как символ любви и заботы.
И тогда она скажет спасибо. А он – пожалуйста. И говорить это они будут долго. И вкусно.
А завтрак тут будет совершенно ни при чем.
– Доброе утро, любимая, – Степа аккуратно поставил поднос на край кровати.
Длинные ресницы затрепетали, вспорхнули… Конечно же, она захотела сказать «спасибо»…
А что там звенит? Кофейник разбился? Забудь…
– Ай, – Степа сунул в рот палец.
«Спасибо» вышло просто замечательным, но вставать все равно пришлось. Равно как и собирать разбившийся кофейник. А у него оказались очень острые осколки.
– Что? – Селена села на кровати и потянулась к нему.
Одеяло улетело в сторону, и от открывшегося вида Степа забыл и про палец, и про все на свете.
– Да ну тебя, – Селена оттолкнула его руку. – Подожди. Я же серьезно. Ну-ка, дай сюда палец. Да отстань, тебе говорят. Палец дай.
– Пожалуйста, мой домашний доктор, – Донкат протянул пострадавший палец.
– Слушай, а нехорошая рана. Глубокая, – Селена склонилась над его рукой.
Степа умильно посмотрел сверху вниз на ее растрепанные кудри и украдкой поцеловал обнаженное плечо. Конечно, он сейчас прям кровью истечет.
Селена дернула плечом.
– Отстань, я же серьезно. Смотри, как хлещет.
Степа глянул. Ну да, крови много. Ну и что? Перевязать и все. Больше говорим.
– Слушай, это же плохо. Что же делать? – в ее голосе послышались тревожные нотки.
Степа прыснул.
– Ты серьезно? Да это царапина. Перевязать и забыть.
Но Степе стало приятно, что она так о нем беспокоится.
– Ну уж нет, – в голосе Селены появился приказ. – Дай-ка я попробую по-своему.
Степа так засмотрелся на эту картину: «обнаженная красавица лечит раненого героя», что спохватился только тогда…
Теплая волна прошла по комнате. За окном моргнули далекие звезды. Жалобно звякнуло уцелевшее блюдце.
Селена подняла голову и посмотрела Степе в глаза.
– Что? – подхватился он.
В ее глазах было что-то…
Она опустила взгляд вниз, Степа последовал за ней… и вздрогнул. Раны больше не было. Только что палец исправно заливал простыню кровью, а теперь щеголял ровной чистой кожей. Ни следа пореза.
– Ты же говорила, что можешь только там?
– Говорила, – медленно согласилась Селена. – Только оно взяло, и вот…
Она беспомощно улыбнулась и пожала обнаженными плечами.
– Я очень за тебя испугалась. Сама не поняла почему.
Донкат сглотнул. В горле пересохло. Он потянулся к стоящей на тумбочке и потому уцелевшей чашке. Глотнул. Фу, холодный несладкий кофе. Не хочу. Сейчас бы чего покрепче…
Незримый теплый ветер опять пронесся по комнате. Степа, не успев остановить движение, приложился к чашке вновь…
И со сдавленным криком отбросил ее. На белой простыне яркими красными цветами расцвело пролитое вино. Ты просил покрепче?
В этот раз они с Селеной смотрели друг другу в глаза гораздо дольше.
И только когда Степа оторвался от встревоженных глаз Селены и посмотрел вокруг, его взгляд зацепился за что-то… Что-то в окне.
Между плывущими к бездонной темноте космоса созвездиями тихим облачком таяло почти прозрачное белое пятно, в котором угадывался длинный тоннель. Степа присмотрелся внимательнее и… замер. В светлом конце тоннеля в прощальном жесте поднимала руку знакомая овальная фигура. Степа невольно махнул рукой в ответ.
И только после того, как невесомое облачко растаяло без следа, а созвездия обрели свою кристальную четкость, к Степе запоздало пришла неожиданная в своей простоте мысль.
А может, это было приветствие?
