иначе останешься голодным. И конец мечте, а также способу достижения этой мечты.
Очень редко ленивому человеку удается долежать до мысли, которая настолько вдруг нравится ему самому, что хочется ее запомнить, чтобы рассказать кому-нибудь. Потом он ее забывает, ему становится жаль, и в какой-то момент его озаряет, что мысль можно записать. Теперь надо найти силы, чтобы подняться и записать ее. Вот так рождается графоман.
Я не люблю завидовать («не люблю» означает, что иногда ловишь себя на этом свойственном каждому человеку чувстве) и завистников. Первичная зависть – это реакция интеллекта на обладание кем-либо тем, что тебе крайне необходимо. Например, голодный человек испытывает рефлекторное враждебное чувство к человеку, который что-то ест, сексуально озабоченный – к человеку, который имеет женщину, и т. д. Если ситуация повторяется достаточно часто, то из этого чувства формируется условный рефлекс зависть – в некотором смысле враждебное чувство, вызванное не естественным голодом, а воображением. Зависть – это интеллектуальное ощущение голода. Что-то у кого-то («в чужих руках») лучше или больше не возбуждает голод (инстинкт) непосредственно, но оно будит воображение недостатка в интеллекте, которое, в свою очередь, приводит к «выделению слюны» – реакции возбужденного инстинкта.
Первичный стимул – голод, вторичный – зависть (искусственный голод). Благородный человек не испытывает зависти, потому что он родился в благости и в детстве не испытывал чувство голода.
Я смирился с ленью и эгоизмом, но жадность и страх переношу плохо. Люди осуждают эти чувства, возводя их в черты характера. Они клеймят человека: «Он – трус» или «Он неимоверно скуп». Они приводят конкретные примеры и радуются, что аналогичные примеры про них самих в данном случае приведены не могут быть. Они стараются создать у собеседника впечатление, что они сами не такие. На самом деле, при близком общении любого человека можно поймать на проявлениях жадности или трусости, как бы он ни оправдывался. Поэтому человек с детства не хочет быть «жадиной-говядиной» или «трусишкой зайкой сереньким». Я тоже не хотел и всячески боролся с проявлениями в себе этих свойств.
В школе у меня был приятель Борис Банников. Мы с ним сидели за одной партой, играли в баскетбол, проводили свободное время. Но он всегда оставался именно приятелем со всеми, он не переходил грань, отделяющую приятеля от друга. Я так и не научился держать дистанцию с теми, с кем общаюсь и кто мне нравится. Я всегда эту грань перехожу, а потом, чувствуя неадекватное отношение к себе со стороны этого человека, становлюсь для него очень, как он говорит, тяжелым.
Борис всегда и везде рассчитывался первым. Я не успевал даже подумать, чтобы достать деньги – он уже рассчитался. Для справедливости я старался опередить его, но ничего не получалось. Денег у него было всегда больше, но он был достаточно скуп и считал их. Со временем я понял, что он боролся со своей скупостью – ему надо было рассчитаться быстро, чтобы не успеть ощутить приступ скупости. Я стараюсь следовать этому правилу, но не всегда получается. В армии у меня был еще один знакомый, который, бросая курить, каждый день покупал пачку дорогих сигарет и отдавал их мне. Он говорил, что надеется, что его жадность не выдержит, и он все же бросит курить. Не знаю, удалось ли ему.
Мне очень нравится не считать деньги в магазинах и ресторанах, я очень не люблю смотреть на цену и прикидывать, дорого это или нет, считать чаевые и выбирать монету, подавая милостыню (мелочи, как правило, нет). Так что денег мне нужно столько, чтобы не считать их. Если в кармане денег только на то, чтобы выпить под забором, лучше выпить под забором, но только не считать в более приличном месте.
Мне не так часто выпадали испытания на трусость – Бог миловал. Страх хуже, чем жадность. Однажды мы с одной женщиной и ее мужем прогуливались по центральной улице Караганды. С женщиной мы вместе работали (программировали), она была очень красива, а муж был физик и подлинный джентльмен (к счастью, у нас с ней никогда ничего не было, хотя сплетни ходили). Я был молод, холост и одинок, они – лет на семь старше и как бы взяли надо мной шефство. Мне они очень нравились, и мы дружили до самого моего отъезда, а потом как-то потерялись, и я всегда об этом жалею.
Было воскресенье. Не помню, куда мы шли, но вдруг у кассы кинотеатра Коля увидел, как трое молодых людей нападают на более старшего. С возгласом: «Да это же Васька!» (как оказалось сосед) он, не задумываясь, рванул на помощь. В течении минуты конфликт был исчерпан – пацаны побоялись связываться и отступили. Все это время я стоял как вкопанный, не в состоянии двинуться, как Ли в «Великолепной семерке», перед тем как освободить крестьян в сарае. Страх сковал меня.
Как ни в чем не бывало, Коля вернулся к нам, и мы продолжили прогулку. Казалось, никто не обратил внимания на мою трусость, но я сгорал со стыда. Этот стыд жег меня еще очень долго при одном только воспоминании. Много лет позже, я в покаянии пытался напомнить им эту историю, но они не могли вспомнить, и я понял, что они действительно не обратили тогда на это внимание.
Недавно мне пришлось испытать физический страх за себя и своих близких. Вероятно, я преувеличил опасность, но ощущение было ужасное.
Все перечисленные недостатки являются проявлениями инстинкта самосохранения. Этот инстинкт должен предостерегать человека от различного рода опасностей, например: не ешь это – отравишься; не ходи туда – побьют; спрячь это – пригодится и т. д. На уровне животного этот инстинкт так и работает. Возможно, давным-давно он работал и у человека, но общество (интеллект) берет эти функции на себя и притупляет инстинкт самосохранения. Оставшись не у дел, этот инстинкт, не предохраняя человека ни от каких опасностей, подло проявляется в трусости, жадности, лени, эгоизме и т. д.
Как-то я читал интервью с Отаром Иоселиани, и он в нем сказал приблизительно так: «Как и всякий нормальный человек, я ленив». Классно. Я бы сравнил это открытие с открытием, сделанным Фрейдом – оказывается, нормальный человек нуждается в сексе. Я бы продолжил мысль Иоселиани так: «Как и всякий нормальный человек, я ленив, трусоват, скуповат и страшно эгоистичен».
Разумеется, мы играем роль. Мы думаем, что выбрали эту роль, а на самом деле ее навязывает нам общество. Мы думаем, что играем хорошо, а другие видят, как естественные качества (а это и есть недостатки) прорываются. Нутро прет, а в инстинктах морали нет. Тем не менее, любой человек следует какой-то морали, даже мошенник, вор или киллер. В итоге мы прячем недостатки, навязываемые нам инстинктами, в роль, которую навязывает нам общество.
Конечно, можно не сильно угрызаться по поводу своих недостатков и делать все, что хочется, со словами «Да, я такой». Но роли это будет вредить, а спектакль играть надо.
Интеллект, подавляя рефлексы, изменяет характер человека. При этом интеллект либо реально оценивает условия (например, степень опасности для преодоления чувства страха), либо корректирует поведение в соответствии с моралью. Проявления первичного характера все больше и больше ограничиваются и сводятся к экстремальным условиям, вероятность возникновения которых, в свою очередь, ограничивается. Характер человека, таким образом, оптимизируется. Человек упорядочивает не только природу, но и себя.
Во-первых, простое физическое удовлетворение становится наслаждением. Чем больше освобождается энергии, тем больше удовольствия. Интеллект может искусственно задерживать удовлетворение рефлекса, тогда энергии накапливается больше и ее освобождение приносит большее удовольствие.
Во-вторых, интеллект может искусственно возбуждать рефлексы значительно чаще, чем этого требует естественная потребность, изобретая все более изощренные способы (кулинария, секс и др.). Очевидно, человек может получать удовольствие от приема пищи – надо быть просто голодным и тогда вкусной покажется сухая корочка хлеба. Но голода давно нет, и приходится изобретать всевозможные способы приготовления, рассчитанные на все более изощренный вкус. «Я» соблазняет ОНО изысканными блюдами, алкоголем, наркотиками, сексом. «Я» использует «сладострастие» ОНО, не заставляя, но соблазняя его выполнять действия, которые приносят ему удовольствие. «Я» может даже заставить ОНО принять какие-то мучения, с тем чтобы получить удовольствие от избавления от мучений. Нормальные люди сначала получают удовольствие, а потом мучаются, а мазохисты сначала мучаются, а потом получают удовольствие. (Любого человека можно считать в какой-то степени мазохистом.)
Следующий уровень развития интеллекта – интеллектуальные удовольствия. Сначала физическим ощущениям ставятся в соответствие интеллектуальные состояния: например, ожидание физической боли связывается с состоянием страха, ожидание оргазма – с состоянием влюбленности. Эти состояния могут быть вызваны интеллектом и могут быть мысленно удовлетворены. Интеллект искусственно вызывает возбуждение рефлексов, а затем искусственно удовлетворяет их. Искусство, музыка и др. доставляют удовольствие через интеллект. Естественно, по сравнению с реальным удовлетворением рефлексов
