В десять девочки из экономического отдела подкараулили шефиню внизу возле лифта. Поэтому Евгения Альбертовна имела основания бросить устремившемуся к ней наверху лейтенанту Волкову:
— Я в курсе.
И пригласила его в кабинет. Опытные сыщики не надеются на то, что кто-то из вновь прибывших сообщит им нечто такое… Как правило, к показаниям обнаруживших труп потом добавляется лишь всякая бредятина. А сказанное потрясенными, испуганными и подавленными людьми сразу после соприкосновения с неожиданной смертью остается единственно правдивым и достойным внимания. Евгения Альбертовна ереси не несла, но и нового не добавила. Вчера проводили Льва Давидовича Зингера чин чином, преподнесли памятный адрес и шутливый подарок. Попили, попели, убрали за собой и разошлись, не чая уже никогда свидеться с Левой. Ключи от десятка комнат? Енина даже оскорбилась предположением, что она таскает с собой неподъемную связку. Открыла современный сейф, достала и продемонстрировала полный комплект. Где была до сих пор? Заезжала к заказчику. Не назовет она его. Кому при теперешней жесткой конкуренции нужна проверяемая ментами мастерская? Пусть лучше у нее, Евгении Альбертовны, не будет так называемого алиби, но коллектив через пару месяцев получит аванс. Тем более что еще не подписывали договор, и, откажись заказчик от знакомства с ней, она не удивится. В общем, ей, куда ни кинь, везде клин… «От мадам толку добиться практически невозможно, — подумал после десятиминутной беседы с начальницей Сергей Балков. — Слишком деловая».
Тем временем к распоряжающемуся в отделе Борису Юрьеву робко подошла Лида Симонова и, заикаясь, призналась, что из ее сумочки пропали ключи. Еще не совсем освоившийся Борис решил, будто девица посеяла ключи от дома, и попытался отмахнуться. Когда же до Юрьева дошел смысл признания, он посмотрел на обследуемый доктором труп без особой симпатии.
Последовавшие далее находки сделали его взгляд неприязненным. В карманах Левы были обнаружены доверенные Лиде на неделю ключи, ключ от старинного сейфа, в котором хранилась тщательно оформляемая Ерофеевым к международному конкурсу документация, плюс напечатанные на компьютере выдержки из этой документации, содержащие, как растолковали Борису, «самую соль, свежатинку, оригинальные идеи». Более того, Лева перед гибелью просматривал эскизы Кости и, похоже, собирался кое-что зарисовать на память. Сам сейф был лишь прикрыт, но не заперт.
Устно выяснились совсем уж некрасивые детали. Именно Лева провожал после прощальной вечеринки пьяненькую Лидочку. Той было не до проверки сумки вечером: она еле держалась на ногах, а утром — чуть не проспала. Итак, получалось, что Лева Зингер, которого в подробности конкурсного проекта не посвящали — все равно отчаливает, — завладел ключами и напоследок нагло грабил коллег. Вероятно, желал понравиться своим заграничным работодателям.
— А откуда у него ключ от сейфа? — спросил Юрьев.
После совместного осмотра постановили: Лева сделал дубликат и воспользовался им без зазрения совести.
Всего три месяца назад в сейф складывали канцтовары общего пользования, тогда слепок не был проблемой. Это теперь Костя Ерофеев начал носить ключ на шее на шнурке вместо креста.
Однако каким бы моральным уродом ни представлялся отныне окружающим Лев Давидович Зингер, ему было слабо закрыться в мастерской, совершить непотребство, а после в порыве раскаяния шарахнуть себя по затылку камнем. Кто-то застал его за неблаговидным занятием, примерно наказал и удалился, заперев дверь. Конечно, это проделал владелец запасных ключей. Но вот незадача — ключи были только у своих, у Ерофеева и Ениной. Увидев их, Лева вряд ли продолжил бы «трудиться» над эскизами Кости. А его поза свидетельствовала о спокойной позе за столом в момент удара. Да и пока шебуршали в замке, Зингер сто раз мог спрятать в сейф бумаги и разыграть сюрприз для Лидочки. Она якобы выронила ключи, он принес и заодно бросил прощальный взгляд на родной отдел. Действительно, не стоило возвращать их ночью вдрызг пьяной девушке. Засунула бы куда-нибудь, забыла и лишилась престижной доходной работы, предварительно сменив за свой счет дверь.
На этом загадки для сыскарей не кончились. Обитающая в двух шагах от гостиницы любовница Ерофеева клятвенно заверила, что Костя выбрался из постели в девять, они немедленно поссорились, поэтому в девять пятнадцать он опрометью выскочил из квартиры. Ее последнюю клятву подтвердила любопытная дворничиха. Енина поупорствовала, но потом вздохнула: «Своя рубашка ближе к телу». И выдала фирму, с которой вела переговоры.
— Госпожа Енина держала меня за горло мертвой хваткой с половины девятого до половины десятого, — измученно пожаловался заказчик. — Я согласился украсить нужный мне сарай колоннами и мозаичным полом. Бультерьер, а не женщина. Представления не имею, что случилось во вверенном ей учреждении, но если все сотрудники покончили с собой, лишь бы с ней не встретиться, шокирован не буду.
Хоть и не положено, Сергей Балков сочувственно хохотнул в трубку.
И поводы для веселья иссякли напрочь. Потому что Леву Зингера спровадили к праотцам между восемью тридцатью и девятью часами утра. Менты навалились миром, то есть дактилоскопической мощью. Случай-то уникальный, целый коллектив подозреваемых, и все на глазах. Итог? На вопрос Юрьева, кто держал в руках пресс-папье и ключи от двери, раздраженный авральной сменой планов эксперт рявкнул: «Все». Ладно, а ключ от сейфа? Как и следовало ожидать, его захватал только Лева. Несолоно хлебавши Борис и Сергей направились по домашнему адресу Зингера.
— Дайте мне бумагу и ручку! Я официально поручусь за то, что у Левы были свои идеи! Что он не крал чужих! Что за восемнадцать лет нашей дружбы он носового платка не присвоил! — дурным голосом блажила я в квартире Измайлова, куда расторопные лейтенанты доставили меня, похоже, все-таки под конвоем, а не по доброте душевной.
— Молчать! — грянул терпкий полковничий баритон.
Нет, не переорешь, милый.
— Я требую приобщить к расследованию мои письменные показания. Вы постоянно делаете вид, будто спасаете меня от мытарств свидетельницы половины убийств в городе. На сей раз я не нуждаюсь в вашем покровительстве. Никаких скидок на личные отношения! Никаких уговоров не идиотничать! Я достучусь в черепушки ваших замшелых генералов. Лева положил трубку после разговора со мной в четверть девятого. Пусть соседи еще пять минут дорастаскивали дармовую мебель. Ему десять минут ходу из дому до мастерской, так что ровно в восемь тридцать… он был на месте. Но Левушка сказал, что должен, понимаете, должен появиться там, и обещал вернуться к полудню!
— Домой вернуться, а не с работы, — мягко буркнул Сергей Балков и потупился.
Кажется, впервые он высказался против меня. Хорошо, что я не в состоянии была проникнуться этим, иначе не миновать бы мне, полнокровной вампирке, — депрессии.
— Фашисты, — гвоздила я присутствующих. — Если человек уезжает в Израиль, значит, перестает быть человеком? В тамошнем аэропорту висит плакат: «Не воображай, что ты самый умный, здесь все евреи!» Или это байка? Неважно. Лева родился, жил и умер тут. У него хватило бы эрудиции и интеллекта не тянуть до последнего, не рисковать. Обчистил бы вашего Ерофеева, комар носа бы не подточил. Тем более дубликату ключа от сейфа минимум три месяца.
— Да, но все эти месяцы конкурсного материала прибывало. Борис, зафиксируй, пожалуйста, оценку Зингера из уст его фанатки, — утомленно попросил Измайлов. — «Обчистил бы Ерофеева умело» — подчеркни.
— У-у-у, менты позорные, — взвыла я, совершенно не понимая, откуда взялась эта фраза. — Фиксируйте, чтоб вам подавиться, я ничего не подпишу.
На секунду возникла пауза. Потом раздался гогот из двух молодых луженых глоток.
— Где она последний срок мотала, Виктор Николаевич? — рыдал Сергей Балков.
— Все тайное становится явным, — вторил ему Борис Юрьев.
— Полина начитанная, впечатлительная и искренняя, — еле слышно сказал Измайлов.
Но его, как любого вышестоящего, услышали. Я благодарно встрепенулась и сочла своим долгом пояснить:
— У нас в детском саду позорником назывался всякий, кто не мог того, что, по всеобщему мнению, обязан был мочь…
— Ах, ты еще детсадовских впечатлений не переварила, — пробормотал Вик.
