Золушки для холостяков

безалаберно тратила время на гулянки, пьянки и непонятно каких мужчин. Ты пожалеешь, что поступила на журфак, а не на юридический, говорит она, потому что тебе, видите ли, там было бы скучно. Ты пожалеешь, что, вместо того чтобы учиться печь блины и гладить воротнички мужских рубах, ты училась курить в затяг и выпускать при этом дымовые колечки.

И еще она говорит, что на такую, как я, не польстится ни один нормальный мужчина, поэтому в будущем меня ожидает одинокая унылая старость.

На этом месте я, как правило, взрываюсь и на повышенных тонах начинаю объяснять маме, что лучше уж я останусь одна, чем буду вести такую жизнь, которую она посчитала бы сложившейся, – жизнь, склеенную из умеренного карьеризма и вялой бытовухи. Потому что, когда ты стоишь у плиты по три с половиной часа в день, и еще два часа тратишь на дорогу в офис, и еще шесть бесполезных часов просиживаешь штаны в оном, да еще и встаешь на часик пораньше, чтобы прибыть на работу с отглаженными до глянца волосами и подведенными глазами, – это все жизнь в матрице, в мелком придуманном мирке. Когда ты умеешь печь пироги с пятнадцатью разновидностями начинки, но при этом тебе по фигу, что в далеком Эквадоре есть настоящие индейские рынки, где можно увидеть потомков загадочных вымерших племен ацтеков и майя, то это не настоящая жизнь, отвечаю с надрывом я.

Правда, тут я вспоминаю, что и сама ни разу не имела счастья посетить индейский рынок, потому что жизнь на мою зарплату пока несовместима с таким путешествием. Так что по всему выходит – настоящая жизнь проходит не только мимо ограниченной мамы, но и мимо меня самой.

И с каждым годом эта мысль печалит меня все сильнее.

Кокетливый хохот Альбины (больше похожий на ржание мифического скакуна из голубой Танькиной мечты) вернул меня к действительности.

Кажется, у Али все было на мази – она уже сидела за столиком разомлевшего от внимания рыжей красотки «клерка», который заказал для нее какое-то хитроумное блюдо под сырной корочкой, глядя на которое я приуныла, ведь у меня самой не было денег на сытный ужин. Настроение немного испортилось.

Я позволила себе вмешаться в монотонный Танькин монолог:

– Тань, а тебе никогда не кажется, что настоящая жизнь проходит мимо нас?

– Что? – осоловело переспросила она.

– Понимаешь, кто-то путешествует, ищет клады, рискует жизнью, волнуется, влюбляется, умирает от страсти, уходит в монастырь по личным причинам, спивается, усыновляет детей, а мы… Мы каждый вечер пьем вино и снимаем мужиков.

– Ты права, настоящая жизнь проходит мимо, – покладисто согласилась Танька, после чего уверенно вырулила на проторенную дорожку своей привычной бытовой философии, – кто-то покупает «Феррари», кто-то покупает норковую шубу, кто-то покупает свадебное платье за четыреста тысяч баксов, кто-то покупает себе известность, а кто-то покупает дом на Голливудских холмах, а кто-то…

– Тань, я больше не могу слышать слово «покупает», – честно призналась я.

– Ты права, – вздохнула Танька, – я неправильно выразилась. Конечно, нормальные люди ничего себе не покупают. Нормальным людям все нужное дарят! А мы…

Вопрос: сколько метров может пройти по московской улице симпатичная девушка слегка навеселе при условии, что на ней черная юбка на двадцать сантиметров выше колена и десятисантиметровые каблуки?

Ответ: чуть менее пятнадцати.

Иными словами – дошла я до первого перекрестка, вытянула вперед руку в невинном намерении тормознуть такси и отправиться домой, к телевизору, Интернету и шоколаду. И тут, отчаянно визжа тормозами, останавливается передо мной джип «Шевроле Блейзер» с тонированными стеклами – машина выглядела так, словно прикатила прямиком из анекдота про новых русских. Я насторожилась и немного подалась назад – из криминальных хроник мне известно, что подобные встречи порою ни к чему хорошему не приводят. Как назло, вокруг не было ни души. А ведь я раз сто пятьдесят собиралась взять парочку уроков по самообороне, да вот только слишком ленива я для регулярных физкультурных экзекуций.

Доигралась – сейчас из джипа вывалятся четыре мордоворота, и что мне с ними делать?!

Тем временем стекло плавно опустилось, и из салона донесся смутно знакомый голос:

– Настька, ты, что ли?

Я осторожно вытянула шею. За рулем монстра восседала хрупкая блондиночка, которую можно было бы назвать хорошенькой, если бы чересчур мелкие черты лица не делали ее похожей на рисованного грызуна. Девушка подслеповато щурилась и смотрела на меня во все глаза.

С досадой я признала в ней свою бывшую коллегу Вареньку. Года три назад мы бок о бок пахали в рекламном агентстве. Наши должности назывались красиво – офис-менеджеры, но работа наша заключалась в том, чтобы носиться по занимающему четыре этажа офису, распечатывая какие-то документы, рассылая факсы, отвечая на звонки, а иногда и поднося генеральному директору кофе. И вот Варенька эта самая, не будь дурой, в один прекрасный день, видимо, подмешала в кофе шпанскую мушку или еще какой-нибудь возбудитель половой активности. И наш растяпа-шеф ударно принялся за нею ухаживать. А закончилось все шумной свадьбой в ресторане «Суворов», на которую меня отчего-то позвать забыли. Наверное, Варенька решила, что она теперь вырвалась на иной уровень светскости, а я, выходит, для нее – пташка мелкокалиберная.

В этой истории непонятно одно: отчего сейчас-то она мне улыбается так, словно я ей миллион баксов задолжала?

– Настька, сколько же лет мы не виделись? – ахнула Варенька. – Как я рада тебя видеть!

– Кажется, года три, – ответила я, проигнорировав вторую часть ее фразы. Мне было холодно да и неохота точить лясы с той, которая так явно мною пренебрегла.

– Куда идешь? Ты спешишь? Как вообще твои дела? – на меня посыпались вопросы, что с ее стороны было крайне неинтеллигентно. Ведь она-то сидела в теплой, пахнущей хвойным ароматизатором машине, а я стояла по уши в московской вязкой слякоти, и на мои волосы (шапки мне не идут) падали хлопья мокрого снега.

– Иду домой, – послушно ответствовала я, – спешу. Дела – хорошо.

– Слушай, а зачем тебе домой? – Варенька наконец-таки соизволила гостеприимно распахнуть передо мной дверь своего джипа. – Поехали лучше в клуб N, там один мой приятель день рождения отмечает.

– А я-то тут при чем?

– Не будь занудой. – Она чуть ли не силой втащила меня в джип, хотя, если разобраться, откуда в этом тщедушном создании силы, так что, скорее всего, я не особенно сопротивлялась. – Отдохнешь, расслабишься. Поговорим хоть, мы ведь так давно не виделись.

– Присказка есть такая, – ухмыльнулась я, – триста лет не виделись, на х. я ж мы встретились.

– Ты что, за что-то на меня в обиде? – округлила глаза Варенька, уверенно выруливая на проезжую часть. – А за что? Постой, ты же была девушкой Коляна, да?

– Кто такой Колян? – нахмурилась я.

– Ну, значит, это была не ты, – облегченно вздохнула эта странная особа, – и это также означает, что я у тебя никого не уводила. А в чем тогда проблема-то?

– Ни в чем. – Я меланхолично смотрела в окно на то, как зазевавшиеся пассажиры в ужасе уворачиваются от Варенькиного джипа. Водила она по-хамски: неаккуратно и грубо. – Просто когда-то мы дружили, а потом ты меня бессовестно бросила. Между прочим, я читала психологическую книгу. Когда тебя бросает подруга, это еще хуже, чем когда тебя бросает мужик.

– Почему это? – машинально поинтересовалась она, глядя на меня, а вовсе не на несшуюся навстречу джипу дорогу.

– Все просто. Мужчина бросает тебя как эротический объект. Как правило. Это не так обидно, потому что эротика – понятие субъективное. А вот женщина, подружка, бросает тебя как личность.

– Ну ты загнула, – искренне удивилась она. – Я и не думала тебя бросать. Просто я же замуж вышла. Столько дел появилось.

Не к месту мне вспомнилось, как однажды я столкнулась с нею в «Калинке-Стокманн». Я пришла туда за