человек живет во Всеволожске? Потому что у него не получилось переехать в Петербург. Областной человек всегда рвется в областной центр, с этим центром связаны его ожидания, надежды, мечты. Областной человек всегда недоволен, потому что его ожидания, надежды и мечты не сбылись. Он завистник по определению, и в зависимости от темперамента зависть его приобретает либо агрессивные черты – как у люберецких под Москвой или колпинских под Питером, либо животно-стяжательские – как у солнцевских, либо уныло недоброжелательные – как у абсолютного большинства. Областной человек ненавидит свой город и ненавидит свой областной центр, потому что у него отняли его деревенскую землю и не дали ему городских соблазнов. Областной человек – памятник идее смычки города и деревни.
Областной человек Ленинградской области не признает, не ценит и не понимает города Петербурга. Петербург чужд, враждебен и не нужен ему. Областной человек Ленинградской области тоскует по Ленинграду, потому что ему кажется, что во времена Ленинграда везде было одинаково, ничто не манило мечтой. Областной человек во Всеволожске голосует за Александра Невзорова не только потому, что тот провалился в Петербурге, но и потому, что Невзоров – фигура того самого времени, когда вся страна находилась в состоянии промежуточности, в областном состоянии.
Одно из определений слова «область» в словаре Даля – «край под особым управлением, не названный губернией». Даже Даль определяет область через отрицание! Что же до особого управления, то, как уже было сказано выше, никакого управления в областях, как правило, нет – это не особое управление и вообще не управление, а инерция, не жизнь, а прозябание. Ленинградская область управляется и живет, как и все другие, – абы как, на авось. Раньше ее губернатором был Густов, теперь Сердюков, разницы между ними никакой, дороги какими были, такими и остались, ничего заметного и нового не происходит.
Особое управление Ленинградской областью видно только в одном: в некоей филологической честности, о которой было сказано в начале этой заметки. Область управляется из прошлого, из Ленинграда. И пока сама область сохранится, так будет всегда.
Потому что «Петербургская область» – вещь не только неблагозвучная, но и языково, понятийно невозможная, согласитесь.
«ФАС», 21.09.2000
ЛЮБИМАЯ ЖЕНЩИНА ПОЛКОВНИКА ПУТИНА.
ДО БОЛИ ЗНАКОМАЯ, НАВЕКИ РОДНАЯ
У Владимира Анатольевича Яковлева в городе Петербурге существует два популярных в народе прозвища: Шариков и Сантехник. Так же широко бытует поверье, что бандиты города Питера зовут мадам Яковлеву не иначе как «мама». Город не то чтобы ненавидит своего губернатора – ненависть слишком сильная эмоция для питерцев, ненавидят в Питере только Москву, – но как-то недолюбливает его. И если у покойного его предшественника были не только яростные противники, но и не менее пылкие поклонники, то нынешний губернатор никаких отчетливых чувств не вызывает. Его и рады бы сменить на кого-нибудь, да только на кого?
Степашин вот отказался, промурыжив общественность по своему кокетливому обыкновению. А шансы- то имел впечатляющие. Время от времени курсируют душераздирающие слухи о том, что власть всерьез собирается выставить на поле господина Черкесова. Черкесов в Петербурге знаменит. Во-первых, он возбудил последнее в Советском Союзе дело по 70-й статье (антисоветская агитация), было это в 89-м, когда и с советским, и с агитацией всем уже было все понятно. Во-вторых, в его кабинете рядом с портретом Дзержинского висел календарь с Сикстинской Мадонной.
Вот прямо под нею он и вел допросы. Много кого посадил господин Черкесов. Так что бывшие его подследственные, в прошлом диссиденты, а ныне довольно преуспевающие (в социальном смысле) граждане с некоторым вполне понятным возбуждением обсуждают возможность появления любимой фамилии в избирательных бумажках. Каждый раз, когда выясняется, что Черкесова все-таки не будет, по городу разносится тихий стон: в нем и явное облегчение, и толика разочарования – чувство мстительности остается неудовлетворенным, а так хорошо можно было бы в рамках предвыборной кампании обнародовать дневниковые записи, протоколы обысков, воспоминания о допросах…
И тут появляется Она. И сама идея – видеть в кресле губернатора женщину, идея западная и на просторах России до сих пор экстравагантная – уже по одной своей западности как-то подходит Петербургу. Здесь всегда голосовали прогрессивнее и интеллигентнее, чем в Москве.
Валентина Ивановна Матвиенко, конечно, прекрасна, спору нет. Статная женщина с начесом, всегда с ярким вечерним макияжем, в выразительных костюмах, то в норковых, то в песцовых шубах; говорят, у нее есть чудесная вилла на Мальте (а может, и нету, но ей бы это к лицу пришлось), – она до последнего времени заведовала сирыми и обездоленными, пенсионерами, детьми, инвалидами. Сам ее вид, нарядный и сияющий, должен внушать ее подопечным уверенность в завтрашнем дне: раз у нас такой министр, значит, точно все будет хорошо, все идет по плану.
Но самое прекрасное в Валентине Ивановне то, что она нам до боли знакомая, навеки родная. Даже вглядываться не нужно, чтобы понять: так гуляет бухгалтерия. Мы видели Валентин Ивановн в ресторанах на 8 Марта, они там плясали со своими пузатыми кавалерами под популярную песню «Лаванда». Мы хорошо знаем их в лицо и побаиваемся их, потому что от них зависело распределение заказов – это они, Валентины Ивановны, решали, класть нам в пакет банку сгущенки или мы обойдемся гречкой. Это они проводили первый Ленинский урок в школе 1 сентября. Они в ПИБах объясняли нам, что перепланировка квартиры невозможна, потому что не положено, и пусть ванна будет в кухне, как на плане. Они выводили нас на субботники, везли нас на картошку в холодных автобусах и, чтобы взбодрить нас, первыми запевали «Пусть бегут неуклюже». Они были дежурными администраторами в гостинице и отказывались поселить нас в один номер, потому что мы по паспорту не женаты. Через них мы доставали доски для дачи и кроссовки для сына. Они всегда были отзывчивыми и справедливыми, энергичными и строгими, покрикивающими и похохатывающими. Холеными, советскими, пошлыми.
И вот теперь Валентина Ивановна будет править Петербургом. Почему бы и нет? Она справится, нет сомнений. Прежде всего, у нее самой нет сомнений, сомнения в принципе не ее стезя. А какие к ней могут быть претензии? Да решительно никаких. Коммунистка? Да ладно вам, она же прежде всего – женщина. Предвыборная кампания обещает быть спокойной и галантной – женщины у нас традиционно считаются слабым полом, несколько недолюдьми, так что оппоненты будут вести себя осторожно, не дай бог кто-то скажет: «Как же можно так! Это же женщина!» Собственно, ничего другого, кроме того, что она женщина, сказать о Валентине Ивановне нельзя. Никаких иных особенностей, дарований или убеждений за ней замечено не было. Выиграет она всенепременно.
Будет ехать по Невскому кортеж с мигалками, а в лимузине – Валентина Ивановна. Будет Гергиев открывать оперный фестиваль в Мариинке, а в царской ложе – Валентина Ивановна. И в квартире Пушкина на Мойке будет Валентина Ивановна, и в Эрмитаже будет Валентина Ивановна, и в Летнем саду, и в Михайловском замке, и в Петергофе, и в Царском Селе, и везде, где есть старинная мебель, сусальное золото, мраморные статуи, красота. И затурканный, обшарпанный, обиженный город, гордящийся своей интеллигентностью, наконец заткнется, поняв, что такова его участь: им управляли и будут управлять жлобы. Потому что больше он никому не нужен.
