отсутствие подруг. «Еще бы, – подумала я, – если ты со всеми обращаешься, как со мной в нашу первую встречу, то не стоит ожидать ответной любви!»
Но к середине вечера, когда салат был доеден и сырная тарелка опустела, я начала немного оттаивать. Я подумала: а может быть, я и правда относилась к ней предвзято? Не буду отрицать, что она стерва, но она всего лишь боролась за свое место под солнцем. Спрашивается, как бы поступила на ее месте я?
Надо признаться, Ева была приятной собеседницей – с великолепным чувством юмора и редким даром рассказчика. Ее длинные монологи отнюдь не казались мне унылыми. Даже когда она в течение пятнадцати минут рассказывала, как торговалась с продавцом, пытаясь вдвое скинуть цену на соломенную шляпу.
– И мне это удалось! – весело взвизгнула она.
– Что ж, давай за это выпьем, – предложила я.
– Только у нас кончилась закуска, – нахмурилась Ева, – знаешь что… Хотя нет. – Она замолчала на середине фразы.
– Что ты хотела сказать? – спросила я, заинтригованная.
– У меня есть еще еда, но она… как бы это сказать… Не модельная, – неуверенно улыбнулась она.
– В каком смысле?
– Настя, а ты всегда соблюдаешь диету? – понизив голос до заговорщицкого шепота, спросила она.
На всякий случай я ответила, что да. В моем контракте был пункт о том, что я не имею права весить больше пятьдесяти двух килограммов. В противном случае договор может быть расторгнут.
Естественно, я не питалась одной травой да минералкой. Иногда позволяла себе и хлеб, и горячий шоколад. Но я знала, что Амалия Роша высказала легкое недовольство моей талией: мол, она могла бы быть и тоньше. Поэтому как я могла признаться своей главной конкурентке, что не брезгую выпечкой и взбитыми сливками?
– А я не всегда, – потупилась она, – не знаю, как тебе удается… Но у меня просто не получается есть эту гадость. – Она кивнула на пустую миску из-под салата.
– Не переживай, – растерялась я, – на самом деле я тоже иногда позволяю себе излишества.
– Но не такие, как я! – в отчаянии воскликнула она.
– Уверена, что ты не ешь ничего крамольного. – Я неловко попыталась ее утешить.
Несмотря на свои тридцать лет, Ева была эмоциональна и обидчива, как ребенок. У нее было роскошное развитое тело взрослой женщины и ранимый характер подростка, настроение которого скачет, как столбик термометра ранней весной.
– Да? – взвизгнула она. – А ты на это посмотри!
Она вдруг сорвалась с места, молнией метнулась куда-то в боковую комнату и через пару минут вырулила оттуда, держа перед собой огромное глиняное блюдо, уставленное разнокалиберными пирожными. Чего здесь только не было: и обсыпанные шоколадной пудрой трюфели, и воздушные безе, и нежные бисквиты, украшенные персиковым суфле. Настоящий рай сладкоежки.
Ничего себе, подумала я. Если она так каждый день питается, то скоро от ее точеных прелестей не останется и следа!
– Видишь! – с досадой воскликнула она. – Я силой вытаскиваю себя из кондитерских. Но иногда не выдерживаю и закупаю целый килограмм пирожных!
– Я тоже люблю пирожные, – успокаивающе сказала я.
Она недоверчиво на меня посмотрела:
– Да? А какие именно?
Две головы – темная (моя) и блондинистая (Евина) склонились над тарелкой с таким заманчивым содержимым. В нос ударил густой заманчивый аромат шоколада, корицы и свежего теста.
Я была голодна – разве наешься унылым зеленым салатом?
– Люблю корзиночки со взбитыми сливками, – немного застенчиво призналась я.
Ева понимающе улыбнулась:
– А я предпочитаю трюфельный торт.
Мы были словно старшеклассницы, которые доверяют друг другу интимные секреты – с кем они целовались на школьном дворе и кто писал им любовные записочки на уроке геометрии.
– А может быть…
– Я думаю, мы можем… – хором начали мы.
И замолчали. И рассмеялись.
– Думаю, ничего страшного не будет, если мы съедим по одному, – наконец сказала я.
– Ты уверена?
– Пусть это останется нашим маленьким секретом.
В торжественной тишине мы съели по пирожному. Моя воздушная корзиночка растаяла во рту с невероятной быстротой. Ева, кажется, тоже была разочарована скоротечностью удовольствия. Мы с заговорщицким видом переглянулись, сразу же правильно поняли друг друга и, не сговариваясь, взяли еще по одному пирожному.
А потом еще по одному.
Мы уже сидели не за столом, а на ковре. И через час все пирожные были благополучно нами уничтожены. И так уютно стало мне, так расслабленно и тепло. Я благодарно улыбнулась Еве и встретила в ее глазах понимание. В сущности, у меня никогда не было подруг. В школе я не пользовалась популярностью. Не считать же за подружку Лизу, которая так подло со мной поступила. И Николь – она тоже подружка сомнительная.
А вот красавица Ева Сторм… Пусть с самого начала у нас и не заладилось, зато сейчас мы неожиданно стали близкими, ведь нас объединял общий секрет.
– Приходи почаще, – сказала она на прощание.
– Если мы так каждый вечер будем объедаться, то карьеры мне не видать, – улыбнулась я.
– А мы каждый день не будем, – подмигнула Ева, – только по большим праздникам.
– А сегодня что у нас был за праздник?
– Праздник примирения!
В тот вечер я возвращалась домой пешком. Идти мне было недалеко, ведь обе мы жили в центре. И я медленно брела по пропахшим шоколадом улочкам и улыбалась самой себе.
Мне восемнадцать лет. Я почти завоевала – кто бы мог подумать – Париж. И среди моих лучших подруг – известная на весь мир топ-модель.
Чего еще можно желать?
Люблю парижские блошиные рынки. Здесь можно купить что-нибудь необычное – кружевной зонтик, например, или шляпку «с характером». На худой конец, женский альманах начала века или китчевый деревянный подсвечник.
Субботним утром я неспешно бродила по рынку, присматриваясь к антикварной бижутерии. Сама не знаю почему, но я проснулась со спонтанным желанием приобрести какие-нибудь необычные серьги или старую брошь, которую приколола бы к шелковому пальто, стилизованному под двадцатые годы. Мне всегда нравились красавицы прошлого, в них есть некий торжественный шик, о котором современные модели могут только мечтать.
И вот я вертела в руках длинную нить искусственного жемчуга, когда вдруг услышала русскую речь.
– Смотри! – прошипел кто-то за моей спиной. – Смотри, это она! Модель, у которой булимия.
Я заинтересованно обернулась – мне тоже было интересно увидеть коллегу, страдающую обжорством. Но никого более-менее напоминающего представительницу моей профессии не увидела. Зато увидела супружескую пару средних лет – полную женщину в мешковатых штанах и алкогольного вида мужичка с бородкой.
Перехватив мой взгляд, дама елейно заулыбалась:
– Ой, это вы! Надо же, живьем вас увидели. А мы тоже русские, живем здесь. Дочь наша за француза замуж вышла, вот мы и приехали.
Я вежливо улыбнулась и собиралась уже отвернуться. Какое мне дело, скажите на милость, до их родственных отношений? И чего они привязались именно ко мне? Может, перепутали с какой-нибудь
