нас с тобой жалеть!
– Ну и что? – в очередной раз повторила я. – Они всегда нас жалеют. А мы жалеем их.
– Но мне это надоело! – возопила эта ненормальная. – Между прочим, в следующую субботу у меня день рождения!
– Точно, – ахнула я, – как быстро время-то летит.
– Вот именно. Мне исполняется тридцать лет. И я не хочу, чтобы в такой день группка самовлюбленных мамаш читала мне лекцию об уходящих годах. В свой день рождения я хочу веселиться по полной программе, а не смущаться под снисходительным взглядом нашей Лики… Которая считает себя успешнее нас только потому, что целых два раза не воспользовалась презервативом.
– Ну зачем ты так? – рассмеялась я. – Лика обожает своих детей.
– Зато я их ненавижу, – процедила Лера. – У меня депрессия. Кризис среднего возраста.
– Вижу. Предлагаю не ходить на крестины. Лучше закажем столик в «Галерее» и как следует напьемся.
– У меня есть идейка получше. У тебя когда отпуск?
– Не знаю… Я еще не думала. – Ну не могла же я сказать, что, возможно, отпуск понадобится мне для свадебного путешествия. Мне так хотелось обсудить с Леркой предложение Эдуарда, но опять момент был неподходящим.
– Короче, я уже забронировала нам с тобой билеты. Мы летим на Кипр. В четверг.
– Что?!
– Только не говори, что бросаешь меня, – в голосе Леры мне почудились угрожающие нотки, – я хочу отметить этот день рождения действительно необычно! Представляешь – целую неделю не надо ходить на работу. Буду загорать, хорошеть, танцевать в диско-барах и спать с красивыми киприотами. Ты можешь заняться тем же самым.
– Лера, но я вовсе не планировала…
– Ну хорошо, с киприотами буду спать я. А ты просто отдохнешь на море.
– Но я…
– Кашеварова, ты мне друг или не друг?
– Друг, – уныло согласилась я.
– Ура-а! Я знала, знала, что ты меня поддержишь! – ликовала Лера. – Значит, так, у нас меньше недели. Не забудь купить крем от загара и новый купальник!
Я не стала с ней спорить. На следующий день мы все равно должны были увидеться на работе. Я вызову Лерку в курилку, расскажу ей о предложении Эдика, и ей придется отказаться от кипрской затеи либо поехать с кем-нибудь еще. Конечно, она обидится, но ненадолго. Моя Лерка – она как порох, быстро вспыхивает, но в ту же секунду перегорает и успокаивается.
Но на следующий день моя точка зрения несколько изменилась.
Это был один из тех неудачных дней, когда с самого утра все идет наперекосяк. Неприятности начались с того, что в моем будильнике села батарейка, и вместо звонкого писка он издал лишь натужный хрип – словно запойный алкоголик, прочищающий горло надрывным кашлем. Я это слышала сквозь сладкий утренний сон. В итоге я открыла глаза в десять утра – аккурат в это время я, по идее, должна была появиться на рабочем месте. Я подскочила на кровати как ошпаренная и принялась носиться по квартире, собираясь в ускоренном темпе. Я давно заметила – когда спешишь, все валится из рук. Кофе убежал, порвались колготки, сломался карандашик для бровей. Включила утюг, чтобы погладить любимую сиреневую блузку, но в последний момент заметила оторванную пуговицу. Потом долго не могла вспомнить, куда дела ключи от квартиры. Когда уже подходила к трамвайной остановке, меня вдруг осенило – да я же не выключила утюг! Пришлось возвращаться. Трамвай я ждала двадцать пять минут.
В итоге я появилась в офисе с эффектным опозданием в два с половиной часа. Я надеялась прошмыгнуть на рабочее место незамеченной, но не тут-то было – первым, кого я встретила в редакционных коридорах, был мой шеф, главный редактор газеты «Новости Москвы» Максим Леонидович Степашкин.
Наш Степашкин – странный человек. Холостяк, который больше похож не на главного редактора солидного издания, а на провинциального библиотекаря. Он довольно высок, немного сутулится, его волосы всегда растрепаны, словно он только что совершил затяжной парашютный прыжок, он носит немодные очки и полосатые рубашки.
Почему-то Степашкин меня недолюбливает (впрочем, это взаимно). По-моему, он просто придирается. Ну да, я довольно часто опаздываю – ну и что, я ведь не отвечаю за запуск космических кораблей, моя работа не требует королевской точности. Да, я ленюсь читать все приходящие мне факсы и часто выбрасываю нужные приглашения на показы мод. Подумаешь – вообще-то приличные люди приглашают журналистов по телефону. Еще я прогуливаю редакционные собрания – но всем ведь известно, что на таких «сходках» всегда говорят об одном и том же.
В остальном же я отличный работник. У меня хороший легкий стиль и меткий юмор, моя рубрика пользуется определенным успехом у постоянных читателей. Во всяком случае, мне приходит очень много писем. Правда, львиная их доля носит негативный характер – мол, вместо огромной статьи о купальниках лучше бы написали о личной жизни Анжелики Варум. Но подобные послания я быстренько уничтожаю, и главный редактор не может ничего о них знать.
– Александра, – приветствовал он меня, а на его тонких губах блуждала неприятная змеиная улыбочка.
– Здравствуйте, – я улыбнулась как можно более искренне. – Вот, раннее утро, а я вся в работе. Я брала интервью у Елены Супрун.
Степашкин посмотрел на часы.
– Действительно, утро раннее, – выражение его лица не предвещало ничего хорошего, – всего лишь полдень. Между прочим, десять минут назад вы должны были сдать статью о пижамах.
– Статья будет на вашем столе через пятнадцать минут! – клятвенно заверила я.
– Можете не спешить, Александра. Это уже неактуально. Я снял статью из номера.
Я прикусила губу. Вот черт! Такого со мной давно не случалось. Если твою статью сняли из номера – это позор. Это значит, что твой поступок будет обсуждаться на ближайшей редколлегии. А еще это значит, что премии тебе не видать. А я-то, наивная оптимистка, уже запланировала купить на премиальные новую пудру «Диор».
– Простите меня, – почти прошептала я, – больше такого не повторится.
– Сомневаюсь, – процедил Степашкин. – Кстати, только что звонили от Елены Супрун. Так что никакого интервью у вас еще не было.
Я готова была провалиться сквозь землю – вернее, сквозь старенький паркетный пол.
– Вот что я вам скажу, – продолжил психическую атаку мой начальник, – думаю, что я совершил большую ошибку, когда предложил вам должность редактора. Может быть, вам надоело у нас работать?
– Нет! – воскликнула я. – Просто… просто…
– Просто что? – с наигранным дружелюбием поинтересовался он.
Я не знала, что ответить.
– Ладно, идите в свой кабинет, – наконец разрешил Степашкин, – и подумайте, Александра, стоит ли игра свеч. Может быть, вам поискать работу в ежемесячном издании? С еженедельным ритмом вы явно не справляетесь.
Запершись в собственном кабинете (с тех пор как я стала редактором, мне выделили отдельную комнату, правда, совсем крошечную, в ней едва умещается письменный стол), я дала волю слезам.
Я редко плачу, но тут вот не выдержала, сорвалась.
Я беззвучно рыдала, уронив лицо на клавиатуру.
Я чувствовала себя несправедливо обиженной. Каждый из нас время от времени опаздывает на работу, так почему же все шишки достаются исключительно мне?! Ненавижу Степашкина. По-моему, он просто изощренный садист.
Мои мрачные размышления прервал телефонный звонок. Первым позывом было снять трубку и гаркнуть: «Да пошли вы все к такой-то матери!» Но, сделав над собой усилие, я ограничилась нейтральным: «Алло».