Они переглянулись. Что-то сказали друг другу по-своему.
— Хорошо! — Гасан протянул ей несколько пачек сигарет. — И даже не думай! — Он отвёл её руку с деньгами. — Мой подарок тебе и твоему мужу! Хороший он у тебя парень. Только мой брат — не хуже! Вот он в Баку приедет, будет хвастать: с такой красивой девушкой в Москве познакомился! И даже скажет, как её зовут, представляешь?
Они засмеялись. Мешади по-прежнему не сводил с неё взгляда темных, почти без зрачков глаз.
— Ну, так за знакомство? — Гасан снова протянул ей полный стакан вина. — Всё не пей, выпей чисто символически! Чтобы муж поцеловал — даже запаха не почувствовал, ну!
Пожав плечами, она взяла из его рук стакан, пригубила. И вдруг увидела, как изменились, посерели лица молодых азербайджанцев, как заработали их руки, когда они, панически переглядываясь, начали выбрасывать из карманов какие-то целлофановые пакетики и бумажные кульки. Один Гасан оставался внешне спокоен. И Лена невольно оглянулась туда, куда он смотрел.
Она увидела приближающихся милиционеров, несколько человек в форме с автоматами через плечо.
— Ну-ка подними! — прикрикнул старший и самый крупный из них, указав Мешади на брошенный в грязный снег пакет. — Что у тебя там?
Мешади переглянулся с братом и нехотя поднял пакет. Милиционеры подошли и встали полукругом, цепко оглядывая присутствующих. Их старший осторожно взял пакет, надорвал и принюхался к содержимому. Тут Новруз, не выдержав, оттолкнул ближайшего омоновца и бросился бежать. Но поскользнулся, упал, и на него сверху навалились двое. Еще двое схватили Мешади и с хрустом заломили руки за спину…
Лена стояла, растерянно глядя на происходящее, забыв про то, что в руке у неё стакан с вином. Вокруг тут же образовалась толпа, гомон которой становился все громче и возмущеннее.
— Нигде на них управы нет! Обнаглели совсем… И эта, проститутка, пьёт с ними, наркоманами, — кричали женщины.
Лена чувствовала, как глаза наполняются слезами, но так и не смогла ничего сказать в ответ. Нуждаясь в поддержке, поискала взглядом Гасана, но тот в это время разговаривал со старшим наряда, в чем-то убеждал его, приложив руки к груди.
Тот хмуро слушал и поглядывал в сторону Лены.
— Эта тоже с вами? — спросил он.
— Нет, клянусь детьми! Только подошла, попросила сигарет продать, только познакомились, и тут вы пришли… Гена! Ну родной брат, понимаешь? Я его без матери растил! Ты сам без родителей вырос… знаешь ведь, на меня всегда можешь положиться.
— Там разберёмся… — неопределенно пробурчал Гена, исподлобья глядя на Лену. — Петрунин! Давай, загружай всех в машину.
— И её тоже? — спросил Петрунин.
— Её в первую очередь… — хмыкнул Гена.
— А чем она лучше этих?! — снова загалдели бабы. — Распустились, ни стыда ни совести! Таких в первую очередь надо из Москвы гнать!
— Я ничего не сделала, — пролепетала Лена. — Я только подошла для мужа сигарет купить! У меня поезд домой сегодня вечером… ну, пожалуйста, — заплакала она, когда её за руки потащили к милицейскому «газику»; милиционеры остановились и снова вопросительно посмотрели на своего начальника.
— Что смотрите? — прикрикнул он на них. — Только время теряем на эти сопли и вопли!
Толпа, было примолкшая, одобрительно встретила эти слова.
— Правильно! Вот молодец… А то позволяют себе.
— Что вы за люди! — качал головой, садясь сам в машину, Гасан. — Она тут совсем ни при чем. Она мужу сигареты у меня покупает, она правду сказала.
— Полюбовницу пожалел! Ишь, молоденькую ему подавай! Небось за деньги ему, чёрту старому, даёт!
Гасан даже остановился, высунул голову из автомобиля, куда уже влез, и поискал взглядом выкрикнувшую это женщину.
— Сама ты ведьма! — сказал он. — Она мне в дочки годится. А такая, как ты, никому и задаром не нужна!
На что толпа ответила негодующим ревом и угрожающе двинулась к «газику», но дверца закрылась, и машина, взревев, увезла задержанных.
…Лену вызвали последней, уже поздно вечером. Когда она вошла в помещение, то увидела там тех же самых парней, что привезли ее сюда.
Это была большая комната с топчанами для отдыха и без окон. На столе стояли пустые бутылки, стаканы и остатки еды — куски хлеба, открытые консервные банки с отогнутыми крышками. Милиционеры в расстегнутых куртках сидели развалясь и курили. Накурено было так, что у нее сразу начало резать глаза.
Старший, она вспомнила: его звали Гена, откровенно разглядывал её с головы до ног, щурясь то ли от дыма, то ли стараясь рассмотреть получше.
Она мелко дрожала от холода и старалась не встречаться с ним взглядом. Он налил ей водки.
— Выпей. Согреешься. Да не дрожи ты так! Не съедим, не бойсь…
Она продолжала дрожать, просто тряслась, мотая головой.
— Мне надо позвонить… — произнесла она сдав ленным голосом.
— Кому? — спросил он, сам выпив из стакана, предназначенного для нее. Выпил залпом; когда поставил стакан на стол, стало видно, как сразу покраснели у него глаза.
— Мужу… — чуть слышно сказала она. И добавила чуть громче: — Он за билетами ездил, мы сегодня уехать должны, а где я — не знает.
— И что ты ему скажешь? — пьяно щурился Гена. — Про то, как с азерами сблядовалась? Водку с ними при всех пила? И людей не постеснялась! Сама-то русская?
— Я водку с ними не пила, — тихо сказала она, по-прежнему не поднимая глаз.
Они рассмеялись.
— Это ты нам рассказываешь? — усмехнулся Гена. — А если мы ему всё расскажем? И ещё свидетелей пригласим? Их там много было. Если ещё помнишь.
— Я не пила… — снова заплакала Лена.
— Но с нами-то выпьешь? — спросил он тихо. — Мы мужу ничего не расскажем, а?
Остальные нервно рассмеялись. Похоже, почувствовав её беззащитность, они начали возбуждаться всё сильнее и сильнее.
— Обидно нам, понимаешь? С чурками пьёшь, чуркам даёшь, а нам, русским ребятам, отказываешь!
Она впервые посмотрела на него, удивленно приоткрыв рот: Он невольно залюбовался ею, глядя на омытое слезами, порозовевшее и похорошевшее ещё больше лицо.
— У меня ничего с ними не было, — пролепетала она. — Я их не знаю! Этот… дядя Гасан меня угостил за знакомство.
Старший стал рыться в бумагах, неряшливо разбросанных на соседнем столе, потом махнул рукой.
— Вот он говорит, будто тебя они знают уже давно, и преимущественно с интимной стороны. Вот если твоему мужу это показать, как ты думаешь, ему это понравится? Не слышу!
Она не отвечала. Только вытирала слезы, безмолвно катившиеся по щекам. Она уже понимала, что ее ждет.
— Пожалуйста! — сказала она. — Отпустите меня.
— Ладно, Ген, кончай! — негромко сказал самый молодой из присутствующих.
Тот резко обернулся.
— Ты, что ли, Серега? Вот и будешь последним. А я начну. Жалелыцик… Слыхал, что люди говорят о таких? Кого тут жалеть? Посмотри на нее! Сейчас самый сок. Через год смотреть не захочешь. Вот чурки и
