черт не шутит – впрыснуть силикончика, самую малость. Может быть, еще увеличить на пару размерчиков грудь. И слегка поработать над скулами, чтобы они стали высокими и острыми, как у женщин-вамп из голливудского кино.
Естественно, то были смутные мечты, ничего общего не имеющие с действительностью, в которой у меня не было денег не то чтобы на перекройку носа, но и на лишнюю пару чулок. А если бы деньги и были… Все равно сомневаюсь, что я решилась бы на такие перемены. Все-таки моя физиономия, пусть и не идеально красивая, зато насквозь родная, столько лет подряд преданно таращилась на меня из зеркальца пудреницы, из темных стекол вагона и магазинных витрин. Думаю, мне будет не по себе, если в зеркале моем вдруг поселится нагловатая скуластая дева.
Но не говорить же об этом Ерохину. Не обижать же хорошего человека.
Поэтому я, как всегда, принялась вдохновенно врать.
– Думаю, я бы изменила… все, – выдохнула я, – я бы сказала доктору – делайте, что хотите, но проснуться я должна кинозвездой.
– А вдруг бы вам не понравился результат его работы? – усмехнулся Дмитрий.
– Понравился бы, – легкомысленно махнула рукой я.
– Красота – понятие относительное. То, что кажется красивым мне, может оттолкнуть вас.
– Миф об относительности красоты придумали дурнушки, – со смехом сказала я, – я думаю, нет ничего понятнее, чем красота. Если говорить вкратце, то красота – это большие глаза, маленький нос и большие губы. Естественно, никаких толстых щек и двойных подбородков при этом быть не должно. Я говорю о красоте лица, а не об обаянии, которое его заменяет.
Оператор Дима, молчаливой тенью шедший за нами, закашлялся.
– У самой красивой женщины, которую мне довелось встречать, были небольшие глаза, – вставил он.
– Но она же не была самой красивой женщиной на свете, – парировала я, – а мы сейчас говорим об идеальной, безусловной красоте.
Бегло осмотрев клинику, мы вернулись в кабинет ее владельца. Видеоинженер принялся меланхолично сматывать шнуры.
– Я подожду в машине, – сказал оператор Дима.
И в этот момент Ерохин выдал:
– Саша, а вам обязательно возвращаться сегодня на работу?
Я с сомнением посмотрела на Диму. Мое появление в офисе было желательным. Грушечке вздумалось провести планерку, на которую она велела явиться всем корреспондентам. С другой стороны, я сомневалась, что услышу от стервозной начальницы что-нибудь путное или хотя бы конкретное. Скорее всего, речь пойдет о стратегии программы в целом. Что она может сказать лично обо мне? Только в очередной раз отчитать меня за опоздание. А Ерохин явно собирается пригласить меня на ужин. Так что же, получается, я собираюсь проигнорировать свидание с мужчиной, который мне нравится, ради того, чтобы четверть часа послушать истошные Грушечкины вопли?! Ну не глупо ли это?
– У тебя собрание, – вежливо напомнил оператор Дима.
– Да я в любом случае не собиралась туда идти… У меня зуб болит, – привычным отточенным движением я прижала ладошку к щеке.
Дима укоризненно покачал головой и, ничего не сказав, покинул кабинет Ерохина.
ГЛАВА 9
Люблю мужчин, способных на поступки. Нет, правда. Ничего с собой поделать не могу – но эффектные жесты всегда заставляли мое вполне искушенное сердце биться чуть быстрее.
Поэтому, когда Дмитрий Ерохин жестом фокусника распахнул дверь одной из пустующих палат и я увидела унылый больничный столик на колесиках, уставленный всевозможными гастрономическими радостями, вазами с цветами и горящими свечками, я онемела от восторга. Но это только в самый первый момент. А потом, будучи девушкой прожженной, подумала: откуда же он мог заранее знать, что я ему понравлюсь? Ведь для того, чтобы организовать такой романтический ужин, нужно время. И немаленькое.
Нас ждали блюда с морепродуктами, красиво разложенными на свежих листьях салата; и сырное ассорти, и тарталетки с фруктами, и бутылка шампанского в ледяном серебряном ведерке.
Может быть, я, конечно, с годами становлюсь слишком подозрительной и циничной? Может быть, у каждого уважающего себя пластического хирурга есть заначка с деликатесами на случай, если в его кабинет вдруг заглянет симпатичная девушка? Если так, то удивляться нечему.
И все-таки…
– Какая красота! Но откуда все это? – Я обернулась к Дмитрию.
Судя по его улыбке, загадочной и немного самодовольной, он был вполне доволен произведенным впечатлением.
– Если я скажу, что это секрет, вы все равно не поверите, – наконец ответил он, – поэтому придется признаться честно. Как только наше интервью закончилось, я дал своей секретарше команду заказать в ресторане ужин и сбегать за цветами. Этим она и занималась, пока мы с вами гуляли по клинике.
Я прикусила губу. С одной стороны, приятно, конечно, получить от мужчины роскошные цветы и мидии на фарфоровой тарелочке (хотя на морепродукты у меня аллергия, к тому же я не являюсь утонченным гурманом, и куда больше радости мне принесла бы пицца размером с автомобильное колесо). С другой стороны… мне становится как-то неловко при мысли, что другая женщина выбирала для меня цветы. Нет, я ничего не имею против лилий (хотя от их навязчивого сладкого аромата у меня начинается мигрень). Наверное, я просто отстала от жизни. Уверена, что все современные, занятые, успешные бизнесмены, такие как Дмитрий Ерохин, так всегда и поступают. Он ведь хотел устроить мне сюрприз, и ему это удалось. Куда менее романтично было бы банально пригласить меня в ближайшую забегаловку (хотя я знаю замечательный китайский ресторанчик совсем недалеко отсюда).
– Почему-то, едва вас увидев, я сразу понял, что вы любите лилии, – сказал Ерохин, ловко открывая бутылку, – вы садитесь, не стесняйтесь. Вас не смущает, что мы в палате? Если хотите, можно перенести все это в мой кабинет.
– Нет-нет! – заулыбалась я.
И правда – какая мне разница, где вкушать скользкие креветки и пахучие сыры (хотя почемуто мне становится не по себе, когда я думаю, что на этой самой кровати десятки женщин страдали от мук физических и моральных, ожидая, когда же с их обновленных лиц снимут бинты).
А вот шампанское было божественным. Я такого никогда не пробовала. Я бросила беглый взгляд на бутылку – какое-то незнакомое французское название. Наверняка жутко дорогое. Я где-то читала, что дорогие вина немного пахнут погребом и пробкой. Интересно, данное замечание можно отнести и к шампанскому? Не знаю, не знаю, но от золотистого напитка в моем бокале явственно попахивало плесенью. Думаю, это свидетельствует о его благородном происхождении. Хотя, возможно, все дело в самом бокале – вдруг его вымыли полусгнившей поролоновой губкой, и поэтому от него так несет?! Эх, когда Ерохин выйдет в туалет, проведу небольшой следственный эксперимент – понюхаю сначала бутылку, потом свой бокал. А пока буду наслаждаться тонким вкусом напитка – не каждый день мне доводится отведать дорогое шампанское!
– Что-то не так? – Только я хотела с облегчением поставить опустошенный бокал на стол, как Дмитрий вновь его услужливо наполнил. – Саша, у вас такое выражение лица… Не нравится вино? Можем заказать другое.
– Нет, что вы! – горячо возразила я, не желая его расстраивать. – Это мое любимое шампанское!
Я вдруг вспомнила, что когда-то мною была прочитана (а если честно, то просто бегло просмотрена) увесистая книга о вине. Вот бы припомнить парочку эффектных фраз и блеснуть перед ним осведомленностью.
– Такое амбре… и еще… мне нравятся имбирные ноты в послевкусии! – торжествующе выпалила я.
Ха! Здорово я его разыграла! Отчетливо помню эту фразу «имбирные ноты в послевкусии», правда, в книге речь, по-моему, шла о каком-то сухом красном вине.
– Имбирные ноты? – удивился Ерохин. – Странно, не заметил. А вы хорошо разбираетесь в винах?
– Как и все журналисты, я эксперт во многих вопросах, – уклончиво ответила я.
