руке Калинин-младший держал парашют, а на другой повисла радостная Инга. Она смеялась, неестественно широко разевая рот. Явно работала на камеру. Наверное, их свежие фотографии украсят стены этого гостеприимного заведения.
– Может быть, и не придется никого бросать, – пожал плечами Денис, – ты просто скажи ему – и все. Еще неизвестно, как отреагирует на такое заявление мой сумасшедший брат.
Вот и подошла моя романтическая история к своему логическому завершению. Как всегда, на последних метрах американских горок, коими являются мои отношения с мужчинами, меня поджидал глухой тупик. Хоть лбом о стенку колотись, все равно ничего не изменится.
И самое главное – меня не изменить. Мне тридцать лет, и характер мой можно считать целиком и полностью сформировавшимся. Да, я ленива, труслива, слишком громко хохочу (особенно если смех разбирает меня в общественных местах) и люблю калорийно поесть. И если на развенчание двух последних аксиом я еще готова потратить какое-то время, то с первыми пунктами уж точно ничего не поделаешь.
Не получится из меня отважной парашютистки.
Не получится никогда.
Собравшись с духом, я подошла к Кириллу Калинину. Самое время и ему узнать о важном решении, которое я только что приняла. Наверное, я пришла не вовремя – ведь он как раз укладывал парашют Инги. Краем глаза я отметила, что эта дура все же приобрела новый серебристый купол. Даже в небе, где все равны, ей мечталось поражать чье-то воображение своей красотой и отличным вкусом.
– Кирюша!
– Сань, не видишь, занят я, – даже не подняв головы, буркнул он.
Я решила быть терпеливой.
– Мне надо с тобой поговорить.
– Прямо сейчас? А потерпеть полчасика не сможешь?
«Боюсь, через полчасика решимости у меня поубавится, – подумала я, – нет уж, или сейчас – или никогда».
– Это не займет много времени.
Он кинул беглый взгляд на часы.
– Между прочим, через три часа уже начнет темнеть. А мне еще два парашюта укладывать, Ингин и твой. Да еще в гору нам лезть. И там отдохнуть надо хоть полчасика. Времени в обрез, Кашеварова.
– Один парашют, – вздохнув, выпалила я.
– Что?
– Тебе надо уложить всего один парашют, – медленно, с расстановкой повторила я, – для Инги. Потому что я прыгать не собираюсь.
– Что? – как сломанный механизм, заладил Калинин.
– Что слышал. – Теперь, когда главное было позади, я уже так не нервничала. – Кирилл, я передумала прыгать. Мне не хочется. Не для меня все это.
Тут он наконец прекратил копошиться в куполе и недоверчиво посмотрел на меня. У него было выражение лица человека, которого разбудили в пять утра и под дулом пистолета заставили вспомнить таблицу умножения.
– Это шутка какая-то, что ли? – наконец спросил он.
– Никаких шуток, – спокойно сказала я, – финита ля комедия. Я не буду прыгать.
– Но разве ты приехала сюда не для того, чтобы прыгнуть со скалы? – раздраженно уточнил он. – Сань, я в последнее время тебя вообще не понимаю. То ты устраиваешь скандал в самолете, то в спортивном лагере наряжаешься, как исполнительница танца живота. А теперь вот это.
– Исполнительница эротических танцев в нашей компании не я! Но это не имеет отношения к делу.
– Вот-вот, – он еще раз взглянул на часы, а потом нервно воззрился на парашют, который в разобранном виде больше напоминал груду нестираных тряпок. – И твои отношения с Ингой. Она мне уже сто раз жаловалась, я просто тебе не говорил. Как тебе не стыдно ее травить?
– Я? – От возмущения мой голос стал тонким, как у оперного кастрата. – Я? Травлю?! Ингу?! Да эта пиранья сама кого хочешь отравит. Своей ядовитой слюной. А ты, Кирюша, дальше своего носа не видишь. Иначе бы заметил все это и сам.
– Ладно, оставим эти бабские разборки, – брезгливо поморщился он, – чего-то я не понял насчет твоего прыжка. Это тоже из-за Инги?
– Да при чем тут твоя драгоценная Инга! – я успела забыть о данном себе же самой обещании ни в коем случае не повышать на него голос. Он-то, в конце концов, ни в чем не виноват. – Это из-за меня! Ладно, Кирилл. Не будем ссориться. Я тебе все сказала, надеюсь, до тебя дошло.
– Так это правда, что ли? – наконец сообразил он.
Я почувствовала, как мои глаза наполняются едкими слезами. У меня с детства такая проблема – я не умею говорить людям «нет». Особенно если речь идет о любимых людях. В тот момент у Кирилла Калинина было такое лицо – обиженное, недоверчивое, расстроенное, – что я чуть было быстренько не переиграла обратно. Ну что мне в конце концов стоит помучиться пару десятков секунд, тем более что я столько раз с пронзительным визгом бросалась в пугающую пропасть. И все ради него, ради Калинина моего синеглазого.
Встряхнув головой, я решительно прогнала остатки сентиментальности. Нет уж. Я приняла решение, и раз Кирилл Калинин считает себя моим любимым мужчиной, то он должен это решение уважать. Я бы прыгнула со скалы, честное слово, прыгнула бы, если бы это было однократное действие. Но он же никогда не успокоится, никогда. Если я прямо сейчас не остановлю это безобразие, то все закончится тем, что у меня случится нервный срыв.
Ну какая из меня, скажите на милость, парашютистка?!
И я ответила:
– Да, это правда. Я больше не хочу прыгать с парашютом. И не буду. Никогда.
И вот спустя полчаса Инга и мой Калинин с парашютами за спиной попрощались с нами и полезли вверх по тропинке в гору. Ну а мы с Денисом остались дожидаться их на пыльной обочине. Бок о бок сидели мы на стареньком пластиковом чемодане, который гостеприимно выдал нам Марио. Почему он пожалел для нас стулья – лично для меня этот вопрос до сих пор остается загадкой. Все равно же в баре никого не было, вся мебель соответственно пустовала.
Наверное, хозяин таверны решил таким незамысловатым способом высказать свое к нам неуважение. Удобные посадочные места, мол, предназначены только для парашютистов, а трусливые рохли могут и на подручных средствах примоститься.
– Хорошо еще, что он не предложил нам напиться из собачьей миски!
– Саша, почему ты все так драматизируешь? – Денис успокаивающе хлопнул меня по коленке. Кстати, несмотря на излишнюю полноту моего вынужденного спутника, его руки вовсе не были толстыми. Но это так, ничего не значащее замечание.
– Нельзя быть такой нервной и ранимой. Он ведь и чемодан мог нам не дать.
– И все равно я не привыкла, чтобы со мной так обращались, – буркнула я. – Стоило брать отпуск, ехать за тридевять земель, чтобы наткнуться на типично московское хамство.
– Прекрати. Ты просто расстроилась из-за всей этой истории. И ничего поделать с этим нельзя.
– Спасибо, утешил, – всплеснула руками я, – хорошо, когда рядом есть настоящие друзья, которые в трудную минуту способны подобрать правильные слова.
Я изо всех сил старалась выглядеть спокойной, мне даже удавалось шутить. Но внутри все кипело! Я никак не могла забыть, в какую презрительную ухмылку сложились насквозь знакомые губы Кирилла, когда я объявила ему, что намерена завязывать с прыжками. Как холодно сказал он мне: «Ну и ладно», как повернулся ко мне спиной и хладнокровно сложил парашют, принадлежащий – черт бы ее побрал! – Инге. И как я смотрела на их бодро удаляющиеся спины в надежде, что сейчас, вот сейчас Калинин обернется, и на лице его будет знакомая полуулыбка, он махнет мне рукой и прокричит: «Не переживай, Кашеварова, прорвемся!» Но ничего подобного не произошло.
Он просто ушел.
Ушел и все тут.
