Может, это сама Митта писала под диктовку Уршулы?
И дальше:
«Выручай нас, Франек, да поскорее, потому что паночка Митта уже совсем не в себе! Патер Арнольд, что ездит сюда, каждый раз ей какое-то зелье дает… Она уже и памяти и слов решилась, приезжай поскорее! Любящая тебя и верная тебе по гроб жизни Уршула».
Нет, это, конечно, писала не Митта… Збигнев почувствовал, как остановилось его сердце, а потом забилось так, точно хотело раздвинуть ребра и вырваться наружу.
«Бедная, бедная Митта! А пан профессор? Как жалко и безвестно закончилась его жизнь!.. А этот предатель и убийца – патер Арнольд!.. Правду он сказал: „Господь видит, как огорчает меня, Збигнев, твое неумение разбираться в людях!“ Но, пан Арнольд, если уж я разберусь, то разберусь! Не поздоровится вам, ваше преподобие!»
– Слушай, Франц, – сказал Збигнев решительно, – девушка эта, Митта, дорога мне, как не знаю кто… Дороже жизни… Это невеста моего друга… Надо и ее и Уршулу вырвать из когтей этих монахов и монахинь! Пся крев, а еще служителями господними называются! – Тут юноша добавил словечко, совсем не подходящее ученому бакалавру. – Придется хорошенько обдумать, как нам дальше действовать… Скажи, где мне тебя увидеть, а об остальном договоримся. И еды я тебе целый куль притащу!
– Видите, следы ведут в лес? – показал рукой Франц. – А там, дальше, обрываются… Ступайте по этим следам, пройдете расщепленную ель, сугроб, дойдете до лесной прогалинки, а затем возвращайтесь к ели пятками вперед… Я эту хитрость от опытных людей знаю… Там, в сугробе под елью, я вырыл себе нору и живу в ней наподобие дикого зверя. Да вот весна идет, плохо, негде прятаться…
– Припрячем тебя, – сказал Збигнев уверенно и, попрощавшись, свернул к монастырю.
– Если бы панич раздобыл пару пистолетов да хорошую саблю, было бы неплохо! – крикнул Франц ему вдогонку.
Глава вторая
ВТОРОЕ РОЖДЕНИЕ
В полном смятении чувств возвращался Збигнев в обитель. У ворот ему встретился не менее смятенный Пшепрашем.
– Пан бакалавр, – сказал он испуганно, – пшепрашем, но отцу Флориану очень плохо… Умрет не сегодня – завтра…
– Что ты говоришь? Откуда ты это взял? Был у него врач?
– У него два часа подряд шла горлом кровь, – ответил дрожащим голосом Пшепрашем. – Я сам вынес два полных таза – точно борова кололи! Отец Клементий, опытный во врачевании, сказал, что отец Флориан выкашливает последнее легкое… Отец Клементий сказал еще, что отец Флориан родом из теплой Италии и что здесь жить ему вредно… Сейчас он все время глотает лед.
– Но ведь он давно уже кашляет кровью, – цепляясь за слабую надежду, возразил Збигнев. – Почему же вы решили, что не сегодня – завтра ему конец?
Пшепрашем осторожно огляделся по сторонам.
– Отец Арнольд сегодня собрался совсем от нас уезжать, но, как случилась эта беда, – зашептал он, – он остался… Он ведь будет давать последнее отпущение грехов отцу Флориану… Сейчас отец Арнольд со служкой отправился в женский монастырь, привезет оттуда монстранц.[53] Но монастырь далеко отсюда, и не знаю, вернется ли он вовремя… Я хочу сказать – при жизни отца Флориана…
Не задумываясь над тем, не побеспокоит ли он умирающего, Збигнев ворвался к нему в келью.
Отец Флориан лежал на постели, может быть, несколько бледнее обычного, но спокойный, как всегда. Он повернул голову к юноше и слабо улыбнулся.
– Пришел все-таки? А я уж думал, что патер Арнольд запретил тебе меня навещать…
Стыд, жалость, тревога и – юноша не мог ничего с собой поделать – любовь к больному попеременно отразились на его лице.
Упав на колени перед постелью отца Флориана, Збигнев прижал к губам его горячую руку.
– Осторожнее, сын мой, близкое общение с такими больными, как я, может тебе повредить… – Флориан улыбнулся своей прежней насмешливой улыбкой. – Разве не говорил тебе об этом высокочтимый патер Арнольд? Я понимаю, что он имел в виду другой вред, но говорил он тебе об этом?
Збигнев, не отвечая, спрятал лицо в ладони.
– Можно ли мне рассказать вам о том, что меня тревожит? – спросил он минуту спустя. – Или это вас очень обеспокоит?
Отец Флориан улыбнулся наивному эгоизму юноши. Невольно он вспомнил другого юношу-поляка, такого же примерно возраста, которого он принимал у себя в роскошном палаццо в Риме. Тот был так же горяч, может быть, так же опрометчив, но ко всему он был еще и самоотвержен и мало думал о себе.
– Я слушаю тебя, сын мой, – ответил он спокойно. – Мне уже ничто не может ни повредить, ни помочь, а ты молод, полон сил и нуждаешься в руководстве… Боюсь только, что патер Арнольд отдерет тебя за уши, когда узнает, что ты зашел ко мне!
– А его и нет в монастыре, – поспешил ответить Збигнев, и лицо этого просвещенного бакалавра сейчас точь-в-точь походило на физиономию напроказившего и ожидающего наказания школяра.
Так с грустной улыбкой подумал отец Флориан, но уже следующая фраза Збигнева заставила монаха изменить мнение о юноше.
– Произошли события, – продолжал молодой бакалавр, – которые принудили меня в корне изменить отношение к моему наставнику. Я убедился, что это отнюдь не человек святой жизни, как я предполагал. Патер Арнольд способен на обман, измену и даже… на убийство!
